— Нет! — зло закричала вслух Патриция, вскакивая с кровати. — Я не позволю ему сделать из себя проститутку!
Она стала расхаживать по комнате, напряженно думая, как ей жить дальше. Нет! Даже если она будет умирать от голода, она не станет делить постель с другими мужчинами.
Но свою любовь к этому подлому и жестокому человеку ей необходимо скрывать, — нельзя показывать ему, что близость с ним для нее ни с чем не сравнимое наслаждение. Иначе он сделает ее полной рабыней своих желаний и прихотей, готовой, ради наслаждения, на все, только бы получить удовольствие. Нет, она никогда не позволит себе так низко пасть!
Патриция так глубоко ушла в свои мысли, что не сразу услышала слабый стук в дверь. Стучавший человек, не дождавшись ответа, осторожно приоткрыл дверь.
— Мисс Патриция! — раздался женский голос, и одновременно в дверь просунулась темная голова.
Патриция взглянула и глазам своим не поверила.
— Мэй? — изумленно спросила она.
— Да, мэм, — ответила та и с приветливой улыбкой на лице вошла в комнату.
— Мэй! Что ты здесь делаешь?
— Я пришла вам помогать, если вы нуждаетесь во мне.
— А как моя мама? Что там дома? — спросила Патриция.
Мэй только пожала плечами.
— Янки объявили об отмене рабства. Мне объяснили, что я могу уйти так же, как ушли от своих хозяев другие негры. По правде сказать, я не захотела оставаться с вашей матушкой. Но уходить куда-то, прежде чем не найду вас и не поговорю с вами, я не стала. Я хочу сказать, мисс Патриция, что вы поступили очень правильно, благородно, когда спасли Федерико жизнь.
Патриция порывисто бросилась к своей служанке и крепко обняла ее.
— Спасибо тебе, Мэй! Ты даже не представляешь, как я ждала этих слов от своих родных и знакомых, — она отпустила Мэй и отошла в сторону. — Я так благодарна тебе, что ты нашла меня здесь. Мне бы очень хотелось, чтобы ты осталась со мной.
Патриция еще раз крепко обняла Мэй. Присутствие Мэй будет для нее большой поддержкой, буфером, смягчающим ее столкновение с этим совершенно чужим ей миром, в котором она оказалась. Теперь Патриция не будет чувствовать себя отрезанной от своего прошлого.
Эмиль заявился домой только вечером, весело насвистывая. Под мышкой он нес подарок для Патриции.
То, как она вчера ночью откликнулась на его любовь, вселило в него надежду наладить отношения между ними, несмотря на то, что он сделал, и несмотря на ее любовь к проклятому Фурье.
Патриция в кухне хлопотала над ужином, и Эмиль решил отложить вручение подарка до более подходящего момента. Пожалуй, это лучше сделать после ужина, в спальне, когда они останутся наедине.
Так он и сделал. Когда они поднялись в спальню, Эмиль протянул Патриции пакет, который та неохотно взяла.
— Что это? — спросила она без интереса.
— Подарок тебе, глупая девчонка, — не обращая внимания на ее тон, ответил Эмиль.
Патриция внимательно посмотрела на него и развернула сверток. Там оказался чудесный отрез на платье голубого цвета с узором в виде павлиньего хвоста. От подарка невозможно было отвести глаз. Патриция бережно развернула ткань и приложила ее к своей щеке, а затем прикинула на себя.
— Замечательно! — прошептала она. — Подумать только — какое прекрасное платье получится! — Патриция, как и другие женщины Юга, из-за блокады давно не имела возможности сшить себе новое платье.
С горящими от восторга глазами она подбежала к зеркалу, что висело над комодом, и посмотрелась в него, приложив к себе ткань. О, какое прекрасное выйдет платье! Этот цвет — ее любимый, он так хорошо подходит к ее черным волосам и подчеркивает белизну кожи. Ткань оттеняла также ее глаза, делая их еще более выразительными и красивыми.
— О, Эмиль! — впервые она обратилась к нему приветливо. — Спасибо тебе. Материя просто великолепна. Мне будут завидовать все женщины в Новом Орлеане. Это первое платье, что…
Она не договорила. Она вдруг все поняла… Новое платье… Нет, ей не будут завидовать женщины Нового Орлеана, они будут презирать ее. Ведь даже теперь, когда была снята блокада и торговля немного восстановилась, никто в городе не смог бы купить себе такой шикарный отрез материи — только янки. И если женщина появится в таком наряде, все скажут, что она — любовница янки!
На глаза Патриции набежали слезы. Она отложила в сторону подарок. Ей вдруг стало все ясно. Это был особого рода подарок, подарок, который обычно мужчина дарит своей любовнице взамен на ее милости. Прими она этот подарок, и все еще раз убедятся, что она проститутка и предательница. Этот подарок — доказательство ее позора.
Она покраснела и бросила сверток на кровать.
— Отдай это какой-нибудь из своих девиц. Он мне не нужен! — крикнула разгневанная Патриция.
Этот резкий отказ, хотя только что она была в полном восторге, ошеломил Эмиля. Он почувствовал себя так, как будто получил пощечину.
— Что с тобой? — спросил Эмиль удивленно.
— Я продала тебе свою душу за жизнь Федерико. Но за подарки янки-грабителя я не продаюсь!
Эмиль разозлился.
— О, господи! Ты лживая, ничтожная, подлая самка! — закричал он на нее и, подбежав к ней, грубо схватил ее за руку, впиваясь своими ногтями в ее нежную кожу. — Тогда что за спектакль ты устроила прошлой ночью? Ведь я был тебе желанен, и тебе очень хотелось близости со мной?! Или не так все это было? Может, у тебя хватит совести сказать, что ты выкрикивала мое имя только из-за того, чтобы спасти Федерико? — злобно кричал он.
— Отойди от меня! — потребовала Патриция.
— Не отойду! Не отойду до тех пор, пока ты не признаешь, что жаждешь меня так же, как я тебя! — сказал он.
— Никогда! — прошипела Патриция и гордо вскинула голову.
Он грубо прижал ее к себе и сильно поцеловал, запрокинув ей голову.
Она поняла, что, целуя ее, он опять пытается одержать победу, используя ее чувства. Он больно ухватил ее одной рукой за волосы, а другой — за талию, а потом склонился над нею и стал целовать ее шею и грудь.
— Нет, Эмиль! Заклинаю тебя! Остановись! Ты задушишь меня. Я не могу дышать, — едва смогла произнести Патриция.
Он поднял свою голову и заглянул ей в глаза.
— Признайся! Скажи! Скажи, что ты хочешь меня!
— Нет! — ответила она.
Эмиль вновь нагнулся к ней и грубо поцеловал ее. Затем он поднял ее и понес к кровати. Подойдя к кровати, Эмиль бросил Патрицию на середину ложа, прямо на голубую, сияющую павлиньими узорами, ткань, и сам улегся рядом.
Он начал расстегивать ее одежду. Но сейчас он действовал не грубо, напротив, его руки нежно перебирали пуговицы и так же нежно касались ее обнаженного тела. Эмиль искусно ласкал ее грудь, живот и бедра, щекотал языком ее тугие, темно-коричневые соски. Он был таким искушенным любовником, что опять завладел каждой клеточкой ее тела. И она ничего не могла с собою поделать.
Патриция, пытаясь не выдавать своих чувств, закусила губу. Когда же, наконец, он вошел в нее, ей стоило большого труда сдержать крик — так хотело этого ее тело! Это было дивное чувство, но она знала, что дальше будет поистине райское блаженство, и стала отвечать на его ритмичные движения. Волна экстаза накрыла ее, и она, вздрогнув, уже не смогла сдержать крик!
Когда страсти улеглись, он, лежа рядом, заглянул ей в глаза и спросил:
— Ты все еще будешь отрицать, что любишь меня?!
Патриция беспомощно качнула головой, и слезы покатились из ее глаз. «Он прав», — думала она.
На следующее утро Эмиль проснулся рано. Его мучили угрызения совести. Будь проклят его характер! Он любил Патрицию, любил силу ее духа и воли. Однако сам делал все, чтобы сломить эту юлю, подчинив ее своей. Кроме того, он вел себя, как необузданное грубое животное по отношению к ней, и все из-за того, что она не любила его. Бог свидетель тому, что при таком отношении нельзя было ждать ответной любви. Это Эмиль прекрасно понимал. Но его продолжала терзать ревность. Его сердце было изранено и нервы напряжены до предела. Стоило ему только подумать о другом мужчине, как у него начинался дикий приступ ревности. Он был человеком с твердым характером, умел контролировать свои эмоции. Но как только Патриция бросала в его сторону презрительные взгляды, он сходил с ума от ревности, начинал говорить и делать гадости, чтобы причинить ей ответную боль.
— Бедная моя любовь! — Эмиль приподнялся на локоть и посмотрел на Патрицию. Она лежала, свернувшись калачиком. Волосы ее разметались в разные стороны. Эмиль улыбнулся и осторожно убрал пряди волос с ее лица. Боже! Как он любил ее! Он знал, что убьет всякого человека, кто обидит ее, и сам же обижал больше всех. Он не мог понять — то ли это было в его, Шэффера, характере, то ли в нем говорили гнев и ревность. Неужели и его отец обращался так же с его матерью, как он обращается сейчас с Патрицией? Впечатления детства — отношения отца и матери, ее неверность, их расставание — в них он искал аналогии со своими отношениями с Патрицией. И так же, как подростком, он страдал и ненавидел.
Эмиль ненавидел себя за те унижения, которым он подвергал Патрицию, но был так же уверен в том, что, скорее, руку себе отрежет, чем отпустит ее от себя.
Когда Патриция проснулась, Эмиля уже не было. Она зарделась от стыда, вспомнив прошлую ночь и то, как она отвечала на его ласки. Ей стало очень стыдно. Прекрасная голубая ткань с сияющими, как павлиний хвост, узорами валялась, скомканная, на полу. Патриция подняла ее и с отвращением швырнула на кровать. Но потом вдруг ее осенила хорошая мысль. Она улыбнулась про себя, взяла ткань, бережно свернула ее, разыскала Мэй и отдала негритянке.
Мэй глазам своим не поверила. Сначала она отказалась принять такой дорогой подарок, но Патриция настояла на своем, и служанка согласилась.
Эмиль не пришел на ночь домой, и Патриции вдруг стало страшно. А что если он так рассердился на нее, что не вернется совсем? Как ей тогда быть?
Он вернулся на следующий день вечером, и Патриция с облегчением вздохнула, стараясь, тем не менее, не подавать вида, что была очень расстроена его отсутствием.