Аден ответила на стук своей подруги. Она перевела взгляд с Пиры на фальконера и одобрительно кивнула.
— Прекрасно. Я сама бы утром послала за тобой, птичий воин, но так, вероятно, лучше. Заходи.
— Леди крепости, наверно, захочет поговорить с ним наедине, — сразу же сообразила Пира. — Дела Морской Крепости нас не касаются.
Целительница Лормта поколебалась, потом сдалась.
— Ты права. Хорошо, птичий воин, но предупреди ее, что у вас только несколько минут. Она еще не в состоянии по-настоящему заниматься делами.
Когда капитан вошел в слабо освещенную комнату, в которой лежала леди долины, у него гулко стучало сердце.
Он остановился у двери. Уна сидела, опираясь на подушки. Она была очень бледна и так похудела, что ее изумрудные глаза казались огромными. Но, увидя его, она ослепительно улыбнулась.
— Тарлах, — прошептала Уна.
Он двумя шагами приблизился к постели и сел на стул, стараясь не касаться женщины, чтобы не повредить ей. Прикоснулся пальцами к ее прекрасной щеке и отвел их.
— Мне так много хотелось тебе сказать, — хрипло произнес он, — а теперь я не нахожу слов.
— Слова не нужны. Пира рассказала мне, что ты сделал для меня. — Она смотрела ему в лицо, вернее на ту часть, которая видна из-под шлема: он не решался снять его, опасаясь появления целительниц. Даже и так заметно было, как он осунулся, и у Уны сжалось сердце: ведь она виновата в этом.
«Но это в прошлом, — убеждала она себя, — сейчас Тарлах здоров». И Уна испытала новый страх. Она не одна могла пострадать тогда от камня.
— Был ли еще кто-нибудь ранен? — с тревогой спросила она.
— Нет. Кроме тебя, всем остальным повезло.
— Как Брейвери?
— Очень скучает по тебе. Не хотела даже присесть, пока я не достал из седельной сумки твое платье и не постелил ей. Твой запах успокоил ее.
— Бедняжка!
— Но сейчас она устроилась хорошо. Бросающего Вызов Буре тут побаиваются, а она со всеми перезнакомилась и подружилась.
Женщина кивнула. Так и должно быть. Брейвери — спокойная кошка, она всегда рада вниманию и должна понравиться и престарелым ученым Лормта, и их молодым помощникам.
Тарлах улыбнулся.
— Большинство, я думаю, хотели бы предостеречь Брейвери от моего общества. — Он негромко рассмеялся, видя, как омрачилось ее лицо. — Вряд ли кто-нибудь считает меня очень плохим, просто я для них слишком свиреп. Теперь, когда ты к нам вернулась, ей, вероятно, позволят проводить часть дня здесь.
— Очень хочу этого! — Уна поудобнее устроилась на подушках. — Как продвигается твой поиск?
— Я еще не возобновил его. — Видя, что она нахмурилась, он поторопился добавить: — Первые сутки я проспал, а потом был занят со своими товарищами. Они недавно уехали.
— Ваши фальконерские обычаи обременительны для старших офицеров, — сухо заметила она.
— Иногда, — признал он, — хотя в данном случае я был рад, что у меня есть чем заняться.
— Наверно, хорошо, что ты задержался. Теперь я смогу помогать тебе, как мы и планировали.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Женщина, ты в своем уме? Неужели ты воображаешь, что я позволю…
— Я могу читать в постели не хуже, чем за столом, и мне станет лучше, когда появится конкретное дело. Лежать и бездельничать, раздражаясь — это не принесет мне пользы.
— Посмотрим, что скажут твои целительницы.
Уна из Морской Крепости рассмеялась.
— Это, птичий воин, трусливое бегство!
Он собирался ответить, но ему помешал стук в дверь. Повернувшись, Тарлах увидел, что в комнату вошла женщина, которая боролась за жизнь Уны.
— Прости, миледи, — прервала их беседу Аден, всматриваясь в лицо пациентки, не переутомилась ли она, — но теперь ты должна отдохнуть. Тебе нельзя переутомляться.
Тарлах встал и, отдав владелице долины полагающееся приветствие, вышел из комнаты с легким сердцем.
Глава четвертая
Фальконер вскоре после рассвета направился в читальный зал, который указала Аден. Несмотря на то, что оба не спали всю ночь, Аден была уже там.
Эта комната напоминала многие другие такие же — и не только в зданиях Лормта, но и в его толстых стенах. В центре несколько прямоугольных столов, достаточно больших; чтобы на них помещались огромные тома, свитки и материал, необходимый для их копирования или ремонта. Стулья удобные, они сконструированы так, чтобы на них можно было, не уставая, проводить долгие часы. Свет проходил через длинные узкие окна в правой стене, а также горели свечи в многочисленных тяжелых широких подсвечниках: такие подсвечники трудно случайно уронить или пролить с них воск на драгоценные рукописи.
Вдоль стен от пола до потолка устроены полки с рядами книг и свитков. Некоторые тома переплетены в яркую новую кожу, другие свидетельствовали о глубокой древности.
Тарлах в отчаянии покачал головой. Это всего лишь одна комната, да и предназначенная для работы в ней людей, а не как книгохранилище. Как много материалов, как много знаний на самом деле хранится в Лормте? Видя это, Тарлах вполне осознал слова Квена о том, что его люди даже не каталогизировали все, чем владеют, особенно те записи, которые обнаружились после Поворота. Забота о сохранности рукописей занимает большую часть времени ученых, тех, кто может внести свой вклад в дела общины. Не все на это способны. Возраст в большей или меньшей степени сказывается на уме и возможностях самых пожилых. К ним относятся с уважением и добротой, поручают легкие дела, чтобы они не считали себя бесполезными, но в действительности они мало чем способны помочь товарищам.
Этот зал посещается часто, и потому в нем относительно мало пыли и признаков заброшенности, которые видны в других уголках Лормта.
Целительница уже выложила на стол, возле которого стояла, когда вошел Тарлах, несколько томов. Были на столе и бумага и другие материалы для письма.
Аден указала на стол.
— Кроме тех свитков, которые я дала тебе вчера — это все недавно сделанные копии, — остальное должно оставаться здесь. Некоторые из этих книг такие старые и хрупкие, что мы сами боимся их трогать.
— Понятно.
— Это подлинные записи фальконеров. У нас мало подобных, и когда просмотришь это, придется искать лишь случайные упоминания и обрывки сведений. — Она внимательно смотрела на Тарлаха. — Ты не один интересуешься этими записями. Когда леди Уна достаточно поправится, чтобы не нуждаться в постоянном присмотре, записями займется Пира. Мы не хотим никаких неприятностей из-за этого.
— Никаких неприятностей не будет, — пообещал наемник.
Он уже собрался отвернуться, но остановило любопытство. Тарлах продолжал смотреть на Аден.
— Почему она интересуется записями о фальконерах? И почему именно она их хранительница? Мне казалось, что хранителем истории народа-воина скорее мог бы стать Дуратан или кто-то похожий на него.
Аден улыбнулась.
— Писарь из вашего народа, который сделал эти записи, был целителем. Я нашла этот клад несколько лет назад и сама его изучала. Искала другие подобные, но, к сожалению, безуспешно. В них много сведений о лечении, которого мы раньше не знали.
Тарлах серьезно смотрел на женщину.
— То, что я прочла, помогло мне заставить снова действовать легкие моего брата, когда прошлой весной я спасла его из западни Тьмы. Я могла бы в случае необходимости оживить и его сердце.
Видя, что он заинтересовался, она описала лечение и средства, с помощью которых Джерро был возвращен к жизни.
Тарлах молчал несколько секунд.
— К нашему стыду, мы сами забыли об этом, — горько сказал он наконец. — Прежде чем я начну свою работу, не покажешь ли, как помогать восстановлению легких? Если мы будем обладать этими знаниями, каждый год или даже каждый месяц можно будет вырывать жизни из объятий Мрачного Командующего.
Аден посмотрела на него, удивленная признанием превосходства ее знаний. Даже среди своего народа, хорошо знавшего ее умение и искусство, не часто встречала она такое отношение и надеялась только спустя много лет после практики и опыта приобрести достаточное уважение к своему делу. Как ученый, она никогда не получит признания за стенами Лормта.
— Я с радостью научу тебя, птичий воин. Давай подождем, пока я позову Джерро в качестве нашего предполагаемого пациента. Это довольно болезненный процесс, а у здешних моих друзей слишком хрупкие и старые ребра.
Время в Лормте проходит медленно, но приятно. Выздоровление Уны, начавшись, шло поразительно быстро, учитывая серьезность ран. Тем не менее прошло утомительно много дней, прежде чем она смогла вставать с постели, и еще больше до того, как она вышла за толстые стены лазарета.
Началась зима, но ее прикосновение было еще поверхностным, и даже самые престарелые и ослабевшие жители Лормта редко из-за непогоды оставались в своих комнатах. Как только целительницы подтвердили, что женщина из долины может ездить верхом, Тарлах предложил ей осмотреть окрестности. Когда зима наступит по-настоящему, у них не будет такой возможности, а им обоим нужно оторваться от тусклых переходов и пыльных книг.
Нужно было также развеяться от разочарования. Хозяева говорили правду: в Лормте действительно было очень мало сведений о фальконерах, да и те в основном об их методах лечения. Тарлах и Уна потратили немало времени на изучение этих записей, потому что очень многие рецепты и способы лечения фальконеры забыли, а Уна вообще никогда не знала. Особенно полезными оказались методы лечения легких и сердца, и оба они не только их записали, но и запомнили.
С самого начала Уна работала, помогая Тарлаху. Вначале, не вставая с постели, потом в зале рядом с ним и оказалась очень искусной в поисках информации в самых маловероятных местах. Но все равно узнали они немного, и почти ничего нельзя было использовать для помощи фальконеру. «По-видимому, — время от времени с растущим унынием думал Тарлах, — предание о том, что записи о временах до рабства у Джонкары и во время этого рабства были спрятаны в тогда еще молодом хранилище Лормта, оказалось неподтвержденной легендой».