й.
Уна пришла к столу последней. Здесь был старый ученый, а вместе с ним Аден, Дуратан и два относительно молодых человека, которые проявляли серьезный интерес к поискам. Присутствовали также Пира и Джерро, который не выезжал сегодня из Лормта для охоты на свору убийц. Уна уже знала, что он так часто посещает Лормт, что более или менее считается членом общины.
Хотя ни она, ни сокол, которого она прихватила с собой, не очень интересовались едой или разговором, Уна постаралась поддерживать беседу, которая касалась не только планов ее друга, но и ее самой, а также истории Морской Крепости. Собравшиеся очень внимательно выслушали рассказ о ее приключениях и о том, что делали нанятые ею солдаты без девиза.
Тем временем солнце зашло. Неожиданно Уну охватил такой ужас, что она вскочила. Сердце ее бешено заколотилось. Чисто инстинктивно она стиснула зубы, чтобы не закричать. Одновременно боевой клич сокола подсказал ей, каков источник страха.
— Мне нужно ехать! Капитан в опасности!
Но возбуждение, охватившее ее и боевую птицу, поразительно быстро схлынуло. Квен стальной хваткой сжал ее руку.
— Подумай, дитя! — успокаивал он. — Куда ты поедешь? Что случилось с твоим другом? Он ранен? Жив ли вообще? Ты получила предупреждение и каким-то образом можешь с ним общаться. Что ты узнала?
Уна заставила себя успокоиться.
— Он жив, иначе сокол тоже был бы поражен. Самец сокола ненадолго переживает смерть фальконера.
— А птица знает, где капитан? — быстро спросил Квен.
— Нет, но может отыскать его. Я должна идти! Я уже говорила, как обязана этому человеку, помимо тех услуг, которые он оказал мне. Я не могу позволить ему умереть или страдать в одиночку. Нужно помочь ему!
— Я поеду с тобой, — отозвалась Пира. — Может опять понадобится мой лук, если не искусство целительницы.
— Я тоже, — подхватил Джерро тоном, который свидетельствовал, что он не примет отказа.
Его сестра хотела также предложить свою помощь, но сдержалась.
— С вами уже есть два целителя. Я подниму людей в Лормте и по соседству, и утром мы начнем более широкий поиск. Все вместе мы сумеем найти твоего друга, если позволит Янтарная Леди.
Уна из Морской Крепости держала в руках повод своего Орла. Они медленно продвигались вперед. После первого приступа страха, после того, как Бросающий Вызов Буре установил связь с Тарлахом и с нею, эта связь исчезла или настолько ослабла, что была почти неощутима. Приходилось ощупью пробираться по крутому склону, надеясь, что этот хрупкий контакт не прервется совсем.
Постепенно птица утрачивала эту таинственную связь, и только совместные усилия сокола, Уны и кошки позволяли снова ее уловить, но продвижение все больше замедлялась.
Небольшой отряд ехал в ночи осторожно и напряженно, все молчали, опасаясь, что шум отвлечет внимание тех, кто отыскивает след пропавшего воина.
Через час после полуночи Уна неожиданно выпрямилась в седле, ее товарищи животные тоже насторожились. Страх! Снова ее охватил ужас, еще более сильный.
Но он прошел, как и первое послание фальконера, и Уна заставила себя подавить собственный страх. Тарлах все еще жив, он вполне отдает отчет в происходящем и своем окружении, но он в трудном положении.
Она рассказала о своем втором контакте, снова скрыв его природу, и сосредоточилась на предстоящей задаче. Лицо ее побледнело и осунулось. Она ужасно боялась, ее охватила уверенность, что ее лорду грозит страшная опасность, но она поклялась про себя, что найдет командира наемников, и найдет вовремя, как бы далеко он ни ушел.
Глава девятая
Тарлах не уснул снова. Он спокойно ждал в кажущейся вечной черноте, пока не осветился восточный край горизонта.
Прошло некоторое время, прежде чем начало светать, и наконец сероватый луч прорезал темноту.
Как только он пробился в темницу воина, Тарлах вскочил. Перед ним вполне реальная задача, реальная, как голод и ограниченный запас воды.
Самая большая опасность — недостаток воды. Когда она кончится, Тарлах долго не протянет. Его способность работать продержится еще несколько часов после этого, и тогда ему останется выбирать между милосердной смертью от кинжала и долгой агонией. Сама смерть в таком случае кажется несомненной.
Однако Тарлах выпил почти весь свой запас воды и немного поел. Предстоящая работа требует большой сосредоточенности и осторожности, точности движений. Обезвоживание способно коварно сказаться и на том и на другом.
Оставалось подняться примерно на четверть груды. Фальконер начал работу немедленно, зная, что она будет тяжелой и займет немало времени. А потом только нужно будет осторожно раскапывать корку потолка.
С обломками справляться было не труднее, чем накануне. Груда немного осела, часть пропитывавшей ее влаги испарилась, Тарлаху приходилось все больше опираться на предательскую поверхность.
Тем не менее он продвигался довольно быстро. Ужасный цепенящий страх исчез, и Тарлах лучше владел собой — и физически, и умственно.
К тому же и работал он с большей сноровкой. Вчерашний день его многому научил, и он не повторял сделанных ошибок.
Этим утром ему везло. Неизбежных ошибок и случайностей было немного, и ни одна не вызвала серьезной задержки. Работа была тяжелой и неприятной, но он продолжал трудиться и примерно к полудню добрался до крыши.
Здесь фальконер передохнул, сделал первый большой перерыв после начала работы.
Он прислонился к стене и закрыл горящие глаза. Ему хотелось расслабиться, полностью забыть об усталости. Он не поверил бы, что возможна такая боль в теле.
Все больше хотелось пить. Он вздохнул и потянулся к своему ничтожно малому запасу воды. Сколько ни думай над трудностями, меньше их не станет.
Он потряс фляжку и с сознательной безрассудностью выпил половину оставшейся воды. Если удастся выбраться, на поверхности много питьевой воды. Если не удастся… В любом случае дальнейшее сбережение крошечного запаса питья бессмысленно.
Тарлах несколько минут смотрел на пробку из земли, которую называл крышей, смотрел неподвижно.
Он боялся ее, боялся, что малейшая ошибка, малейшее недоброжелательство судьбы принесут с собой не задержку, а неминуемую смерть.
Но оставаться здесь — это тоже смерть, и потому Тарлах заставил себя подняться на груду. Наконец он оказался в месте, где можно было начинать следующую работу.
Но прежде чем взяться за свои орудия труда, он внимательно осмотрел крышу, стараясь спланировать свои действия. Только чудо спасет его, если он начнет копать бездумно и беспорядочно.
Под ним груда камней и гравия. Над ним кора, такая же, как та, что подалась под его тяжестью вчера. Сзади камень самой пещеры.
Он должен добраться до этого каменного края отверстия, но прямо с этого места сделать это невозможно. Импровизированная лестница на груде обломков нигде не приближалась к стене.
Совершенно непрактично копать кору и потом пытаться выползти. Гравий снова не выдержит его веса, и Тарлах опять упадет, как накануне.
Он покачал головой. Чтобы спастись, он должен найти относительно устойчивое и надежное место и оттуда прыгнуть к камню.
Прыжок должен быть огромным и решающим, потому что от него зависит жизнь, но выполнить его вполне возможно. Тарлах знал, что в прошлом не раз совершал такие прыжки, даже не задумываясь.
Работа продвигалась очень медленно. Вероятно, можно было бы действовать и побыстрее: груда слежалась и держалась достаточно прочно, но Тарлах зашел уже так далеко и ценой таких усилий, что не хотел рисковать всем ради нескольких минут.
Осторожно, бесконечно осторожно скреб он почву, пока наконец последний слой не раскрошился под его легкими ударами и над головой показалось голубое небо.
В тот же момент Тарлах вскрикнул и закрыл глаза руками от яркого света. Согнулся, пряча лицо, пока не прекратились слезы. Потихоньку он подпускал свет все ближе к глазам, давая им возможность постепенно привыкнуть к ослепительному сиянию.
Он попытался представить, что произошло бы с ним, если бы все эти часы он находился в полной темноте, и только покачал головой. Вероятно, ослеп бы, пусть даже временно.
Когда Тарлах смог наконец нормально выдерживать дневной свет, он ползком выбрался из ямы и лег на плотную массу обломков, затыкавшую ее.
Полежал так недолго, наслаждаясь ощущением утреннего воздуха на коже. Вслух рассмеялся, когда сквозь одежду начал пробиваться холод. Тяжелая работа помогала ему до сих пор сохранять тепло.
Но вскоре фальконер отрезвел. Почувствовал близость приступа истерии и заставил себя успокоиться. Он еще не совсем освободился.
Тарлах осмотрелся и сразу стал серьезным. Граница между непрочной коркой и крепким камнем, хорошо видная снизу, здесь незаметна. Все кажется одинаковым, и даже его падение не обозначило ясно, где кончается опасное место и начинается прочная почва. Он должен надеяться на свою память и чувство направления, так как граница между камнем и корой неровная. Рука его протянулась к фляжке — движение более нервное, чем подсказанное жаждой. Однако ощутив первое прикосновение жидкости к губам, Тарлах тут же закрыл фляжку и заткнул ее себе за пояс. Если снова упадет и останется жив, ему придется ликвидировать повреждения, причиненные его самодельной лестнице, и совершить вторую попытку вырваться на свободу. Вид ясного неба делал мысль о самоубийстве гораздо менее привлекательной, чем в темных проходах внизу.
Тарлах посмотрел в ту сторону, куда должен прыгнуть, пытаясь по каким-нибудь признакам определить расстояние.
И не разглядел ничего, никаких примет камня.
Тарлах неожиданно улыбнулся и отступил на несколько шагов. «Лучше прыгнуть подальше, чем пожалеть силы и снова упасть в яму», — подумал он, разбегаясь на хрупкой почве. И с силой прыгнул с относительно безопасной груды.
Уже в воздухе ему показалось, что он никогда не достигнет цели, что такой слабый прыжок доставит его только к середине корки.