й гарнизон будет уничтожен.
Уна пришла в комнату Тарлаха, как только отдала распоряжения о размещении вновь прибывших.
Она нахмурилась, застав его по-прежнему в одиночестве, но, вероятно, не стоит сердиться на Бреннана за несколько дополнительных минут отдыха. Поэтому Уна ничего не сказала и стала помогать разбирать груду отчетов, которые накапливались к концу каждого дня.
Оба очень устали и не хотелось разговаривать, но в молчании женщины была определенная напряженность, которая указывала, что ее что-то тревожит.
Фальконер несколько минут наблюдал за ней, но когда она не проявила склонности рассказать о причине своей тревоги, он протянул руку и провел кончиками пальцев по ее руке.
— Ты имеешь право сердиться на меня, — мягко сказал он. — Я не должен был так поступать.
— Когда прикрикнул на меня? Нет. Я не виню тебя. Судьба целого континента — слишком большая нагрузка для одного человека, а ты не позволяешь себе расслабляться, даже в присутствии самых близких. — Опустив глаза, она отвернулась. — Это заставляет меня еще больше стыдиться…
— Чего стыдиться? — удивился он. Меньше всего он ожидал от нее таких слов.
— Я подвела тебя в Лормте. Я знала, что у тебя трудности. Об этом говорили мне и Бросающий Вызов Буре, и мои собственные чувства, но я ждала, пока ты не оказался в смертельной опасности, прежде чем прийти тебе на помощь. Я боялась, что рассержу тебя или обижу, если начну действовать преждевременно.
Она не могла сдержать рыданий в голосе, хотя за ними не последовало слез. Уна знала, что так проявлялась ее усталость, точно так же как потеря сил заставила Тарлаха прикрикнуть на нее, но не могла остановиться.
— Я живу в постоянном страхе, что снова подведу тебя.
— Ты ни разу не подвела и не предала меня и не сделаешь этого! Я скорее подведу тебя со своим грандиозным планом победы над захватчиками, если обещанная помощь не придет.
Он улыбнулся, увидев, с какой яростью вспыхнули ее глаза.
— Ты сердишься, слыша эти слова, хотя у них больше оснований, чем у твоих страхов. Давай отбросим бесполезное чувство вины и сосредоточимся на том, что нужно сделать. У нас уже достаточно проблем, не нужно еще изобретать другие.
Он взял ее руку и нежно поцеловал, потом поднял голову и снова посмотрел на Уну.
— Я был прав, когда говорил, что хочу, чтобы ты была рядом со мной. Не знаю, смог бы я выдержать, если бы ты меня не поддерживала.
— Ты выдержишь! — прошептала она. — Мы оба должны выдержать. Судьба не дала нам выбора.
Глава девятнадцатая
Рассвет еще не осветил небо, когда фальконер, служивший адъютантом командира, разбудил его.
Тарлах сразу вскочил, хотя его тело и разум просили отдыха.
Он быстро поел — с лучшим аппетитом, чем обычно — результат поста накануне вечером, потом торопливо умылся и побрился.
Последнее было не данью тщеславию, а военной необходимостью, знаком для товарищей и врагов, что еще сохраняются гордость и сила духа, несмотря на все трудности и усилия вражеской армии, несмотря на угрозу жизни и всему миру.
Тарлах улыбнулся своему отражению в тусклом стекле. Нет, тщеславия в этом нет нисколько. Худое мрачное лицо не дает для этого никакого повода.
Не успел Тарлах закончить, как в комнату вбежал Бреннан. А вернее — ворвался.
Капитан вздохнул, догадываясь, что привело его друга в такое волнение.
— Добрый день, лейтенант, — небрежно сказал он. — Ты осматривал стену?
— Ты с ума сошел? Поставить на такой большой участок стены одних рейвенфилдцев — да это самоубийство!
— Наши резервы поддержат их. По крайней мере, они дадут нашим усталым воинам несколько часов отдыха.
— Скорее несколько минут!
— Даже это помогло бы. Бреннан, нашим людям нужна помощь. Я считаю, что им можно без опасения доверить стену, когда под рукой надежная поддержка. К тому же я хочу, чтобы они как можно быстрее включились в боевые действия. Сражаться легче, чем ждать.
— Значит, ты используешь их не всех? — кисло спросил лейтенант.
Тарлах ответил улыбкой.
— Я не настолько доверчив, друг мой. Если сто двадцать человек неожиданно побегут, не так легко будет справиться с создавшимся положением. Успех первой группы поможет остальным, даже если я в течение дня не буду их использовать в боевых действиях.
— Ты не используешь их в качестве резерва?
Горный Сокол покачал головой.
— Нет, пока они сами не поймут такую необходимость.
Бреннан кивнул. Это разумно. Воины, поддерживающие тех, кто стоит на стене, должны быть готовы действовать немедленно, почти инстинктивно отвечая на требования битвы. Слишком быстро может возникнуть опасная ситуация, чтобы полагаться на предыдущие указания или ждать приказов офицеров.
Лейтенант с голубыми глазами смотрел на командира. В них отражалась глубокая озабоченность.
— Я со всем этим согласен, но тебе не следует находится с ними. Даже если бы они были известны своей храбростью, все равно они недостаточно обучены.
— Тем более они должны иметь поддержку офицера, — спокойно ответил Тарлах.
— Тарлах, выслушай меня. Мы слишком нуждаемся в тебе, чтобы рисковать тобой. Поменяйся местами со мной или даже с леди Уной. По крайней мере, с тобой рядом будут опытные воины, если попадешь в трудное положение. Мы оба менее нужны.
— Не могу, товарищ. Они знают твое мнение о себе, и не нужно их укреплять в нем.
Капитан улыбнулся.
— Ты ведь знаешь, я буду не в их середине, а просто рядом с ними, и справа от меня будет их сержант. Он похож на способного человека. Так что та безопасность, на которую можно рассчитывать в бою, у меня будет.
Они заторопились на свои места, хотя на небе не было еще ни просвета: оба считали, что нападение начнется, как только чуть посветлеет.
Это предположение оправдалось, и первые серые лучи осветили армию захватчиков, уже готовую к натиску.
Тарлах закрыл глаза. Количество врага как будто не уменьшается. Именем Рогатого Лорда! Неужели их бог Султан каждую ночь воскрешает мертвых и ставит на ноги раненых?
Прогремели трубы, последовавший за ними воинственный крик разогнал туман, охвативший сознание.
Тарлах посмотрел на рейвенфилдцев. Крик захватчиков их не смутил. Они знали, чего ожидать, и восприняли этот крик просто как боевой клич другого народа.
Численность вражеской армии — другое дело. Никто не мог без дрожи смотреть на эту орду, и воины заметно приуныли. Устоят ли они или совсем падут духом?
Султаниты подбежали к стене и начали взбираться на нее. Новички слегка дрогнули под их натиском, но устояли.
К своему полному изумлению, они не пустили врагов на стену. Некоторые были ранены или ослабли и лежали на земле, но товарищи с обеих сторон были готовы помочь, и ни в одном месте оборона не была прорвана. Когда захватчики были наконец отогнаны, рейвенфилдцы следили за их отступлением с новым чувством гордости, а голова их сержанта была высоко поднята, когда он окровавленным мечом приветствовал командира. Этот момент они навсегда запомнят — те, кто уцелеет.
Горный Сокол принял приветствие Торкиса, потом снова посмотрел на отступающих султанитов. Он уже много раз видел это отступление, иногда почти бегство, и всякий раз сердился, потому что не мог воспользоваться временной слабостью и смятением врага. Если бы его армия не была такой крошечной, они давно победили бы.
Он в отчаянии склонил голову. Как всегда, за все предыдущие недели, захватчики вынужденно остановились перед морскими волнами, перегруппировались и снова предприняли бросок.
Иногда эти нападения продолжались весь день. Султаниты были рассержены и начинали тревожиться — и за себя, и за товарищей на родине. Им не нужны были объяснения офицеров или жрецов, они и так понимали, что означала дальнейшая задержка в выполнении их программы. В лагере уже ввели сильно сокращенный рацион. Теперь осажденным не давали передышки, перерывы между атаками были не больше часа. Павших вытаскивали из-под ног сражающихся, и каждый погибший тут же заменялся другим воином. Огромная армия пыталась сокрушить упрямых защитников единым непрерывным натиском.
Это мощное нападение, сокрушающий гнев и целенаправленность бросали страшный вызов тем, кто пытался защитить проход к своей земле. Теперь приходилось отражать силу армии султанитов не минуты, а долгие и утомительные часы.
Защитники выдержали этот натиск, как выдерживали все усилия захватчиков свыше месяца, но когда день начал сереть, а небо потемнело, сообщая о наступлении новой ночи, усталость окутала их, как одеялом, скованным из несгибаемого железа.
Лицо Тарлаха мертвенно побледнело и покрылось морщинами, и он с трудом удерживал в руках копье. Движения его больше не были рассчитанными, реакция — мгновенной, кровь текла у него из ран на плече и бедре, потому что дикая усталость дала возможность врагам пробить его защиту. Обе раны неопасные, они вообще недостойны внимания, но это мрачный предвестник того, что должно произойти, скоро произойдет, если он не получит необходимого отдыха.
Но вот это неизбежное наступило. Фальконер слишком медленно орудовал копьем, потом неверно рассчитал ответный удар, которого враг легко избежал, поднялся на стену и воспользовался своим оружием раньше, чем защитник смог что-то предпринять.
Тарлах заметил угрозу и быстро поднял свое оружие, чтобы защититься, так что противник не смог ударить вторично. Однако султанит оказался сильным и очень проворным. Не прекращая действовать своим оружием, он умело воспользовался им и ударил древком копья в грудь фальконера.
Удар был очень сильный, и Горного Сокола сбросило с платформы. Он упал на усеянную мусором землю за стеной.
Он оставался в сознании, но от удара перехватило дыхание. Тарлах лежал в ожидании удара копья, которое неизбежно опустится на него. Бросающий Вызов Буре занят собственным поединком и не успеет на этот раз прийти на помощь…
Копье взвилось.
И тут другой воин метнулся со стены и закрыл собой фальконера от летящего копья.