Вперед, но куда?
Я пришел в это жуткое место, чтобы отыскать сестру. Каттея! Глядя на свое отвратительное тело, я содрогнулся при мысли, что нечто подобное могло произойти и с ней. Где я? Несомненно в каком-то запредельном мире, противном человеческому естеству.
Может быть, Темная Башня охраняет Ворота? Но вряд ли Динзиль сделал так, что Каттее никогда не вернуться в прежний мир. Если верить Лоските, он видит в Каттее средство добиться власти над неизвестными ему силами. Он не станет добровольно терять такой ключ.
Если только он не предпринял непоправимых шагов…
Остановившись, с трудом приподняв свою уродливую голову, я огляделся. Впереди не было ничего, кроме непрерывных вспышек цвета над ровной поверхностью, по которой я продвигался с таким трудом.
Эти цвета… наверное, я начал к ним привыкать: глаза болели уже меньше и не так слезились. Я стал считать вспышки и обнаружил, что они объединяются по три, по семь и по девять. В таком же порядке чередовались и сами цвета. Все, что происходило здесь, подчинялось некой магической закономерности.
Но куда мне идти?
– Каттея!
И как однажды передо мной предстали начертанными в воздухе слова, так и теперь то же самое произошло с именем сестры. Ярко-зеленое, как кольцо света, в которое превратился шарф, оно устремилось по воздуху вправо.
С трудом переставляя лапы, я двинулся следом. Имя сестры скрылось во вспышке багрового огня.
– Каттея!
И снова мысленно произнесенное имя полетело вперед. Золотой луч меча у моих лап двигался вместе со мной. Я дотронулся до зеленой полоски на лапе.
– Каттея!
Летучие, зримые мысли уносились вперед и вели меня! Но Каттея не отвечала, и мне оставалось только надеяться, что я иду к ней, а не в ловушку. Вдруг впереди, после ярко-синего сполоха, немного левее того направления, в котором летели мысли, я увидел какую-то неясную массу – тускло-красную, не затронутую постоянной игрой разноцветных отблесков. Сначала мне показалось, что это обломок скалы, потом я решил, что это какое-то грубо вытесанное древнее изваяние.
Оно сидело на четвереньках, передние лапы, зажатые между торчащих вверх колен, упирались в камень. Голова была повернута в сторону пролетавших мимо мыслей. Это отвратительное существо было женского пола. Над коленями свисали огромные груди. Лицо было едва намечено: ни рта, ни носа – только глазные впадины. Что-то темно-красное, похожее на кровь, сочилось из них, капая и стекая на грудь и колени. Туловище было в два-три раза больше моего. От этого существа веяло такой подавленностью и отчаянием, что я совсем пал духом.
Кем бы ни было это существо когда-то, сейчас оно пребывало в заточении, и тень его страданий витала вокруг, тяжким грузом ложась мне на сердце. В ужасе я медленно пошел прочь, но дважды оглянулся: при всем своем чудовищном виде это существо всколыхнуло во мне жалость.
Обернувшись в последний раз, я с трудом поднял лапу и хотел произнести старинное пожелание покоя, которое мы на границе обращали к павшим братьям по оружию. Но из щели, служившей мне ртом, не вырвалось ни слова. Тогда я произнес эти слова мысленно:
– Земля, прими свое, вода – свое, а то, что освободилось ныне, – да будет свободно и да поднимется ввысь по воле Ситри…
Последние слова появились неизвестно откуда, они не имели отношения к верованиям моего народа. Но, едва возникнув в моем сознании, эти слова пронеслись по воздуху – на этот раз не зеленые, а золотистые, как меч. Они устремились к существу, плакавшему кровью, и исчезли, словно вошли в него – в лишенную лица голову и в тело.
За этим не последовало ни звука – только прокатилась мощная волна чувства, и я был сбит с ног, словно на меня обрушился ураган огромной силы. Я лежал, захлестнутый ею, изо всех сил стараясь внутренне преодолеть ее напор и остаться самим собой. Потом эта волна схлынула, и я с трудом поднялся на четвереньки. Плакавшее существо распадалось на части, оседая и оползая, как необожженная глина под действием воды. Наконец оно рассыпалось окончательно, и на его месте осталась только груда красной пыли.
Весь дрожа, я неуклюже поднялся. Рядом со мной что-то лежало. Изумленный, я увидел, что луч, двигавшийся вместе со мной, принял очертания меча. Но когда я, тяжело опустившись на колено, хотел поднять меч, выяснилось, что я могу только немного подвинуть его.
Я снова поднялся во весь рост и ощутил еще одну перемену – какую-то тревогу, разлитую вокруг. Я подумал, не навлек ли я на себя, разжалобившись, какую-нибудь страшную опасность.
– Каттея!
Я двинулся дальше, стараясь переставлять лапы побыстрее и гадая, отчего изменился луч.
По воле Ситри – откуда взялись в моем сознании эти слова? А раньше, когда я сразил чудовище в темном туннеле, – к кому я взывал? К Ситри! Значит, это слово или имя наделено магической силой? Надо было проверить мою догадку. Я остановился, глядя на бесплотный золотистый меч.
Именем Ситри! – подумал я. – Стань снова оружием в моей руке!
На этот раз сокрушительной волны чувства не последовало, но по всему моему телу прошла сильная дрожь, словно что-то невидимое тряхнуло меня. Яркая вспышка света неистово заплясала по призрачному мечу, и он, засияв, больно ослепил меня. Я зажмурился и издал какой-то звериный вопль. Но когда заставил себя снова открыть глаза…
Передо мной был меч, реальный, а не луч света, тот самый меч, который я взял в склепе. Я стоял на коленях там, где застал меня приступ странной дрожи. В третий раз потянулся к мечу – и, хоть и с трудом, сжал его в непослушной лапе. При этом мне показалось, что какая-то новая сила влилась в мое тело.
Кто такой (или что такое) Ситри? Он определенно имеет здесь власть. Может быть, он вернет мой прежний облик, чтобы я мог, если потребуется, защищаться мечом?
Я решил попробовать:
– Именем Ситри, да буду я человеком, как прежде…
Я ждал нового сотрясения, какого-то действия магической силы, но ничего не произошло, и человеческий облик ко мне не вернулся. Я тяжело поднялся с колен. Меч был связан с Ситри, я – нет; зря только надеялся, ничего и не могло произойти.
– Каттея!
Посланная мысль снова устремилась вперед, и я продолжал свой нескончаемый путь по этому чуждому пространству, не связанному никакими известными мне измерениями. Едва переставляя неуклюжие лапы, я все-таки продвигался вперед. Через некоторое время что-то замаячило в цветовых вспышках. На этот раз – не громадная сгорбленная фигура, а стена, отливающая ровным постоянным светом. Она состояла словно из гигантских граненых драгоценных камней, сужающимися концами уходящих в горизонтальную поверхность. В чередовании этих камней была та же система чисел: три желтых камня, семь фиолетовых, девять красных. Я приблизился, стена была выше моего роста.
Мои мысли устремились через нее – к той, которая, как я надеялся, была за стеной. Я медленно прошел вдоль стены сначала в одну, потом в другую сторону. В обоих направлениях она тянулась на сколько хватало глаз. Перелезть через нее нечего было и пробовать: камни слишком гладкие, а я – слишком неповоротлив.
Я опустился на четвереньки перед одним из красных камней, все тело ныло от усталости. Казалось, моим странствиям пришел конец. В раздумье я водил лапой по мечу. На нем не было и следа рун. Прикосновение к прохладному металлу действовало успокаивающе. Я опять посмотрел на разноцветные камни.
Насколько прочно основание стены? Камни неподвижно вставлены в поверхность? Я на четвереньках подполз ближе. Да, стена не составляла с горизонтальной поверхностью единого целого, между ними виднелась едва заметная щель. Это было единственное уязвимое место.
У меня не было другого орудия, кроме меча, но я боялся подвергать его такому испытанию – с чем я останусь, если он сломается? С другой стороны, какая мне польза от меча, если здесь действительно конец моих поисков?
Неуклюже орудуя мечом, я начал долбить основание красного камня. Меч скользил и срывался. Я покопался в памяти: может быть, помогут какие-то сведения из Лормта? Но мысли о лормтских рукописях тоже требовали напряжения, моя передняя лапа сразу же устала, и я промахнулся.
Значит, Лормт – не подмога. А Ситри?
В первый раз меч ударил точно туда, куда я метил!
– Именем Ситри, властью Ситри!
Я помедлил и продолжил попытку. Я мысленно повторил это имя и слова благодарности три раза, затем – семь и наконец – девять раз.
Меч вывернулся из моей непослушной лапы и, нацелившись, стал сам долбить в нужном месте. По стене прошел гул, он все нарастал, в голове у меня тоже загудело, и я зажал уши лапами, пытаясь избавиться от этого звука. Меч продолжал долбить.
Красные осколки, сверкая, летели в разные стороны. Некоторые порезали мою бородавчатую шкуру, но я не заслонялся от них, боясь отнять лапы от ушей. Мелькание меча слилось теперь в сплошное пятно яркого света. Глаза у меня стали слезиться, и сквозь пелену я видел уже не меч, а молнию, ударяющую в подножие стены.
Камень дрогнул и закачался. Меч взвился в воздух и, развернувшись, метнулся в середину камня. От этого удара камень с треском раскололся и рассыпался на красные осколки. Вслед за ним треснули и обрушились дождем осколков два соседних камня, и трещины расползлись по всей стене.
Я не стал ждать, что будет со стеной дальше. Поднявшись во весь рост, я протянул вперед правую лапу, меч повернул назад и прочно приладился к ней рукоятью. Вздрагивая от боли, я по острым осколкам прошел в пролом и оказался в другом мире.
Если царство цветовых вспышек было для меня совершенно чуждым, то этот мир имел сходство со знакомыми мне местами. Я даже подумал, что опять оказался в Эскоре. Передо мной лежала дорога среди скал, по которой я вслед за зеленым жгутом пришел к Темной Башне. Но, ступив на эту изрезанную колеями дорогу, я понял, что сходство было чисто внешним.
Здесь ни в чем не было постоянства. Скалы таяли, уходя в землю, и снова вырастали в другом месте. Дорога зыбилась и текла, и я пробирался по ней, словно по колено в воде. То, что раньше лишь мерещилось мне в поверхности скал, теперь было отчетливо видно, и я не смотрел на скалы, боясь сойти с ума.