Только одно оставалось неизменным – мой меч. И когда я задерживал на нем взгляд, а после этого смотрел на дорогу, она тоже обретала некоторую надежность, хотя и ненадолго.
Я дошел до впадины, в которой убил одного из стражей, – она была до краев наполнена пузырящейся зловонной жижей. Дорога продолжалась на противоположной стороне.
Пузыри, поднимавшиеся на поверхность отвратительной жидкой грязи, лопались, испуская зловонный газ. Плыть? Способно ли на это мое неповоротливое, тяжелое тело? Я огляделся слезящимися глазами, ища обходной путь, но вокруг впадины была только беспрестанная изменчивость, помрачающая сознание, и я сразу отвел взгляд.
Мой путь лежал через эту впадину. Я дотронулся до шарфа, обвивавшего мою бородавчатую лапу, покрепче сжал рукоять меча и вошел в эту гниющую жижу. Она оказалась слишком густой, и я не поплыл, а стал медленно погружаться все глубже, хотя барахтался из последних сил.
Я боялся, что меня скроет с головой, но мне удалось удержаться на плаву, и благодаря неимоверным усилиям я стал немного продвигаться вперед. От тошнотворных испарений я едва не терял сознание, глаза отчаянно слезились. Вскоре я заметил, что вокруг меча жижа сама собой расступается, и стал рубить ее, прокладывая себе путь.
Наконец я добрался до уступа скалы и попробовал вскарабкаться на него, но зловонная грязь не отпускала, жадно засасывая тело. Повернувшись, я, выбиваясь из сил, рубанул позади себя мечом, выполз и в изнеможении растянулся на краю, задыхаясь и ловя ртом воздух, насыщенный зловонными испарениями. «Скорее наверх, – подгонял меня внутренний голос, – наверх и прочь отсюда». Я пополз, оставляя за собой липкий след. «Скорее», – стучало в мозгу.
Позади раздались чавкающие звуки, заглушившие бульканье пузырей. Такие же звуки сопровождали меня, когда я плыл. Лапы мои еще больше напряглись, борясь с тяжестью тела. Я полз, держа меч в зубах, и при каждом неосторожном движении ранил губы, но не решался ни на мгновение выпустить оружие.
Чавканье позади нарастало, приближаясь, но я не мог оглянуться. Подгоняемый страхом, я прополз еще немного и, с трудом встав на колени, развернулся всем туловищем назад.
Они плыли по этой мерзости со скоростью, на которую я не был способен. Их было двое, и…
Обессиленный, я не мог без опоры подняться на задние лапы и подполз к большому камню. Цепляясь за него, я каким-то образом умудрился встать и привалился к нему спиной, лицом к зловонной впадине.
У них была серая бородавчатая шкура, сильные лапы, широкие плечи и жабьи морды; в прорези рта виднелись острые клыки. Поперек черепа от одного огромного уха до другого тянулся зазубренный мясистый гребень. В этих тварях было сходство с моим нынешним обликом!
Разевая длинные щели ртов, они перекрикивались на неведомом мне языке. Каждый держал топор – огромный, как топор Вольта, который я видел у Кориса, правда рукояти были гораздо короче. Было ясно, что эти твари гонятся за мной.
Бежать было некуда, да я и не смог бы, даже если бы заставил свое изможденное тело сделать величайшее усилие. Похожие топоры были на вооружении у сулькарцев и применялись не только в ближнем бою, но и для метания издалека – страшное оружие в руках опытных воинов. Были ли таковыми эти жабообразные твари, я не знал, но противника всегда лучше переоценить, чем недооценить.
У меня был только меч, и, чтобы пустить его в ход, я вынужден был дожидаться, пока враги приблизятся. «Вряд ли им удастся метнуть топоры, пока они барахтаются в жиже, – лихорадочно соображал я. – Надо вернуться к краю уступа и не дать им выбраться, тогда у меня будет преимущество».
Но я был слишком неповоротлив и совсем выдохся, пробираясь через эту зловонную яму, и не мог даже оторваться от камня, к которому привалился. Я попробовал взмахнуть мечом, но лапа плохо повиновалась мне, и на миг показалось, что исход боя уже предрешен в пользу врага.
– Ситри! – Я поднял меч и, держа рукоять на уровне губ, направил его острием вверх – туда, где могло быть в этом пространстве небо. – Твоим именем буду я сражаться… Не лишай меня покровительства… Помоги выстоять против Тьмы! Ибо я должен выполнить то, что начал. – Я бормотал наугад первое, что приходило в голову, не надеясь быть услышанным.
Если бы я сделал только несколько шагов к краю, я мог бы пронзить этих тварей мечом, пока они вылезали на уступ. Но я чувствовал, что не в силах идти, а если бы пополз, то оказался бы лежащим перед ними, подставляя шею под топор.
Они, наверное, считали меня легкой добычей или просто были слишком несообразительны, чтобы, выбравшись, сразу метнуть топоры. С боевыми кличами ринулись они ко мне, держа оружие наготове, и я попробовал взмахнуть мечом, как если бы у меня было обычное человеческое тело.
Меч вырвался из моих лап и метнулся по воздуху. Это опять был уже не меч, а проблеск золотого света, мелькнувший так стремительно, что я не успел за ним уследить и не понял, что произошло дальше. Я увидел только, как сначала один, потом другой враг падает с зияющей на горле раной и оба они, выронив топоры, зазвеневшие о камень, сползают по наклонному уступу, обливаясь кровью. Я стоял, прижавшись спиной к камню и раскрыв рот от изумления.
Тут раздался другой звон, более громкий, похожий на колокольный, – передо мной лежал меч. Я оттолкнулся от своей опоры, шатаясь, сделал шаг к нему, но, наклонившись, потерял равновесие и рухнул ничком. Я лежал, чувствуя под собой стальную поверхность меча, от нее через мою отвратительную шкуру в тело начало вливаться тепло, а потом – свежие силы. Я приподнялся, опираясь на передние лапы.
Там, где упали тела жабообразных, курилась черная копоть, как от разворошенного потухшего костра, и оседала на поверхности уступа. Вместо жабьих тел я увидел останки двух крайне истощенных людей – почти скелеты.
Ощущая в себе силы, которые влил в меня меч, я поднялся на задние лапы и подошел сквозь черную копоть к ближайшему из мертвецов. Глядя на его неестественно заострившиеся черты, я подумал, что когда-то он, наверное, принадлежал к Древней расе или был близок ей по крови. Смерть рассеяла чары и вернула ему его истинный облик. Смерть… Я взглянул на свои бородавчатые лапы. Неужели единственный путь к возврату – смерть?
Останки на глазах менялись, распадаясь и рассыпаясь в прах, как плачущее существо по ту сторону стены из драгоценных камней. Я отвернулся от них и увидел, как и ожидал, возвышавшуюся на кургане Башню, ждущую меня, как до этого – ее двойник.
Эта Башня казалась еще чернее, еще отчетливее были ее очертания, превосходящие резкостью все виденное мною в этом жутком мире. Курган тоже был черный.
И снова я пошел по дороге, в которой мои лапы утопали, как в воде. Когда я достиг подножия кургана, мне не пришлось прибегать к заклинаниям, чтобы попасть внутрь, – черный проем уже зиял, поджидая меня.
– Каттея! – мысленно позвал я и увидел, как имя пролетело передо мной и быстро исчезло во мраке проема.
Я сжал обеими лапами рукоять меча и, тяжело ступая, осторожно вошел в курган. Внутри мрак был не таким густым, как казался снаружи, разбавленный тусклым желтовато-серым светом, исходящим, судя по всему, от моего собственного тела. При этом освещении я разглядел пол и стены, сложенные из черных каменных плит, плотно прилегающих друг к другу. Пройдя по коридору, я вновь попал в круглое помещение; на этот раз дверей не было, в центре поднималась лестница, но в ней не заключалось ничего сверхъестественного.
Мои лапы не были приспособлены к восхождению по лестнице. Мне снова пришлось зажать меч в зубах и медленно передвигаться на четвереньках. Стоило мне пошатнуться, и я сорвался бы вниз на каменные плиты.
Наконец голова моя высунулась в отверстие, появившееся словно ниоткуда, и я попал в призрачную комнату. Здесь были призраки не живых существ, а предметов, составлявших обстановку, – бесплотные туманные тени.
Стулья, стол, уставленный склянками и колбами с коленчатыми трубками непонятного назначения, сундуки и шкафы – все это полупрозрачное, как дымка над рекой, и, однако, явственно видимое на фоне каменных стен. Я хотел положить лапу на стол, но она, не встретив преграды, прошла насквозь.
В этом помещении была следующая каменная лестница, шедшая не в центре, а вдоль стены и осязаемая – в отличие от иллюзорных предметов обстановки. Я стал подниматься по ней, она была не такая крутая, как предыдущая, и я преодолевал ступеньку за ступенькой на задних лапах, опираясь о стену, чтобы не покачнуться в сторону внешнего края.
Вокруг царило безмолвие. Я старался двигаться неслышно, но мне это плохо удавалось. Даже дышал я так тяжело и с таким шумом, что уже одним этим мог выдать себя.
Выше была еще одна комната, обставленная призрачной мебелью. Здесь я увидел стол с двумя придвинутыми к нему стульями, накрытый к ужину. Против каждого стула стоял призрачный кубок и тарелка.
Я сглотнул слюну. С тех пор как мы целую вечность назад расстались с Орсией, у меня маковой росинки во рту не было. Но, лишь увидев этот стол, я вспомнил о еде и сразу ощутил мучительный голод. Где взять пищу? Что нужно этому жабьему телу? Я невольно подумал о тех истощенных мертвецах. Может быть, они голодали в том обличье до самой гибели?
Столовая была обставлена с претензией на роскошь. На стенах висели призрачные гобелены, настолько тонкие, что я не мог различить рисунка. Бесплотные сундуки вдоль стен все были резные, как в богатом замке.
И еще одна лестница звала меня наверх. Я медленно поднимался по ней, пока мне не преградила путь крышка люка. Зажав меч в зубах, я уперся в стену и изо всех сил надавил на крышку.
Она подалась и откинулась назад с ужасающим грохотом, вдвойне оглушительным в окружающей тишине. Я поспешно протиснулся в открывшийся проем, опасаясь, что теперь уже точно выдал себя…
– Добро пожаловать, доблестный герой!
Я с трудом повернул голову.
Динзиль! Да, это был он.