ы о востоке?
– Не припомню такого, – признался я, поймав себя на том, что и сам избегал этой темы. – Но я вот о чем подумал… Если люди Древней расы бежали от какой-то угрозы, то…
– То смеем ли мы соваться туда – ты это хотел сказать? – перебил меня Кемок. – Но почему бы не допустить, что там теперь все изменилось? Тысяча с лишним лет отделяет нас от того времени. И люди Древней расы сейчас совсем не те, какими были когда-то. Всякое пламя рано или поздно гаснет… Я уверен, что колдуньи начнут охотиться за нами, как если бы мы были лазутчиками из Карстена или Ализона. Но никто не осмелится последовать за нами на восток.
– Мы и сами принадлежим к Древней расе, хотя и наполовину, – заметил я. – Сможем ли мы перебороть то, что заложено и в нас?
– Этого мы не узнаем, пока не начнем действовать, – ответил он. – Во всяком случае, мы можем об этом думать и говорить, а они – нет. Меня поразило в Лормте то, что даже сам хранитель архива не имел понятия о рукописях, которые я у него попросил.
Кемок меня убедил. Каким бы отчаянным ни казался его план, другого не было. Но от Обители Мудрейших нас отделяло много миль, и нам следовало, не теряя времени, отправляться в путь, о чем я ему и сказал.
– У меня есть пять лошадей торской породы, – ответил он. – Два коня сейчас здесь, трех других я держу в тайном месте – они понадобятся нам под конец.
Он заметил мое удивление и рассмеялся:
– О да, мне это кое-чего стоило. Я покупал их по отдельности в течение всего года, чтобы не вызвать ни у кого любопытства.
– Но откуда ты знал, что они нам понадобятся, и притом в таком количестве?
– Я, конечно, не знал, ка́к все будет. Но я верил, что у нас появится хоть какой-то шанс, и готовился к этому, – ответил он. – Однако ты прав, брат, нам следует поторопиться, пока бич Владычиц не опустился на нас.
Лошадей торской породы выводили в краю вересковых пустошей, расположенных на границе Торовых топей. Эти лошади отличались резвостью и выносливостью – свойствами, редко встречающимися в одном и том же животном. Они ценились очень высоко, и купить пять таких лошадей – большая удача, тем более что большинство из них находились на учете у самого сенешаля. Внешне они ничего особенного собой не представляли: мышастой масти, с черными гривами и тусклой шерстью, которая никогда не блестела, как бы лошадь ни холили. Зато по сообразительности, резвости и выносливости они не уступали никакой другой породе.
Оба коня были уже оседланы. Они нервно пританцовывали на привязи, когда мы к ним подошли. Видимо, и на них действовала гнетущая тишина вечера. Мы вывели их из стойла, однако, прежде чем вскочить в седло, провели через двор за ворота. Солнце село, и все небо на западе было в багровых полосах.
Брат заранее разведал кратчайший путь, но в тот вечер даже наши торские кони едва передвигались – будто угодили в плавун и вязли в песке по колено. Тучи на горизонте сгустились, исчезли последние полосы заката.
Мрачный ландшафт насытился призрачным голубоватым светом… Как-то однажды мне довелось ехать по границе Торовых топей, и я видел за слоем тумана мерцающие синие огни; это явление не было редким в тех местах. Такие же огни вспыхивали теперь вокруг нас, они были всюду – на деревьях, на кустах. Раньше такого здесь никто не примечал.
С конями начало твориться что-то неладное: они храпели, становились на дыбы.
– Хватит их погонять, иначе они взбесятся! – крикнул я Кемоку.
Последнюю полумилю я пытался сдерживать коней, воздействуя на них силой воли; и все-таки вскоре они перестали подчиняться мне. Мы спрыгнули с коней, я встал между ними и, положив руки им на холки, попытался мысленно успокоить, не давая им сорваться с места. Кемок присоединился к моим мысленным усилиям, и кони присмирели.
Успокаивая коней, я перестал замечать, что творится вокруг, и поэтому был напуган неожиданной вспышкой в небе, сопровожденной глухим рокотом, непохожим на гром и исходившим словно из-под земли, которая начала содрогаться у нас под ногами. Кони испуганно заржали, но остались стоять на месте. Они прижались ко мне боками, и я обхватил их за шеи, словно они были спасительным якорем в этом обезумевшем мире.
Тусклые огни, мерцавшие здесь и там, взметнулись вверх языками пламени. Снова небо озарила вспышка, и земля содрогнулась. На какой-то момент наступила тишина, а затем началось нечто невообразимое.
Земля заходила ходуном, как будто под ее поверхностью прокатывались гигантские волны – в сторону южных гор. Поднялся ураганный ветер с дождем. Он гнул деревья и ломал ветви, он не давал дышать, от него мутился рассудок. Этой буре невозможно было противостоять, оставалось только надеяться, что она когда-то кончится.
И уж если здесь это буйство стихий чуть не свело нас с ума, то в горах они разбушевались с еще большей силой. Той ночью волнение земной тверди раскачивало горы, и то, что раньше было горой, проваливалось вниз и становилось ущельем, а то, что было ущельем, вздымалось горой. Естественный барьер, созданный природой между Эсткарпом и Карстеном, ломался, разрывался, комкался – Силой, разбуженной и направленной человеческой волей.
Взявшись за руки и слившись мысленно, мы с Кемоком по-прежнему составляли словно бы одно целое. Казалось, пришел конец света. Мы перестали видеть и слышать; осталась лишь способность осязать, и мы старались сохранить ее, чтобы не утратить всякого ощущения самих себя.
Но рано или поздно все заканчивается. Кончилась и эта неописуемая буря. Над нами еще висели тяжелые плотные тучи, но сквозь них начал просачиваться серый утренний свет. А мы так и стояли на дороге – Кемок, я и кони, – будто окаменевшие. Земля больше не содрогалась под ногами, и к нам возвращалась ясность сознания.
К нашему удивлению, буря оставила не так уж много следов вокруг – там и сям виднелись сломанные ветки деревьев да лужи на дороге. Почти одновременно повернувшись, мы посмотрели на юг. В той стороне небо до сих пор было сплошь затянуто черными тучами, и в них время от времени вспыхивали молнии.
– Что там… – начал было Кемок, но затем отвернулся и замолчал.
Нам стало ясно, что Совет Владычиц воспользовался Силой так, как ею прежде в Эсткарпе не пользовались. Я не сомневался, что нападение Пагара сорвано: его войско, находящееся в горах, несомненно, попало в эту невероятную катастрофу.
Я разгладил спутанную, мокрую гриву своего коня, и он захрапел, затоптался на месте, словно пробудившись от дурного сна. Садясь в седло, я не переставал удивляться тому, что мы остались живы.
– Настал наш час! – мысленно произнес Кемок.
Мы оба ощутили необходимость бессловесного общения, ибо казалось, что мысли, высказанные вслух, могут разбудить еще не иссякшие колдовские Силы. Мы тронули коней, и на этот раз они резво взяли с места в галоп. Начало светать, птичий щебет нарушил тишину. Гнетущее чувство ушло, и, освободившись от него, мы мчались по дороге во весь опор, стараясь выиграть время.
Вскоре Кемок свернул на какую-то тропу. Там наше продвижение несколько замедлили деревья, поваленные бурей. Мы продолжали скачку, погоняя коней на открытых местах.
То ли мы оказались на заброшенных тропах, то ли жители Эсткарпа, измученные бурей, не спешили выходить из своих домов, но нам не встретилось по пути ни одной живой души, даже в полях у одиноких ферм. Все складывалось благоприятно для нас.
К ночи мы добрались до той заброшенной фермы, где Кемок прятал еще трех коней. Отпустив на луг тех, на которых мы примчались сюда, и подготовив к дороге трех других, мы поели и легли спать. Ночью Кемок разбудил меня. В небе светила луна.
– Пора выезжать, – сказал он тихо.
На этот раз мы были в пути совсем недолго. Когда мы спешились на краю какой-то лощины, я посмотрел вниз и увидел серое каменное строение, окруженное небольшой рощицей. Без всяких объяснений я понял, что это – Обитель.
Чем дольше я разглядывал Обитель, тем больше мне казалось, что и строение, и все вокруг него видится словно бы через завесу раскаленного воздуха – дрожащим и неустойчивым. В подвижных пятнах света и тени то исчезали, то вновь возникали деревья и кусты; даже огромные валуны и камни вроде бы перемещались с места на место.
Кемок вытянул вперед покалеченную руку, я положил на нее свою и тут же почувствовал, что мой разум и воля сливаются с его волей и разумом, становясь единым целым. И тогда сквозь пелену ночной тьмы и лунного света он метнул, как копье, заряд нашей общей энергии – в самое сердце Обители.
Наша атака вызвала сильное сопротивление, и Кемок на мгновение расслабился – только для того, чтобы с удвоенной энергией метнуть невидимое копье еще раз. После этого я ощутил себя вконец опустошенным.
Нам удалось пробить барьер Силы. И тут же – как пламя, вспыхнувшее на сухих ветках, – радостный отклик… Каттея! А я-то позволил себе усомниться в ней, предполагая, что она изменилась за это время и не потерпит нашего вмешательства в свою судьбу. Как же несправедлив я был! В ее отклике мы услышали радость и надежду на спасение. Но эта радость тут же сменилась страхом. По-видимому, она боялась за нас, но не имела возможности сообщить нам, какая именно опасность нас поджидает. Она знала, что охрана Обители состоит отнюдь не из гвардейцев. Сестра не могла позволить себе выйти к нам навстречу и даже прервала мысленный контакт с нами, чтобы не встревожить охрану.
– Пусть будет так, – сказал Кемок тихо.
Я отпустил его руку и непроизвольно потянулся к мечу, хотя уже понял, что стали будет отведена самая малая роль в том, что произойдет этой ночью.
– Пробежка влево под прикрытием деревьев, затем бросок к стене, вон там, – взялся я определять наши действия. Сработала привычка разведчика подмечать всякие мелочи вокруг, которыми можно воспользоваться.
– Годится… – Кемок согласился, чтобы командовал я, хотя и сам не был новичком в таких делах.
Мы побежали вниз по склону, стараясь держаться в тени деревьев. Про себя я отметил, что если почаще отводить взгляд в сторону, то можно видеть все достаточно отчетливо.