Мы добежали до края рощи и почувствовали, что натолкнулись на первый защитный барьер Обители. Возникло такое ощущение, что мы уперлись в какую-то невидимую и неосязаемую стену, – мы не могли сделать дальше ни шага.
– Сосредоточься и представь, что перед тобой ничего нет, – сказал Кемок, не оборачиваясь, словно подбадривал самого себя.
Надо было настроиться действовать не руками, а головой. Усилием воли я заставил себя двигаться вперед. Я упорно твердил про себя, что нет никакой стены, а есть только земля под ногами, деревья вокруг и этот лунный свет…
Кемок был прав, когда говорил, что после такого использования Силы, на какое решились Владычицы, она иссякнет в них. Так все и произошло. Невидимая стена не выдержала нашего натиска и рухнула, да настолько неожиданно, что мы едва не покатились кубарем.
– Это только начало, – предупредил Кемок.
Он мог бы и не говорить этого, я и сам понимал, что колдуньи не ограничатся только такой мерой защиты средоточия своей Силы. Торжествовать было рано, нам предстояла борьба и с другими их хитростями.
Мы заметили какое-то движение между деревьями. Я схватился за рукоять меча. На этот раз защита не была эфемерной: я увидел отблески лунного света на металле и тут же услышал шаги людей, которые приближались к нам.
Защитники границы?! Как они появились здесь?.. Шлем с птицей наверху – значит, кто-то из сокольников. А вот сулькарский шлем с серебряными крылышками по бокам. Еще два шлема, простые… Кто такие? Сейчас подойдут, разберемся кто.
Я узнал их: Дермонта, Джорта и Никона – мне не раз приходилось выезжать с ними в пограничные рейды, я прикрывал их своим щитом в жарких схватках, лежал рядом у ночного костра. Но сейчас они смотрели на меня с ненавистью и презрением, называя меня предателем. «Они правы, – подумал я. – Так оно и есть. Пусть лишат меня жизни здесь, и немедля, коль я оказался таким негодяем». Я бросил меч и даже готов был пасть перед ними на колени…
– Килан! – прозвучал крик у меня в мозгу. Сквозь захлестнувшую меня волну раскаяния и стыда брат проник в мое сознание.
Разум взял верх над чувствами, он говорил мне: их не может быть здесь, моих собратьев по оружию. Это не они стоят сейчас передо мной, осуждая меня на смерть. Я не мерзавец.
И хотя чувство вины все еще давило на меня тяжким бременем, я старался преодолеть его – с тем же упорством, с каким преодолевал невидимую защитную стену.
Прямо передо мной стоял Дермонт. Его взгляд пылал гневом, он нацелил самострел мне в горло. Но Дермонта никак не могло здесь быть! Да и других тоже. Это просто-напросто деревья или кусты, искаженные до неузнаваемости моим воображением, попавшим под воздействие Силы.
Я увидел краем глаза, как дрогнул от выстрела самострел в его руке…
Но я не почувствовал боли. Исчезли стоявшие передо мной воины и все эти лунные блики на металле, и я опять услышал дрогнувший голос Кемока:
– Это был второй круг защиты.
Мы двинулись дальше. Меня преследовал вопрос: откуда стражи Обители знают о нас так подробно, что сотворяют призраков именно тех людей, с которыми мы были близки в последнее время? Услышав, как рассмеялся Кемок, я даже вздрогнул от неожиданности. До смеха ли тут?
– Что же непонятного? – ответил он на вопрос, который мысленно прочел в моем уме. – Они всего лишь навязывают идею, а ты сам подбираешь образы для ее воплощения.
Меня задело, что я не додумался до этого сам: известно же, что наваждения – расхожая монета колдуний, они возникают, прорастая из семян, брошенных в умы других.
Наконец мы достигли стены, которая оказалась не только видимой, но и осязаемой, – мощная каменная кладка. Я удивился: ничто не помешало нам подойти к ней.
– Даже не верится, что к ним можно так легко проникнуть, – сказал я.
Кемок снова засмеялся:
– Я не сомневался, Килан, что ты уважаешь их, но надеюсь, ты не позволишь себе расслабиться. Трудности – впереди.
Я встал лицом к стене, Кемок забрался мне на плечи, а затем – на стену. Он протянул мне руку, и я, держась за нее и за его плащ, тоже вскарабкался наверх. Сидя на корточках, мы разглядывали сад. С одной стороны его ограждала стена, на которой мы балансировали, с трех других – стены самой Обители. Недобрая, тревожная тишина царила в саду, но даже ночью было видно, как он красив.
Середину сада занимал фонтан, который с журчанием струился в бассейн овальной формы. Запахи каких-то душистых цветов наполняли воздух. «Надо бы держаться подальше от всяких цветов, – подумал я. – Среди них могут быть такие, запах которых одурманивает человека и делает его рабом чужой воли».
– Не думаю, что здесь есть такие. – Кемок опять уловил мои мысли. – Ведь это их собственное обиталище. Уж наверное они заботятся и о своей безопасности, а потому вряд ли станут устраивать здесь подобные ловушки. – Он наклонился, насколько мог, и несколько раз втянул носом воздух. – Нет, этого нам не стоит бояться.
Он спрыгнул на землю, и я, доверившись ему, прыгнул следом. Но как в этой серой громаде, не привлекая внимания ее обитателей, разыскать Каттею?
– Может, позвать ее мысленно? – спросил я.
– Ни в коем случае! – возмутился Кемок. – Мысленный зов сразу насторожит их, они в миг его уловят.
Казалось, он, так же как и я, не представлял, что нам делать дальше. Мы стояли в растерянности.
Вдруг я заметил на фоне черного пятна дверной ниши движение другого пятна, чуть светлее. Я застыл на месте, чтобы не выдать своего присутствия. Кто-то вышел из двери в сад и продолжал идти – уверенно и без опаски.
Только по какому-то наитию удержался я от того, чтобы окликнуть ее, когда она вышла на открытое место, под свет луны. Она шла, слегка запрокинув голову, будто хотела, чтобы лучше были видны черты ее лица. Это была Каттея – ее не нужно было разыскивать, она сама вышла к нам?
Кемок, раскрыв руки, рванулся вперед, но тут настал мой черед решать за двоих. Я схватил его за плащ и вернул на место. Следовало вести себя осмотрительно. Нам только что являлся Дермонт – теперь явилась Каттея. Быть может, это тоже всего лишь наваждение, порожденное нашими мыслями?
Она улыбалась. Она была поразительно красива – стройная, высокая. Шелковистые черные волосы резко оттеняли бледность ее лица. Она двигалась грациозно, как в танце, и протягивала к нам руки, и глаза ее искрились приветливостью и теплом.
Кемок попытался вырваться из моих рук. На меня он не глядел, все его внимание было сосредоточено на ней.
– Кемок… – позвала она тихим, полным радости голосом.
Я не отпускал его. Он с силой рванулся из моих рук, со злостью посмотрев мне в глаза:
– Это же Каттея! Отпусти меня, Килан!
– Каттея? Возможно, – ответил я, продолжая его удерживать, поскольку что-то мешало мне согласиться с ним.
Она приближалась к нам, и было видно, как подол ее платья задевает за цветы и приминает их. Как проверить, наваждение это или нет?
– Кемок… – опять позвала она тихо.
Но почему только его, ведь и я здесь? Однако она продолжала смотреть только на брата, звать только его. Казалось, она не видит меня. Почему?!
– Каттея? – негромко и вопросительно произнес я.
Ее взгляд не дрогнул, она не повернулась в мою сторону, будто меня не было вовсе. В этот момент Кемок вырвался из моих рук, бросился к ней и сжал ее в своих объятиях. Через его плечо она смотрела на меня невидящими глазами и улыбалась – но не мне.
Я все больше склонялся к тому, что вижу перед собой не Каттею. Если это не наваждение, а на самом деле женщина, то она несомненно затеяла какую-то хитрую игру. Но возможно ли такое? Ведь когда нам удалось установить мысленный контакт с Каттеей, в ее отклике было столько ликования! Я не мог представить, что чувство радости может быть поддельным. Неужели можно лгать не только на словах, но и в мыслях? Лично я на такое не способен…
– Пойдем! – Обняв девушку рукой за талию, Кемок повел ее к стене, окружающей сад.
Я преградил им путь, хотя чувствовал себя не совсем уверенно. Но было еще не поздно избежать фатальной ошибки.
– Кемок, послушай меня! – На этот раз я вцепился в его плечо мертвой хваткой. Будучи более сильным от природы, я решил воспользоваться этим преимуществом.
Он попытался освободиться от меня, и ему пришлось отпустить девушку. Он был вне себя от бешенства.
– Кемок, это вовсе не Каттея, – произнес я медленно и с нажимом.
Не обращая внимания на мои слова, девушка стояла и улыбалась, по-прежнему глядя только на Кемока, будто не видя меня.
– Ты сошел с ума! – прошептал брат, побелевший от ярости.
Он не владел собой. «Он околдован, – понял я. – Как мне заставить его одуматься?»
Я завернул ему руку за спину и повернул лицом к улыбавшейся девушке. Держа его так, в то время как он безуспешно пытался сопротивляться, я проговорил ему прямо в ухо:
– Да посмотри ты на нее! Как следует посмотри!
Он не мог высвободиться, и ему пришлось подчиниться. Он перестал сопротивляться, и я решил, что он наконец образумился. Девушка все с той же невозмутимой улыбкой продолжала повторять его имя, будто у нее не было других слов в запасе.
– Кто же это? Кто она? – спросил он, и я тут же отпустил его, поняв, что он готов воспринимать действительность. Но в чем она заключалась?
Когда мы убедились, что перед нами не Каттея, а наваждение, девица не исчезла – как те придуманные мною воины. Я дотронулся до ее руки и ощутил, что касаюсь плоти – теплой и, похоже, живой. Видение поражало своим совершенством.
– Я не знаю, кто она, – ответил я. – Но она не та, кого мы ищем.
– И если бы мы украли ее и убрались отсюда… – растерянно произнес Кемок.
– То это было бы только на руку колдуньям, – договорил я. – Однако если это – наваждение, то где же настоящая Каттея?
Кемок поборол смущение оттого, что едва не совершил ошибку, и теперь на него снизошло вдохновение.
– Эта кукла появилась вон оттуда. – Он показал рукой в сторону двери. – Значит, Каттею нужно искать в другой стороне.