Мне показалось, что он слишком самоуверен, но у меня самого вообще не было никаких мыслей на этот счет.
– Кемок… – Девица снова протянула к нему руки. Она пристально смотрела на него и медленно двигалась в сторону стены, словно приглашая его бежать вместе с ней.
Кемок передернулся и попятился от нее:
– Килан, торопись, нам нельзя мешкать.
Он повернулся и бросился бежать к дому. Я последовал за ним, боясь в любой момент услышать за спиной крики оставленной в одиночестве девицы.
В этой части дома была еще одна дверь. Кемок подбежал к ней чуть раньше меня. Предполагая, что она заперта на засов, я не знал, как он поступит. Но от толчка дверь тут же открылась; за ней была сплошная тьма.
– Держись за мой пояс, – приказал брат. В его голосе слышалась такая уверенность, что я подчинился ему, и мы шагнули в темноту.
Кемок шел впереди, уверенно ступая, словно видел, куда идет. Я задел плечом за косяк какой-то двери. Кемок свернул налево, продолжая вести меня за собой. Я вытянул в сторону свободную руку и шел, касаясь стен, чтобы опять не зацепиться за что-нибудь.
Кемок внезапно остановился и повернул направо. Я услышал, как он открывает какую-то дверь; слабый свет забрезжил в проеме. Мы стояли на пороге маленькой, похожей на келью комнатушки, и я разглядывал ее стены из-за плеча Кемока… На краешке узкой постели сидела наша сестра…
Она не выглядела столь обворожительной, как та дева, которую мы встретили в саду. Каттея повзрослела и казалась достаточно самостоятельной, ее лицо было грустным и усталым. Она тоже была красива, но ее красота была неброской. Заметив нас, она неслышно – это было заметно лишь по движению ее губ – произнесла наши имена и бросилась к нам, протягивая руки.
– Нужно спешить, – прошептала она. – У нас так мало времени!
На этот раз мне не требовалось никаких доказательств того, что это наша сестра. В отличие от той девы, наша Каттея обняла не только Кемока, но и меня. Держа нас за руки, она повела нас за собой сквозь тьму. Мы выбежали в сад, и я огляделся, опасаясь, что мы наткнемся там на ее двойника. Но в саду никого не было.
Перебравшись через стену сада, мы побежали к роще. Каттея то и дело поддергивала подол своего платья, которое цеплялось за чертополох и колючки. Мы больше не думали о том, что нас заметят, а просто мчались изо всех сил и уже начали задыхаться, когда добежали до того места, где оставили на привязи коней.
Едва мы оказались в седлах, как послышался какой-то гул. Он наполнил покинутую нами лощину и напоминал гул, который мы слышали во время землетрясения. Наши кони, испугавшись, громко заржали и с места взяли в галоп. Я ожидал, что сейчас раздастся громоподобный грохот или, по крайней мере, крики преследователей, но ничего такого не услышал. Все же на душе было неспокойно, и я прокричал Каттее:
– Кого нам следует опасаться?
Она резко обернулась, так что ее волосы взметнулись.
– Во всяком случае – не воинов. Есть другие слуги. Но в эту ночь они не так могущественны.
Славные торские кони, казалось, обезумели от дикой скачки. Мне передалось их беспокойство, едва не переходящее в бешенство, но я не мог понять, что с ними творится. Вроде бы мы были уже достаточно далеко от Обители и могли не опасаться действия колдовских Сил. Используя свой Дар, я старался успокоить животных.
– Потяните удила! – крикнул я Кемоку и Каттее. – Придержите коней, иначе они понесут!
Я не сомневался, что Кемок справится с лошадью, но беспокоился за Каттею, ибо знал, что колдуньи развивали в ученицах силу разума, но вряд ли обучали их верховой езде.
Кони, закусив удила, мчались во весь опор; мало-помалу внимая моим мысленным приказам, они начали сбавлять ход. И тут мы услышали впереди раскатистый рык снежного барса, рык, который я не мог спутать ни с каким другим. Однако эта гигантская кошка – полновластный хозяин гор, и было непонятно, как горный барс оказался здесь, в низине.
Мой конь взвился на дыбы и засучил в воздухе передними ногами. Конь брата тоже затанцевал на месте, а конь Каттеи развернулся и, как бешеный, понес ее обратно по тропе. Я поскакал следом, надеясь воздействовать на ее коня силой воли, но мои попытки были безуспешны: животному казалось – я это почувствовал благодаря своему Дару, – что за ним гонится барс, готовый к смертоносному прыжку.
Мой конь вдруг начал взбрыкивать, пытаясь сбросить меня, и пришлось направить всю свою волю на него. Внедрившись мысленно в его мозг, я подчинил его себе.
Догнав Каттею, я попытался подобным образом воздействовать на ее коня, чего и добился, но лишь отчасти – нельзя было забывать и о своем коне. По крайней мере, мне удалось избавить животных от ужаса, вызванного наваждением, возникшим в их мозгу.
Мы повернули коней обратно. К нам подъехал Кемок. Я процедил сквозь зубы:
– Может случиться, что мы не справимся со скакунами.
– Колдовская Сила? – спросил Кемок.
– Похоже, что так, – ответил я. – Надо убираться отсюда, и как можно быстрее.
Мы тронулись рысью за Кемоком по тропе, которую он разведал, готовясь к побегу. Замыкая шествие, я следил за поведением коней и, не имея возможности передохнуть, изнывал от усталости. Каттея ехала молча, но ее спокойствие было поддержкой нам обоим.
Впереди мы увидели свет. «Что это – уже утро? – удивился я. – Но утренний свет не может быть таким ярко-желтым, к тому же мерцающим».
Да это же огонь! Полоса пламени преграждала нам путь. Кемок остановил коня, и мы с Каттеей подъехали к нему. Зловещая огненная полоса пересекала тропу, уходя далеко в стороны, насколько можно было видеть. Кони храпели, вскидывали голову – не было и речи о том, чтобы двигаться дальше.
Каттея смотрела на огонь, медленно поворачивая голову из стороны в сторону, будто отыскивала брешь в огненной стене. Вдруг она тихонько засмеялась:
– Неужто они считают меня такой глупой? Так я и поверила в этот пожар. Нас просто запугивают.
– Очередное наваждение? – спросил Кемок.
«Ничего себе наваждение!» – подумал я, улавливая запах дыма и отчетливо слыша треск горящих веток. Но Каттея кивнула Кемоку и затем повернулась ко мне.
– У тебя есть кресало? – спросила она. – Прошу тебя, сделай мне поскорее факел.
Я не стал спешиваться, опасаясь, что конь сорвется с места и ускачет, но, заставив его сделать несколько шагов в сторону, наклонился в седле и вырвал с корнем торчащий рядом сухой куст. Обломав с него ветки, я связал их ремешком в пучок и достал из кармашка на поясе кресало. Мне долго пришлось высекать искру, прежде чем по одной из хворостинок побежал огонек.
Каттея схватила запылавший веник и пустила своего коня вперед. Я снова напряг волю, чтобы не дать двум нашим коням рвануться следом. Каттея раскрутила над головой свой необычный снаряд и метнула его в сторону огненной стены. Факел упал в сухую траву, та в один миг воспламенилась, и настоящий огонь устремился навстречу огненной полосе, слился с ней – и она пропала! Лишь продолжала тлеть трава на том месте, куда упал факел. Каттея снова рассмеялась – на этот раз задорно.
– Детская забава! – крикнула она. – Придумайте что-нибудь пострашней, Владычицы!..
– Ты что?! – Кемок протестующе замахал своей покалеченной рукой, направляясь к ней. – Не искушай колдуний! – набросился он на Каттею. – Нам и так повезло, что…
Она смерила его долгим взглядом.
– Ты не понимаешь… – сказала она спокойно и даже как-то назидательно. – Пусть они покажут, на что способны. Пусть выложатся сполна. Лучше сразиться с ними сейчас, а не тогда, когда они соберутся с силами, а мы выдохнемся. Я бросаю им вызов!
Конечно, в ее словах был смысл. Но мне показалось, что Кемок все-таки находит поведение сестры неоправданно дерзким, и я призадумался над этим. «А вдруг сестра, освободившись из заточения, настолько опьянела от свободы, что слегка тронулась умом?..» – подумал я.
Она резко обернулась, сосредоточив на мне взгляд.
– Нет, Килан, я не опьянела от свободы, как пьянеют с бутылки вина сулькарские моряки, вернувшись из дальнего плавания, – сказала она. – Поверь, я хорошо знаю тех, с кем так долго жила под одной крышей. Мы не справились бы с нашими ночными приключениями, если бы Владычицы не израсходовали Силы, двигая горы. И пока Силы не вернулись к ним, я готова противостоять самому худшему, на что они способны сейчас.
Она тихо запела и, бросив уздечку, начала делать руками какие-то знаки; как ни странно, но конь стоял под ней будто вкопанный. Слова, произносимые ею нараспев, были очень древними, и в некоторых из них я узнавал корни наших слов, но в большинстве они казались мне чужими.
И хотя они казались чужими, я угадывал их сокровенный смысл. Ее пение вызвало во мне чувство, которое я не раз испытывал, поджидая врага в засаде или пробираясь скрытно по его земле. Мне был знаком этот пробегающий по спине холодок от предчувствия предстоящей схватки. Но если раньше я отвечал на это чувство какими-то действиями, то сейчас вынужден был ждать неизвестно чего, и это казалось мукой.
Каттея бросала вызов колдуньям – противопоставляла себя их совокупной Силе, подобно тому как противопоставила иллюзорному пожару пламя истинное. Неужели ей удастся одолеть Владычиц? Я был готов к тому, что вот-вот начнет рушиться мир…
Но откликом на ее заклинания было не содрогание тверди и не страшные видения. Владычицы откликнулись волной лютой злобы, действующей на разум подобно неведомой Силе и сокрушающей его.
– Килан! Кемок!.. – прозвучало у меня в голове.
Превозмогая отупение, я откликнулся на зов сестры, и мы вновь составляли теперь одно целое, триедино противостояли воле многих. Нападать мы не могли, нам оставалось только защищаться, выдерживая натиск злых сил.
Я утратил ощущение себя, перестал быть Киланом Трегартом, превратясь из существа в бестелесную сущность, и непосредственно воспринимал мысли сестры и брата.
– Успокойся, – внушала мне Каттея.