– Твой Арвон полон чудес! – воскликнула я. – Думаю, целой жизни не хватит, чтобы увидеть их все!
Улыбнувшись, Херрел встал и спустился с кургана. Тут только я заметила, что на небе появилась луна. Херрел вонзил меч в середину конуса из кореньев. Вспыхнула маленькая зеленая искорка, корни принялись медленно тлеть, словно дерево не желало просыпаться от древнего сна и превращаться в пепел. Трижды Херрел втыкал меч, с каждым разом загоняя его все глубже, и вот наконец языки пламени нехотя поползли вверх, и над корнями поднялся тонкий бело-серый столбик дыма.
Я так сильно сжала в ладони кварцевый флакончик, что его острые грани врезались в кожу. Пробку я вынула наполовину и придерживала ее большим пальцем, чтобы не пролить ни капли драгоценной жидкости.
Херрел вскинул голову. Глаза его горели зеленым огнем, на лице плясали тени, но облик его оставался прежним. Наконец он повернулся ко мне и произнес:
– Они услышали зов.
Слова эти были сказаны на каком-то странном, не совсем человеческом языке, однако я все поняла.
Я спустилась с кургана без его помощи – он и шага не сделал мне навстречу, словно был прикован к своему месту, – и встала рядом с ним:
– Дай мне меч.
Резким движением, словно преодолевая действие какой-то невидимой силы, он протянул мне клинок. Несколько минут мы молча глядели на пустынную, залитую лунным светом дорогу. Когда Херрел вновь заговорил, его голос звучал словно издалека, хотя он и стоял рядом со мной.
– Они идут.
Я щелчком сбила пробку и поднесла флакончик к губам.
– Они уже здесь.
Я выпила содержимое, чувствуя, как едкая жидкость обжигает язык и горло, и снова посмотрела на дорогу. Она больше не была пустынна. Однако вместо зверей, которых я ожидала увидеть, к нам приближались призрачные тени, ежесекундно меняющие очертания. Я видела, как воин, восседающий на лошади, обернулся в омерзительное, ползущее на брюхе чудище, а дракон – в человека с крыльями за спиной и лицом демона. Найти Халса среди этих призраков, в открытую глумящихся над нами, было попросту невозможно. Если чудодейственность моли окажется не более чем легендой, мы обречены! Я изо всех сил старалась удержать взгляд хоть на одной из этих движущихся, перетекающих из одной формы в другую фигур. И тут… По лезвию меча вдруг побежали струйки голубого огня, и я увидела…
За колыхающейся стеной призрачных образов шли человекообразные существа.
– Я призываю к ответу! – громко произнесла я первые пришедшие в голову слова.
– Всех или одного из нас? – раздался в моем сознании шелест голосов.
– Одного из вас.
– И если ты победишь?
– Вы вернете мне то, что украли у меня.
Я уже увидела Халса – он стоял в первом ряду слева от меня.
– Ты хочешь назвать имя, ведьма?
– Да.
– Мы согласны.
– Вы принимаете мое условие?
– Мы принимаем твое условие.
Я вытянула руку, указывая мечом на Халса:
– Я призываю к ответу Халса.
Призрачная стена всколыхнулась сильнее, пошла рябью и наконец исчезла. Теперь перед нами стояли люди.
– Ты не ошиблась. – Хирон выступил вперед. – Какой вызов ты бросаешь Халсу?
– Это право принадлежит другому, – ответила я и протянула меч Херрелу.
– Да будет так, – зловеще проговорил Хирон, словно выносил нам обоим приговор, и взглянул на Херрела. – По обычаю Стаи?
– По обычаю Стаи.
Всадники расступились. Хирон скинул с плеч плащ из коричнево-серой лошадиной шкуры и расстелил его на дороге. Халс и еще трое положили по его углам свои шлемы гребнями внутрь. Другие тем временем воткнули в землю в нескольких футах от полотна четыре меча и положили между каждой парой скрученные плащи, так что получился квадрат.
Халс снял плащ и перевязь для меча, и они с Херрелом вошли в квадрат. На губах Халса играла его обычная глумливая ухмылка, которую я так ненавидела. Привыкший получать все по первому требованию, уверенный в собственной безнаказанности, он уже праздновал победу.
– А она оказалась сильнее, чем мы думали. Вот только на сей раз она крупно ошиблась, доверив свою судьбу тебе, Херрел Криворукий.
Херрел не ответил. Он с непроницаемым лицом смотрел на Хирона, стоявшего между ним и Халсом.
– Это – поле чести. Вы будете биться до тех пор, пока не прольется кровь или один из вас не заступит за линию. Тот, чья нога окажется за пределами поля, будет считаться позорно сбежавшим, и победа достанется его сопернику.
Потом Хирон повернулся ко мне:
– Если Херрел потерпит поражение, ты подчинишься нашей воле.
А их волю я знала – вытянуть из меня остатки жизни, чтобы ненастоящая Гиллан стала сильнее. Стараясь не выдать терзавшего меня страха, я спокойно произнесла:
– Если поражение потерпит Халс, вы, господин, тотчас же вернете мне то, что отняли у меня. Таков уговор.
– Таков уговор, – повторил он. – Начинайте!
Он взмахнул лентой, которую держал в руке, и отпрыгнул в сторону.
Я видела Всадников в бою лишь однажды – когда, приняв звериное обличье, они бросились на Гончих Ализона. С тех пор я думала, что главное их оружие – клыки и когти, и потому сейчас с удивлением смотрела на двух мужчин, грациозно кружащихся в смертельном танце. Время от времени раздавался звон, и скрещенные клинки вспыхивали огнем в лунном свете. Каждый пристально глядел в лицо противнику, и это напомнило мне, как кто-то из мужчин, приехавших раз в аббатство навестить родственниц, сказал, что во время поединка нужно смотреть в глаза врага, а не на его оружие.
Бойцы двигались все быстрее, сталь звенела все чаще, но оба были одинаково искусны, а потому кровь ни одному, ни второму пока пролить не удалось. Один раз нога Херрела оказалась за пределами плаща, но длилось это лишь долю мгновения, и он снова бросился вперед, оттесняя Халса.
С минуту я завороженно наблюдала за ними, не замечая больше ничего вокруг, а затем вдруг почувствовала, что творится что-то недоброе. Над полем чести, словно туман, сгущалась воля Всадников – все до одного желали Херрелу поражения. Навряд ли их усилия могли ослабить Херрела, облегчив тем самым задачу Халсу, – скорее они были направлены на то, чтобы пробудить в его душе сомнения, подточить его дух, напомнить ему, что он – худший из своих братьев.
И тогда, превозмогая страх, я собрала всю свою волю – волю, которая помогла мне вырваться из лап Гончих, преодолеть ловушки и добраться до Арвона, – и закрыла Херрела незримым щитом, чтобы оградить его от злого намерения Стаи.
Но мое истинное зрение слабело. Теперь на поле чести бились не мужчины, а звери: медведь, злобно рыча, размахивал когтистыми лапами, пытаясь достать шипящую горную кошку.
– Ты! – позвал вдруг требовательный голос.
Я повернула голову и увидела чудовище – получеловек-полуконь тянул ко мне огромные уродливые клешни.
– Хирон, – сказала я, и в тот же миг предо мной предстал человек.
«Тебе не победить, ведьма. Ты поручила самому недостойному из нас биться за тебя», – раздалось в моей голове.
«Я выбрала лучшего из вас. Я выбрала человека».
«Человек – не Всадник. Он бросил вызов тем, кто во всем превосходит его».
«А быть может, тем, кто ему не ровня?»
«Наивная, взгляни на свою руку, что недавно держала меч!»
Я опустила глаза. В лунном свете кисть выглядела как-то странно: пальцы были белые, слишком тонкие, полупрозрачные. А Хирон вновь заговорил, желая сокрушить меня и лишить тем самым Херрела моей помощи:
«Ты таешь, ведьма. Каждый раз, когда ты используешь свой Дар, ты слабеешь – а она становится сильнее! Совсем скоро ты превратишься в бесплотную тень. И какой, скажи, будет тебе прок от победы?»
И действительно – я чувствовала невыносимую слабость. Тень, бесплотная тень… Нет! Нельзя его слушать, он нарочно говорит это, чтобы отвлечь меня! Я вновь сосредоточилась на поединке: Халс обрушивал на Херрела удар за ударом, тесня его все ближе к границе поля.
«Нет!»
Я снова попыталась отгородить Херрела от воли Всадников стеной Силы, внушить ему веру в себя. Но я слабела. Что, если Хирон сказал правду?.. Я задрожала, земля под ногами закачалась… Нужно остановиться – иначе я упаду замертво…
Какие тонкие, бледные руки… Нет! Не смотри на руки – смотри на Херрела, ему нужна твоя помощь!
«Херрел… я таю… Херрел… Херрел!
«Наивная, твоя жертва напрасна».
«Херрел, ты можешь – можешь сразить медведя! Херрел!»
Глаза мне застила пелена, я уже не видела дерущихся и вообще не видела ничего вокруг. Вдруг раздались крики – или то рычали звери? Я протерла глаза: кошка и медведь застыли друг напротив друга, но задняя лапа медведя была за границей поля, обозначенной скрученным плащом и мечами. Херрел победил!
Всадники, теперь в человеческом облике, подошли ближе. Я чувствовала их ненависть, но завеса их злой воли растаяла в воздухе, как туман поутру. Херрел поднял меч, направив его на Халса, и громким, не терпящим возражения голосом объявил:
– Он сбежал с поля чести.
– Он сбежал с поля чести, – мрачно повторил за ним Хирон.
– Уговор есть уговор. Мы забираем то, что было нам обещано.
Хирон ничего не ответил, и тогда Херрел шагнул к нему:
– Неужто Стая перестала чтить закон? Не верю, что ты способен нарушить уговор.
Предводитель по-прежнему не проронил ни слова. Молчали и Всадники. Херрел подошел еще ближе. Глаза его пылали зеленым огнем, но облик оставался человеческим.
– Почему ты молчишь, Хирон? Почему не отдаешь нам то, что обещал?
– Потому что это невозможно.
Долгое время Херрел молчал, словно пытался осмыслить услышанное.
– Так ты признаешься в своем бесчестье, Предводитель? – произнес он наконец, и на сей раз голос его прозвучал тихо, зловеще: в нем таился едва сдерживаемый гнев, суливший смерть.
– Я не могу отдать вам то, чего у меня нет.
– О чем ты говоришь? Что стало с Гиллан, которую вы сотворили себе гнусным колдовством?
– Посмотри на нее, – сказал Хирон, и взгляд горящих зеленых глаз обратился на меня. – Связь разорвана. Та, которую мы призвали, ушла.