Опять заболела голова, да и раны, хотя мазь и подействовала, тоже помогали не спать. Я смотрел и слушал.
Лес не был безмолвен. Тишину нарушали тихие шорохи: шелест падающих листьев, колыхание веток, птичий щебет. Казалось, жизнь в лесу просыпалась по ночам и немедленно принималась за дело. Сверху донесся зловещий крик какой-то ночной птицы, и рука моя сжала рукоятку меча. Если это и был крылатый монстр, то интереса он (или она) ко мне не проявил.
Мысли мои постоянно крутились вокруг событий, происшедших до побега Гафии в неизвестность. Скорее всего, я не заметил, по какой тропинке она убежала. Оставалось признать, что лишь при счастливом стечении обстоятельств я смогу напасть на ее след.
Несмотря на усилия не спать, я задремал, потом, вздрогнув, проснулся и опять погрузился в сон. В перерывах между дремотой я вслушивался и всматривался в темноту.
Что же мне делать утром? При первой встрече с крылатым существом мне крупно повезло. Вторая встреча явно нежелательна. Может, в поисках следов Гафии лучше пойти вдоль горных хребтов? Возможно, здесь проезжали Братья по Мечу. Они ведь ездили на запад. Душевному состоянию моему был нанесен сильнейший удар. С тех пор как лорд Гарн изгнал меня из рода, я почувствовал, что значит, когда ты остался совершенно один. В эти ночные часы я решил, что хуже такой судьбы для человека ничего быть не может. Надежда разыскать леди Айну (вынужден сознаться) сильно поблекла с тех пор, как пропала Гафия.
Все же решил: пока жив, буду продолжать поиски. Впрочем, ничего другого мне не оставалось.
Ночь тянулась бесконечно, прерванный сон – считаные минуты. К шалашу моему никто не приближался, словно я был невидим для тех, кто крался или охотился в темноте. Пришел рассвет. Я очень экономно поел, затем починил лямки обеих сумок и, забросив их себе на спину, отправился в дорогу. Проводниками мне по-прежнему служили каменные блоки, которыми была вымощена дорога.
Они привели меня в лес. Ветви деревьев смыкались между собой, образуя потолок, через который почти не проникали лучи солнца. На блоках не было загадочных символов. Они не обросли мхом. Они были такими светлыми, что, казалось, сами излучали свет.
Дорога не шла прямо. Она время от времени изгибалась то вправо, то влево, как бы уступая место высоким могучим деревьям. Кора деревьев была гладкая, красновато-коричневая. Внизу веток было мало, кроны располагались высоко.
Я прошел приличное расстояние, прежде чем заметил, что у этих деревьев имелись и другие отличительные черты. Когда я проходил мимо, их листья (зеленые и свежие, как ранней весной) начинали шелестеть, хотя было безветрие. Когда я обратил внимание на этот феномен в третий раз, то остановился и посмотрел наверх. Нет, я не ошибся. Их листья прямо над моей головой приходили все в большее возбуждение, соприкасались друг с другом, будто обсуждая мое присутствие.
Уж не вчерашний ли яд подействовал на мой рассудок? Я скорее готов был поверить в это, чем в то, что листья обладают органами чувств.
Страха я не чувствовал, лишь тупое удивление. Стоял не двигаясь. Хотя упади на меня одна из этих мощных веток – и мне придет неминуемый конец. Листья тем временем шелестели все сильнее. Я все больше склонялся к тому, что шелест был речью, язык был непонятным мне.
Шелест звучал теперь нетерпеливо: меня заметили и ожидали внятного ответа. Я настолько поверил в собственную фантазию, что громко спросил:
– Чего вы от меня хотите?
Листья развернулись на черенках и зашелестели, как будто на дерево налетела буря. Даже могучие ветви взметнулись. Словно впавший в отчаяние человек замахал руками, желая привлечь внимание равнодушного лентяя.
Листья замерцали, и у меня появилось странное ощущение, что это и не листья вовсе, а зеленые огоньки, вспыхнувшие разом на тысяче свечей. Листья вроде бы зеленые, но отливают и голубым, и желтым, и темно-фиолетовым. Я стоял под огромной паутиной с вытканным на ней диковинным орнаментом. Она висела надо мной, как прекрасный ковер в богатом замке.
Свет лился вниз, а может, и падал, как падает лист за листом с приходом зимы. Я не мог оторвать взгляда от кружившихся вокруг меня листьев (вернее, от светового орнамента, который они создавали).
Я был уже не в лесу. Но где я находился, было мне неизвестно. Знал лишь, что ни я, ни кто-либо из моих соплеменников в таких местах не бывали. Яркий цветной вихрь окружал меня все плотнее. Испытывал я даже не страх, а нечто вроде благоговейного ужаса, потому что видел то, что таким, как я, видеть непозволительно. Затем паутина раздвинулась, как занавес.
С одной стороны, мне было не по себе, как бывает человеку при виде чего-то совершенно непонятного. С другой стороны, хотелось узнать, чего от меня хотят. Я чувствовал, что меня приглашают куда-то.
Она была стройной и высокой, эта женщина, явившаяся среди листвы. Одета во что-то мерцающее и зеленое. Я разглядел, что одеяние это состояло из множества листочков, находившихся в постоянном движении. Они стекали с нее и обвивали ее тело. Моему взору на мгновение представали то ее стройные ноги, то маленькая грудь, то плечо. Потом листва сгущалась, и она оказывалась закрытой – от шеи до пят.
Волосы ее были распущены, но и они не лежали спокойно на ее плечах. Нет, они, как облако, плыли вокруг головы, то свиваясь, то распускаясь. Волосы тоже были зелеными, но более светлого оттенка, в них проглядывали пряди рыжевато-каштанового цвета. Кожа ее тоже была красновато-коричневой и гладкой в сравнении с одеждой.
На лице выделялись огромные ярко-зеленые глаза. Самые богатые наши лорды превыше всего ценят драгоценные камни такого цвета. Такими же блестящими были ногти на руках, которыми она постаралась утихомирить непокорные волосы.
Она обладала такой красотой, хотя и странной, в существование которой я никак не мог поверить. Даже в беспокойных юношеских снах такая красота никогда меня не посещала. Все же я не мог дотянуться до нее, потому что между нами не было моста, по которому я мог бы к ней перейти. Я лишь смотрел на нее как на чудо, как на волшебный цветок.
Эти огромные глаза заглянули в мои, и у меня не было защиты от такого колдовства, да я и не хотел защищаться. Я почувствовал прикосновение ее разума, куда более интимное, нежели прикосновение руки или тела.
«Кто ты, тот, кто путешествует по старому пути Алафиана?»
Речи не было, одна лишь мысль. Я тоже не произнес ни слова в ответ. Вопрос ее оживил мою память, и я вспомнил все в подробностях, которые, мне казалось, я давно забыл, все, что случилось со мной с того момента, как я пришел в долину Гарна.
Все то, что я вспомнил, произошло без участия моей воли. Мне бы и хотелось о чем-то позабыть, но избежать этого я не смог. Я помнил все. И она обо всем узнала.
«Значит…»
Я почувствовал, что мозг мой стал сухим, как отжатая губка. Хотя ничуть не пожалел, что она использовала меня таким образом. У меня даже мелькнула смутная мысль, что она имела полное право так со мной поступить. Ведь я вторгся в ее земли, покой которых очень долго не нарушался. А я грубо прервал эту безмятежность.
«Это не твое место, получеловек. Но поиски твои продолжатся. И…»
Мысль ее на мгновение прервалась, оставив меня странно пустым. Я ощущал свое одиночество больше прежнего.
«Ты будешь делать то, к чему тебя влечет. Твоя забота – не наше дело. Я в это вмешиваться не буду. Ищи, и, возможно, ты найдешь больше, чем ожидаешь. Все возможно, если зерно правильно посеяно. Иди с миром, хотя его ты не обретешь. Его нет в тебе».
Опять мысль ее прервалась. Мне хотелось умолять ее не оставлять меня. Но между нами опять появилось подвижное облако света и задвигалось, образуя затейливый орнамент, затем разлетелось на искорки, ослепившие меня, как мне показалось, на довольно долгое время.
Опять я стоял под деревом на старинной дороге. Ни один листок не шелестел над головой. Дерево выглядело так, словно из него вынули жизнь, наполнявшую его лишь минуту назад. Возле моих ног лежал единственный листок совершенной формы, ярко-зеленый, как изумруд, как глаза дамы. По краю бежала тонкая красновато-коричневая полоска, одного цвета с корой дерева или цветом кожи ее прекрасного тела.
Быть может, это была галлюцинация, вызванная слабостью? Нет, этому я не верил. Я наклонился и поднял листок. Это был не лист с дерева. Во всяком случае, таких листьев я никогда еще не видел и в руках не держал. Он был тяжелее и плотнее на ощупь, чем обычные листья. Этот лист не вял, не распадался в пыль, как те, что растут в обыкновенных лесах. Вырезан он был из драгоценного камня, который мне и моим соплеменникам был незнаком.
Я распустил тесемки, стягивающие мою сумку, и осторожно положил туда лист. С какой целью мне его дали (я был уверен, что это подарок), я пока не знал, но понимал, что это драгоценность, которую необходимо сохранить.
Какое-то время я не мог сдвинуться с места. Я все с тоской смотрел на дерево, пока не убедился, что женщина не вернется. Сначала меня посетили страх и отвращение при встрече с крылатыми чудищами; здесь же я встретил красоту, испытал благоговение и желание продлить прекрасное мгновение. В этой колдовской земле человека бросает то в страх, то в благоговейный трепет. Среднего пути нет.
Я продолжил путь по дороге, вьющейся вокруг волшебных деревьев, но листья больше не окликали меня. Я хотел уйти подальше от этих деревьев, потому что вид их напоминал мне о невосполнимой потере. Боль, которую я испытывал при взгляде на них, была не физической, а душевной.
Я не останавливался, чтобы поесть, хотя и чувствовал голод. Продолжал упрямо идти вперед, пока наконец не вышел из леса на открытое пространство. Там я сошел с мощеной дороги, потому что она шла на север, а мне, как я полагал, надо было на запад. Неподалеку к небу вздымался еще один горный хребет. Земля, раскинувшаяся передо мной, заросла кустарником и невысокими деревьями. За этой растительностью было нечто такое, что привлекло мое внимание.