– Оно… оно сработало! – Я еле-еле нашел слова. – Огонь ушел. Но мы еще не вернулись… или это все еще башня?
Самому мне в это почему-то не верилось. Здесь я ощущал себя по-другому. Огонь уже больше не занимал мои мысли, но я понимал, что это был лишь первый шаг, что мы на пороге новых испытаний. Из густой темноты раздался голос Гафии. Слова ее лишь подтвердили мои опасения.
– Мы все еще заперты, – сказала она. – Это не наше время и не наше место… и…
Что она еще хотела сказать, я уже никогда не узнаю, потому что в этот момент темнота изменилась. Нет, светлого овала не было. Нас как будто всосало, потянуло куда-то с такой скоростью, что казалось, вместе с дыханием наружу вырываются легкие. Я задыхался и ловил ртом воздух. Изо всех сил держал за руку Гафию. Больше всего на свете я боялся потерять ее. Тогда каждому из нас будет уготована своя судьба.
Тело стало невесомым, хрупким, как лист на ветру. Я даже глаза закрыл, потому что давление темноты, через которую нас несло, было для них болезненно. Я боялся ослепнуть. То, что несло нас, казалось, набиралось сил. Чудилось: нас засовывают в клубок веревок и обматывают ими вдоль и поперек все крепче и плотнее.
Затем движение прекратилось. Мы повисли в темноте, я открыл глаза и ничего не увидел. В этом была какая-то непонятная цель. Я удивлялся тому, что стал способен чувствовать непонятное. Меня и в самом деле не обучали. Гафия была права. Тогда что же пробудило во мне эти способности?
Мы беспомощно повисли. С действительностью меня связывала лишь рука Гафии. Хотелось задать ей вопрос, но черная тьма, давившая на грудь и горло, не давала вымолвить ни слова.
Я чувствовал себя на краю гибели и даже хотел смерти как избавления от мучений. Слабое свечение лица на кубке исчезло, возможно, в результате сумасшедшего падения. Будь что будет, но я крепко держал и кубок, и руку Гафии.
Толчок – и мы опять понеслись куда-то. Опять я ощутил жуткий холод, опять нас пронесло через какой-то немыслимый барьер. Потом появился свет – слабый, мутный, тем не менее с непривычки я заморгал. Свет шел снизу, потом он стал разрастаться, становиться ярче, нас несло к нему под воздействием чьей-то воли. Чьей воли? И зачем?
Затем последовал удар такой силы, что меня оторвало от Гафии и унесло в сторону под другим углом. Я смотрел вниз с высоты птичьего полета и ощущал себя птицей.
Внизу я увидел круглую каменную площадку, отливающую ярким серебром, так как ее освещала луна. В центре ее было белое пятно, такое яркое, что если бы я мог, то прикрыл бы глаза рукой. Но тело опять отказывалось мне подчиняться. На камне кто-то лежал. Женщина. Длинные волосы ее были распущены. На ней не было одежды, и сначала я подумал, что она мертва, потому что она не шевелилась.
По углам площадки стояли четыре колонны, каждую из них венчал лунный знак, такой же как и в Святилище нашей долины. Возле каждой колонны колебались какие-то призрачные фигуры, очень похожие на человеческие. При моем приближении фигуры эти материализовались.
Это были мужчины. Все, как и женщина, обнажены. Каждый сжимал в руках палку. Они беспрерывно переминались с ноги на ногу, будто маршировали или пританцовывали, оставаясь на месте. Я ощутил царившее здесь возбуждение.
Из тени вышла еще одна фигура. Темное тело, как клякса, выделялось на фоне полированного серебра, созданного лунным светом. Кубок в моих руках ожил, потеплел, стал горячим. Он словно злился, наливался гневом.
Я должен был стать инструментом, орудием в руках Тьмы, чтобы подделать заклинание, исказить Свет. И я не в силах был противостоять им.
Эта черная фигура, вихляя и покачиваясь в танце, пошла от одной мужской фигуры к другой, останавливаясь на мгновение перед каждой, высоко вздымала тощие, как у скелета, руки, совершая, по-видимому, какое-то заклинание. При этом каждая фигура у столба становилась все более и более реальной, словно в нее вливались свежие могучие силы. Женщина на алтаре то ли глубоко спала, то ли была зачарована и, по всей видимости, не имела понятия о том, что́ происходит.
Я спустился уже так низко, что мог видеть лица всех находившихся на площадке, кроме темной фигуры, двигавшейся по кругу и раздававшей энергию. Я эту энергию ощущал. Она струилась возле меня быстрым потоком.
Если танцующие мужчины и заметили меня, то виду не подали. Я опустился на землю, ступил на площадку, на серебристые блоки возле алтаря, посмотрел вниз и увидел – Айну!
Это была уже не та девушка, что ехала в повозке Гарна. Она непонятным образом изменилась. Губы ее, темные на фоне бледного лица, были не красными, а черными в лунном свете. Они слегка улыбались. Ей что-то снилось. И во сне она была очень счастлива. Та робкая девушка, которую я знал, никогда не испытывала такого чувства. Она шарахалась от людей, возможно, из страха перед отцом, беспрекословно ему подчиняясь, не смела поднять ни на кого глаз.
Айна – жертвоприношение. Я знал это без подсказки. То, что происходило, совершалось по воле зла – Тьмы, такой же черной, как и место, из которого меня вырвали.
Я стоял с кубком в ладонях, ощущая, как он с каждым мгновением нагревается. В его металлическом сердце, должно быть, полыхало пламя: пальцы мои обжигало. Он защищался от того, что здесь происходило. Серебряное лицо засветилось, из глаз брызнули серебряные пучки света – белые, как луна над головой, но в чем-то другие.
Танцующая фигура, все еще бесформенная в многочисленных черных, как ночь, одеяниях, отошла от последнего мужчины и направилась ко мне, покачиваясь и подпрыгивая. Тень, падавшая от капюшона, мешала мне разглядеть ее лицо. Однако я знал, что ей о моем прибытии известно и что она заодно с той Силой, которая меня сюда направила.
Опять поднялись руки, широкие рукава упали почти до плеч и обнажили кожу да кости – древнюю кожу, древние кости. Скрюченные пальцы тоже говорили о невероятном возрасте. Эти узловатые, искривленные пальцы потянулись через спящую девушку за кубком. Я яростно вцепился в него, понимая, что только в моих руках талисман в безопасности.
Я старался укрепить свою волю, но направить ее не против той Силы, что доставила меня сюда, – я понимал, что против нее у меня нет ни малейшего шанса, – все усилия мои были направлены на то, чтобы кубок оставался по-прежнему у меня.
Когти впились мне в руку, и я резко высвободился. Должно быть, мои враги не ожидали сопротивления и были удивлены. Может, и кубок, который я продолжал держать, влил в меня Силу, о которой я и сам не подозревал.
Черная фигура сделала вторую попытку схватить кубок. Ее капюшон при этом свалился с головы… Это была женщина, вернее, пародия на женщину. Она была очень стара и безобразна. Изборожденное глубокими морщинами лицо отражало ненависть и пороки. Грязные седые волосы пучками торчали на почти лысом черепе. Когда она открыла рот, чтобы плюнуть на меня и послать проклятие, я увидел в ее рту один или два желтых зуба, больше похожих на клыки Груу, чем на человеческие зубы.
Она была злой и очень сильной. Желание добиться своего придало ей больше сил, чем можно было бы подумать, глядя на ее костлявое тело. Когда первая попытка провалилась, она обошла алтарь со спящей Айной и подошла прямо ко мне. В горящих мрачной злобой глазах видны были хитрость и безумие. Она намеревалась разодрать мне лицо своими скрюченными пальцами.
Бороться с Силой, пославшей меня сюда, все равно что пробираться сквозь огромную массу песка. Она сумела запрыгнуть на меня, но кубок я не выронил. Я старался смягчить ее атаку, отодвинуть старуху плечом, загородиться от нее руками.
Она стала выкрикивать незнакомые слова, в углах рта запузырилась пена. К своему изумлению, я увидел эти слова. Они были дымными и красными, вертелись над моей головой и снижались. А вдруг они обожгут меня, как настоящее пламя?
Я вскинул голову и крикнул:
– Ха! Курноус, во имя Рогатого венца!
Она словно наткнулась с размаху на стену: отшатнулась и отступила на один шаг, а затем и на два, стараясь удержаться на ногах. Губы ее шевелились, слюна стекала по подбородку. Задвигала руками, рисуя какие-то знаки. В воздухе поплыли черно-красные знаки Тьмы.
Кубок нагрелся так, что я едва мог его держать, но все же поднес ко рту, словно собирался выпить то, что было в него налито. Глаза Охотника испускали блестящие пучки света, похожие на пики, готовые поразить врага.
Лучи эти дотянулись до старухи, встретили сопротивление и разлетелись по сторонам, осветили алтарный камень и спящую девушку. Лучи перемешались с лунным светом и стали интенсивнее, ярче.
Старая карга с живостью, несвойственной ее возрасту, бросилась назад, спасаясь от потока света, и завопила. Звук ее голоса отозвался в моей голове такой болью, которую, мне казалось, я не выдержу.
Все же я терпел. Давление на меня закончилось, и я мог бы отбросить в сторону кубок с мучившим меня огнем и бежать отсюда, прекратив сопротивление. Но в душе знал, что этого не сделаю. Что за битва шла в эти минуты, я мог лишь догадываться. Но я крепко держал кубок, а свет заливал все вокруг.
Карга отступала все дальше и дальше. Теперь она стояла на самом краю площадки. Похоже, она решила стоять до последнего. Сейчас уродина собирала силы. Хотя меня долго держали в каком-то непонятном плену, военного мастерства я все-таки не утратил. Я уловил короткий миг, когда старуха на меня не смотрела, и бросился к девушке.
Теперь была моя очередь атаковать. Мгновение – и я был между старухой и девушкой. Краем глаза посмотрел на ближайшего из мужчин: не бросятся ли эти четверо на помощь колдунье? Они были совершенно обнажены, и при них, сколько я мог видеть, не было оружия, только палки. Хотя кто знает, у них может быть оружие, о котором у меня нет ни малейшего представления.
Двое, как я заметил, не отреагировали. Они все так же стояли возле колонн, переминаясь с ноги на ногу. Они не смотрели ни на меня, ни на старуху. Они смотрели только на алтарь, хотя не уверен, видели они Айну или нет.