С утра мы двинулись дальше, хотя Джервон так и не сумел найти тропу, а земля впереди стала угрюмой и зловещей. Я знала, что природа Пустыни бывает разной, но здесь все тянулись песок, щебень и голые скалы, от которых волнами зноя отражалось солнце. По примеру путешествующих в Пустыне мы проводили самые жаркие часы в укрытии, а двигались ранним утром и вечерами. Ночью продолжать путь не решались, хотя луна светила ярко.
Слишком много было кругом странных теней и необычных звуков (хотя раздавались они вдалеке). Надежнее представлялось устроить лагерь и тщательно его сторожить, даже ценой потери часов пути.
Удача нам благоприятствовала – каждый вечер мы находили хотя бы скудное пастбище и воду. Джервон решил, что, хотя дороги и не видно, мы, верно, напали на давно забытый путь через Пустыню.
Я все поглядывала на своего грифона, ожидая от него подсказки – верное ли мы выбрали направление. Не знаю, чего я от него ждала, на что надеялась, но шар оставался прежним.
Джервон, обгоняя нас, отклонялся то вправо, то влево, все еще выискивая следы – и не находя их. Наугад, лишь бы иметь хоть какую-то цель, мы направились к линии гор на западе – те высоты ночами представлялись багрово-черными, а днем – бурыми. Других ориентиров здесь не было.
На второй день Джервон вернулся из очередной вылазки быстрой рысью. Мы, сберегая силы коней, двигались шагом, и такая его спешка предвещала недоброе.
– Впереди вода и следы лагеря рядом, – сообщил он. – Свежие следы.
Как мало было надежды, что этот след оставил Керован! И все же я погнала свою кобылку в ту сторону, и другие повернули за мной. В песчаной Пустыне пролегала узкая расщелина, заросшая темной и корявой зеленью. И вода в лениво струившемся ручье не манила к себе, была темной и гнилой, словно из стоялой лужи. Все же наши кони жадно стали пить, между тем как Джервон указал место, где топорщилась свежеощипанная животными трава.
– И еще кое-что… – Он поманил нас за собой через кусты.
Я потянула носом – лучше бы я этого не делала! В воздухе стоял сладковатый запах мертвечины! Земля была разрыта, узкую яму завалили грудой камня.
– Животных не хоронят… – Элис разглядывала могилу. – Но и для человека здесь не хватило бы места.
Я с облегчением увидела, что она права: в такой ямке поместился бы разве что ребенок. Ребенок… Керован не мог убить ребенка!
Элис закрыла глаза, пошатнулась. Джервон мгновенно оказался с ней рядом, поддержал под руку. Содрогнувшись, она снова взглянула на нас:
– Не нашей крови… здесь не наша кровь. Что-то чужое – но, может быть, не чуждое этим местам. Не знаю, кто это был, но при жизни он служил Тьме.
Я невольно попятилась. Тьма – так мы обозначали все злые Силы и их служителей. Неужели в Пустыне на Керована снова напала такая Сила?
– Оставь! – резко приказал Джервон. – Нечего бояться мертвеца, но и докапываться до него ни к чему. Не будем тревожить могилы.
Он впервые заговорил с ней так властно.
– Ты прав. – Элис отвернулась. – Он и вправду мертв – и не один день, как мертв, я бы сказала.
– Значит, Керован…
Я тронула ногой откатившийся камень. Значит, то, что здесь похоронено, погибло не от его руки, даже если это он зарыл труп. Я крепко держалась за эту надежду. Надеялась, что ему не пришлось снова – притом в одиночку – схватиться с Темными Силами.
– Сдается мне, – продолжал Джервон, – места здесь недобрые.
Мы все трое подальше отошли от могилы, а коням, не выказывавшим никакого отвращения, позволили попастись, пока не спала жара. Когда двинулись в путь, солнце уже садилось.
На дальнем берегу этой зловещей расщелины случилось то, чего я так долго ждала. грифон вспыхнул – и не просто отразив солнечный луч. Заслышав мой крик, спутники натянули поводья, а я завертелась в седле, пытаясь по усилению света в шаре понять, в какую сторону он указывает.
Меня охотно пропустили вперед, и я рысью направила Бураль к скоплению остроконечных скал, видневшихся над песчаной равниной. Сбоку от них громоздилась куча сушняка, как видно, выброшенная изнутри. Крошащиеся прогнившие сучья мешались в ней с остатками давно иссохшей травы. На самом краю этой гнилой кучи ухмылялся череп, и в гнилом крошеве тоже вроде бы виднелись осколки костей.
– Здесь кто-то ночевал. – Джервон соскользнул с седла и заглянул между торчащими глыбами. Темную кучу он поворошил носком сапога. – Похоже, там внутри было какое-то гнездо.
– Гнездо охотника, способного охотиться на такую добычу? – Элис указала на череп.
Джервон, не касаясь останков, склонился ниже.
– Думаю, он очень старый, Да и логово давно заброшено.
Я обнимала ладонями хрустальный шар. В этот миг от него так полыхнуло жаром, что я вскрикнула и выпустила грифона. Повисший на цепочке шар продолжал раскачиваться, хотя сама я не шевелилась. Тогда я, преодолевая брезгливость и подступающий страх, тоже спешилась и неохотно придвинулась к тому краю гнилья, с которого ухмылялся череп – упавший или положенный туда нарочно.
И тут…
В темных провалах глазниц (даже здесь я не могла так обмануться) затеплился отблеск света. Я ладонью зажала рот, сдержав рвущийся крик.
Шар приподнялся с моей груди, натянул цепочку, словно стремился на волю. Я сама назвала его своим проводником, и вот теперь он увлекал, тянул меня к этой истертой временем кости.
Не совладав с грифоном, я поневоле опустилась на колени. Касаться этой сухой, покрытой плесенью кости я не собиралась – не хотела!
Хрусталь заискрился так ярко, что невозможно было смотреть. А в ушах у меня или, может статься, прямо в голове еле слышно зазвучал отзвук торжественных песнопений, какие возносятся при свершении обрядов. Я готова была заткнуть уши и со всех ног бежать прочь от этого черепа.
Нет, не черепа. Воздух вокруг пожелтевшей кости сгустился, обрел плотность, тонко, почти невидимо обрисовав лицо, голову… Глаза, острый, выступающий нос – птичьим клювом нависший над маленьким подбородком, широко расставленные глаза… нечеловеческое лицо!
Его горящие искрами глаза впивались в меня, чего-то требовали – чего, я не знала. Что-то потеряно – найди! Впереди опасность, там…
Призрачное лицо пропало. А череп… я вскрикнула. Сам череп рассыпался серым, как пепел, прахом.
– Чего ты от меня хочешь? – вскрикнула я. – Что тебе надо?
Заглох звук дальних песнопений, смолк ужасный приказ. И грифон в шаре больше не пылал, спокойно лежал у меня на груди, над сердцем. От черепа не осталось ничего.
– Он хотел… – Я запнулась, обернувшись к спутникам, не умея объяснить…
Джервон смотрел бесстрастно, Элис, стоя рядом со мной, заглядывала в проем между камнями – туда, откуда кто-то выбросил череп и все прочее.
– Там что-то было!
Видение не оставляло меня, не давало покоя. Они тоже видели?
– Тот, кто гибнет, не закончив возложенной на него задачи, доброй или злой, – медленно заговорила Элис, – сохраняет тень жизни, которая, пока та задача не исполнена, отказывается ступить на новую дорогу. Я думаю, здесь обитала такая тень. Теперь же она ушла – к добру или ко злу.
– Но она не сказала мне, чего хочет.
Я поняла, что верю ее словам – верю настолько, что мне захотелось вернуть череп, потребовать от привязанной к нему тени ответа – что и где я должна исполнить. Потому что и на меня теперь легло бремя – если мне это не чудилось.
– Придет время, узнаешь. – Эти слова Элис прозвучали не утешением запутавшемуся ребенку, а непреложной истиной.
Я поднялась на ноги, и руки мои, как нередко бывало в поисках опоры, потянулись к грифону. Но не коснувшись шара, я отдернула пальцы. Мне захотелось от него избавиться! Вернее сказать, этого захотелось чему-то во мне, между тем как что-то другое, из самой глубины, взволнованно требовало покориться неведомой Силе, отбросить давние страхи и опасения моего народа и шагнуть вперед – к чему, я еще не знала.
Мы не стали задерживаться у этого странного гнезда, а двинулись дальше. Местность вскоре стала меняться в лучшую сторону. Засушливые пустынные земли уступили место растительности.
Джервон убил стрелой существо, не слишком отличающееся от оленей долин. Запасшись свежим мясом, мы нашли и место, где напиться хорошей воды. У ручья обнаружились приметы давних ночлегов, и мы решили, что вышли в места, обжитые старателями или разбойниками. Лошадям здесь было хорошо пастись, так что мы решили задержаться, пока Джервон обследует окрестности.
В душе я была уверена, что в тех скалах ночевал Керован и он же побывал в найденной нами прежде расщелине. Но, к моему отчаянию, в этих глухих местах не оставалось следов, подсказавших бы, куда и в какую сторону он уехал. грифон… Нет, после истории с черепом я даже ему не доверяла.
Я попробовала поговорить с Элис, но та отвечала так рассеянно, что мне показалось: то ли она раскаялась в своем обещании мне помочь, то ли и ее случай с черепом заставил глубоко задуматься.
Присев на пятки, я стала оглядываться. Здешние жесткие травы были привычны жительнице долин – уж во всяком случае привычнее пересеченной нами Пустыни. Я припомнила рассказы старателей: те говорили, что в этих местах попадались города и крепости – разрушенные и оплавленные так, что оставались лишь глыбы металла, которые они и вырубали на продажу. И металл этот был непростой: случалось, он взрывался от соприкосновения с инструментами, убивая тех, кто пытался его подчинить.
Кем были Древние? Что за жизнь они здесь вели? Тот череп, обретя подобие жизни, оказался скорее птичьим, нежели человеческим. Мертвец не был человеком: был он чем-то бо́льшим – или меньшим?
– Кто были Древние?
Я только тогда поняла, что спросила вслух, когда Элис, выведенная моим голосом из задумчивости, ответила:
– Мне кажется, они принадлежали к разным видам. Та Мудрая, что меня учила, сказала однажды, что они слишком много знали, слишком широко применяли Силу. Они умели менять – и меняли – облик. Ты наверняка слышала предания.