Мне помогло чистое везение, потому что свет грифона был слишком слаб, чтобы помочь мне найти дорогу. Но вот вынесенная вперед рука попала в лужу, и от холода у меня вырвался резкий вскрик.
Болтающийся на цепочке грифон помог смутно различить очертания чаши или впадины, быть может выбитой веками падения капель. Падали они откуда-то сверху и плюхались в эту лужицу, которую я могла бы целиком накрыть своим плащом – если бы не потеряла плаща.
Я пила, плескала водой в запыленное лицо и снова пила, горстями черпая воду. Ее холод наводил на мысль об оттаивающей где-то над головой глыбе льда. Но с вливающейся в саднящее горло влагой в меня проникла и новая отвага.
Напившись, я нашла в себе силы встать, хотя мне пришлось пошире расставить ноги и растопырить руки. При этом я все так же напряженно вслушивалась: вдруг затащившие меня сюда твари продолжают наблюдать и готовы кинуться на меня при первом же шаге?
Кроме ровной капели, я ничего не расслышала. И наконец взяла шар в руки, подняла его над собой, как факел. Однако его тусклый свет не открыл мне ничего нового. Страшно было вслепую сделать шаг в неизвестность. Но и оставаясь на месте, ничего не добьешься.
Я понимала, что нужно найти способ вернуться к источнику. Тут мне пригодилась уцелевшая одежда. Под кольчугой я носила стеганый кожаный жилет, а под ним – полотняную сорочку, – все это, чтобы звенья кольчуги не натирали ребра. Я, каждую секунду прерываясь и прислушиваясь, стала возиться с завязками. Грудой сбросив на пол верхнюю одежду, я добралась до льняного полотна.
Снова натянув жилет и кольчугу, я занялась рубашкой. Полотно было прочным и плотным, такое не скоро снашивается.
С ножом было бы проще, а так мне пришлось надрезать ткань краем поясной пряжки, а то и рвать зубами, а потом уже раздирать на полосы. Каждый надрез давался с боем. Зато кропотливая работа помогла мне успокоиться. Во всяком случае, я хоть так могла позаботиться о себе. Наконец у меня в руках оказался клубок из связанных в длинный шнур полосок ткани.
Один конец я, как могла крепко, привязала к острому выступу на краю чаши. Устроив этот якорь, я шаг за шагом, то и дело останавливаясь, двинулась вперед и шла, пока шнур не натянулся. Впереди ничего не было, и, даже сняв с себя пояс и хлестнув наугад перед собой, я не задела стены. Тогда я, держа шнур натянутым, сдвинулась вправо, пошла по кругу.
Должно быть, я описала четверть круга, когда впереди, едва различимая в свете шара, выросла стена. Так близко – я дотянулась рукой и, касаясь ее пальцами, продвинулась на несколько шагов. Шнур натянулся так туго, что я испугалась, как бы он не оборвался. Тогда я нагнулась к полу, на котором под сапогом ощущались мелкие камушки. Выбрав один, я закрепила его на свободном конце шнура. Еще несколько я сложила горкой и оставила камешек со шнуром наверху, рассчитывая по стене вернуться к отмеченному месту.
Стена была не из утрамбованной земли, а каменная, шершавая, какими бывают стены природных пещер. Она тянулась вдаль, не прерываясь, только изредка отворачивала, образуя боковые ниши.
Наконец я вышла к месту, где к моей стене под прямым углом примыкала другая. Теперь я пошла вдоль нее. Однако, сделав несколько осторожных шагов, застыла. Тот шорох, тот гнусный запах – они вернулись. Я была уже не одна.
Я поспешно навернула на кулак свой пояс, оставив конец с пряжкой болтаться. Нехитрое оружие позволяло хлестать в темноту и кое-как защитить себя. Прижавшись плечами к стене, я застыла в ожидании, надеясь, что слух предупредит меня о нападении.
Я расслышала что-то похожее на кряхтение, которое усиливалось и затихало, – может быть, это была своего рода речь. Только вот определить источник этих звуков мне не удалось. Только тогда я спохватилась, что свет шара мог выдать меня врагу. Но предпринимать что-то, если слух меня не обманывал, было уже поздно.
Шорох и мягких топоток шагов метнулись ко мне. Напрягшись, я выпустила из руки шар. Свет его, хоть и скудный, вблизи мог открыть, с кем предстоит бороться. И ременной бич был при мне.
Не знаю, не померещилось ли мне движение, но, взмахнув поясом, я почувствовала, что удар не пропал даром. Раздавшийся визг тоже меня обнадежил: казалось, я нанесла врагу ущерб больший, чем могла надеяться.
Под ноги мне, под самые носки сапог, шмыгнуло что-то темное. Я, желая рассмотреть, с кем имею дело, поднесла шар с грифоном. Тварь, вскрикнув, метнулась прочь. Я успела только понять, что она гораздо мельче меня, покрыта не одеждой, а густым волосом или мехом, но тело с четырьмя конечностями и круглая голова не слишком отличаются от человеческих.
Несло от нее так, что меня затошнило. Я еще раз с силой взмахнула бичом, рассчитывая зацепить удирающую тварь. Удар пришелся в пустоту, только пряжка звякнула по стене.
А потом они решительно пошли на приступ, и мне пришлось хлестать раз за разом. Не знаю, случалось ли им прежде встречать отпор, но их кряхтение вскоре перешло в визг, твари юлили и подскакивали на самом краю освещенного круга, так что я только на ощупь понимала, что удар бича пришелся в цель.
Не знаю, много ли их было, но в голове крепко засела мысль, что, если они накинутся все разом, мне не устоять.
По неведомой мне причине они не прибегли к этому способу, а делали одиночные выпады, как если бы их, кроме моего неуклюжего ремня, сдерживало что-то другое. Мне не сразу пришло в голову, что их может отпугивать грифон. Если так, я могла бы прибегнуть к новому средству с риском потерять свое небольшое преимущество – или и дальше хлестать воздух, пока уставшая рука не откажется подниматься (она уже теперь ныла, и мне все труднее было успевать за их стремительными движениями).
Если бы мне побольше знать о природе заключенной в шаре Силы! Я, правда, видела ее в действии, но каждый раз шар оживлял тот, кто больше меня понимал в таких делах. В памяти мелькнуло обещание Нивора: что для меня шар станет ключом. Но сейчас мне нужен был не ключ, а оружие.
Оставив пояс в одной руке, я через голову стащила цепочку с шаром: она была короче моего самодельного бича, но и ею можно было взмахнуть.
Я раскрутила шар над головой. И невероятно удивилась, обнаружив, что огонек в нем разгорается, как разгорается факел, когда им машут в воздухе. Свет полыхнул, скрыв в своем сиянии грифона, и луч ударил куда дальше, чем я смела надеяться.
Я впервые ясно разглядела врага. Шарахнувшиеся от света подземные жители не доставали мне и до плеча. Пятясь, они упрямо протягивали ко мне руки или лапы, упрямо пытаясь зацепить меня огромными, изогнутыми, как серпы, когтями. Тела их сплошь покрывала колючая щетина – грубее воло́с или меха, скорее похожая на тонкие корешки, а в круглых провалах глазниц я не сумела разглядеть глаз. На тупых собачьих мордах грозно торчали большие клыки, не оставлявшие сомнений, какую пищу предпочитают эти твари.
В сиянии шара они корчились, ежились, закрывали ямы глаз когтистыми лапами, и вопили при этом так, словно свет был ужасной пыткой.
А потом этот визгливый гомон прорезал протяжный пронзительный свист. Он больно ударил мне в уши и как ножом пронзил голову.
Головы тварей разом повернулись на сутулых плечах, а потом все они дружно бросились на свист, мгновенно исчезнув из освещенного шаром пространства. Только простучали торопливые шаги, и снова тишина.
Итак, одну атаку я отбила. Но не спешила торжествовать победу, будучи уверенной, что она не последняя и подземные жители еще вернутся. Значит, надо выбираться отсюда, пока они не собрались с духом.
Я поднесла шар ближе к стене, высматривая отверстия и понимая, что без света нечего и думать очертя голову бросаться в темноту.
Тот свист… Твари отозвались на него, как собаки на призыв хозяина. Может быть, притащившие меня сюда существа служат чему-то или кому-то другому, конечно бесконечно более опасному. Но тогда почему их отозвали, когда им ничего не стоило взять меня измором? Разве что… Я взвесила на ладони грифона. Если бы только знать!..
Я прислонилась плечом к стене, а шар держала в ладонях. Схватка, хоть и короткая, измотала меня до боли в руках и во всем теле. Только теперь я заметила, что вся дрожу, словно впервые после болезни встала с постели. И гложущий голод напомнил, что ела я в последний раз довольно давно. Вода здесь нашлась, но что будет с пищей? Где ее искать в этой темной дыре?
Я медленно тащилась вдоль стены – тем медленнее, что каждые несколько шагов останавливалась, прислушиваясь в страхе, что эти боявшиеся света создания в следующий раз не полезут на меня открыто, а подкрадутся исподтишка. Тепло от шара разгоняло пронизывающий меня озноб. Я не сводила глаз с его ободряющего свечения – пусть и пригасшего до прежнего тусклого светоча. грифон снова был виден, искорки глаз словно отвечали на мой взгляд. Я вдруг заметила, что шепчу, обращаясь к нему.
Первым выговорилось имя Керована – я повторяла его снова и снова, как певучее заклинание, разгоняющее все заботы и страхи. Я пыталась увидеть его мысленным взором – таким, каким видела в последний раз.
То, что случилось… Нет, я не найду слов, чтобы это описать. Словно какая-то Сила отшвырнула меня к стене, и я… не знаю как, но мысль на миг связала меня с мужем!
Я отчаянно всматривалась в грифона, силясь удержать то мгновение, снова узнать, почувствовать… в тот миг я была не одна. Он… он словно встал со мной рядом. Если бы еще раз…
– Если бы знать! Если бы только знать! – крикнула я грифону.
Шар стал для нас связующим звеном, но лишь случайно, и связь тут же прервалась. Неведение стояло у меня на пути, и от злости у меня колотилось сердце, на глазах выступили слезы.
Злость мне не поможет. Я и без предостережений Элис понимала тщетность несдержанных чувств. Чтобы подчинить Силу, надо прежде подчинить самое себя. Этому, по ее рассказам, Мудрых учили долгие годы – владеть собой и лелеять свой Дар.
Дар подчиняется воле, но эта воля должна быть сосредоточенной, отсечь все внешнее, должна стать тверже стали. На что способна моя воля? Пришел час ее испытать – и от исхода испытания зависела жизнь или смерть.