Я ждал, что она сошлется на Имгри, но она ответила только:
– Я Элис, а это Джервон.
Мечник молча кивнул. Нагнулся, сорвал пук травы и принялся очищать им клинок.
– С нами, – медленно и отчетливо продолжала женщина, – была леди Джойсан.
Я похолодел. Всякое готов был услышать, но это – меньше всего. Мне даже подумалось было, что я ослышался. Джойсан здесь? Но… где?.. И как?
Я завертел головой, но тут Элис добавила:
– Ее затянуло… туда.
К моему ужасу, она указала на яму, которую раскапывал Джервон.
– Ты… лжешь! – Я не мог, не хотел ей поверить! Это обман, они меня путают, заманивают – Джойсан в Норсдейле. Я ее освободил… она в безопасности… она…
Никогда я не знал еще такой ярости и такого страха, как те, что рвались из меня в этот миг. Мелькнула мысль: вот отчего мне было так холодно. Оттого что я загнал в самую глубь себя этот яростный огонь.
Джервон шагнул ко мне, нацелившись мечом в полоску кожи между моим подбородком и воротом кольчуги.
– Моя госпожа не лжет, – с угрожающей мягкостью проговорил он. – Джойсан была здесь и провалилась в земляную воронку. Она пришла сюда ради некоего Керована, которому, как я вижу, нет до нее дела.
Безумие… Кто сошел с ума – я или они? Я брежу? Может быть, в замке оборотней на меня навели чары? Опасно иметь дело с обладающими Силой. Что, если они пытаются меня подчинить, обращаясь к тем чувствам, которые я запер в глубине разума – или сердца?
Если бы не рассказ Элис, которая подробно описала, как они встретились с Джойсан в долинах, как она стремилась меня отыскать, и как гадание подсказало им, что я мог отправиться в Пустыню, и как они вышли на мой лагерь… а потом об атаке…
Все правда! Отрицать более было невозможно, и тогда я, запрокинув голову, издал протяжный волчий вой. Джойсан пошла за мной! Она чужая в моей жизни – и я не имею на нее никакого права. За мной темное прошлое, а будущее, может быть, еще хуже. Она должна быть свободной от меня. Оттого что ошиблась во мне, она попала в плен, в сети подземной Тьмы – невыносимая мысль! Но как ни жестока была истина, мне пришлось ее признать.
Я через рытвины подбежал к той яме, что тщетно раскапывал Джервон и, заглянув в нее, задал один-единственный вопрос. Хотя уже знал ответ и знал, что ответ станет мне вечным приговором в собственных глазах.
– Давно?
Элис подошла ко мне, тронула за плечо. Я не заслужил сочувствия, но, все еще слишком замороженный снаружи, слишком горячий внутри, я не нашел в себе сил сбросить ее руку.
– Не думаю, что ее погребла земля.
Я покосился на нее и снова уперся взглядом в яму. Зря она пытается меня ободрить. Джойсан ушла во Тьму. Я еще только начинал осознавать потерю. Уезжая из Норсдейла, я верил, что заковал себя в броню, что вполне готов принять ту горечь, которой с этого дня будет наполнена моя жизнь. Теперь стало ясно, что я не испытал тогда и сотой доли бремени, которое мне суждено носить, пока меня держит поглотившая ее земля.
Пальцы Элис крепче сжались на моем плече. Она силой развернула меня к себе:
– Она жива. – Это было сказано тихо, но убежденно, только эта убежденность не пробилась в мой внутренний ад.
– Госпожа… – Я ответил так же тихо, вспомнив давнее благородное воспитание. – Ты сама знаешь, что погребенный в земле не может выжить.
– Посмотрим… И даю слово, видение будет истинным.
Другой рукой она подала знак Джервону. Тот уже отыскал полузасыпанную грязью седельную суму. И достал оттуда какой-то сверток.
Над нами сомкнулись сумерки, но то, что показалось из свертка в руках Элис, словно вобрало в себя весь оставшийся свет: серебряная чаша сияла, как полная луна, словно и выкована была из лунного луча.
Я тупо следил, как она смешивает по щепотке сухих трав, доставая их из мешочков на поясе, и заливает их несколькими каплями воды из поданной Джервоном фляги. Потом она стала раскручивать чашу, и губы ее зашевелились. А потом она протянула чашу мне.
Я принял ее против воли. Не потому, что сомневался в ее способности призвать образ Джойсан, а потому, что знал, какой ее увижу, и боялся увидеть. Браслет у меня на запястье светился наравне с чашей – но не нагревался. Не сулило ли это надежды? Я не позволял себе верить в лучшее.
Взяв чашу в ладони, я заглянул в нее – в пустоту внутри.
Как и следовало ожидать – темно. Нет! Жидкость в ней ожила, пошла кругом, хотя я не двигал чашей. Вот она поднимается по стенам, подступает к самой кромке. Я всматривался в темную поверхность. И вот…
Свет – такой слабый… но ровный. Быть может, страх и желание придали остроту моему зрению, столь необходимому сейчас, столь желанному. Это… Это светился грифон. Маленькая фигурка переливалась светом, а за ней… Я боролся с темнотой, усилием воли заставляя себя увидеть. Я должен увидеть! И в конце концов я увидел… Всего лишь тень лица, но глаза открыты, и лицо живое… Джойсан? Обман зрения?
Нет. Не знаю почему, но я верил, что грифон и мой браслет не допустили бы такого обмана. Я видел живую Джойсан. Она не погибла, не раздавлена землей. Но где же она? И как мне ее найти?
Жидкость отступала, оседала на дно.
– Нет! – вскрикнул я. – Покажи, где ее искать!
«Поздно», – сказал мне внутренний голос. Осталась лишь малая лужица воды на дне чаши. Видение ушло.
Элис забрала чашу из моих дрожавших рук. Я взглянул на нее, как давно ни на кого не смотрел, – с мольбой, – потому что она одна теперь связывала меня с Джойсан.
– Где? Как мне ее найти?
Язык едва ворочался у меня во рту.
Она с заученной осторожностью Мудрых отошла в сторону, чтоб вылить жидкость – не на взрытую почву, а подальше, где земля осталась нетронутой, – и другой рукой начертила какие-то знаки. Закончив обряд, она снова обернулась ко мне:
– Видеть можно только то, что тебе открыто. И… – Она мрачно огляделась. – Мы применили Дар на месте, растревоженном недружественной нам Силой, которая, скорее всего, вовсе не от Света. Лучше нам поспешить отсюда – мало ли что может здесь пробудиться.
– Но где же Джойсан?
Я так и остался стоять глубокой борозде только что взрыхленной земли.
Джервон не терял времени, выкапывая из земли какие-то вьюки. Мои пропали безвозвратно, но свои они, видно, сложили ближе к краю площадки, и земля их не засосала. А вот лошадей видно не было.
Я напрямик через перекопанную землю подступил к Элис. Пусть хоть намекнет, где мне искать нареченную.
Она не смотрела на меня, а тщательно заворачивала свою чашу. Я и сам знал, что́ она ответит. Любому Дару положен предел. Она, показав мне, что Джойсан жива, до конца исчерпала свой. В какую сторону – если не говорить о «вниз» – унесло Джойсан, какие еще опасности ей грозят, можно только гадать. Я призвал всю силу воли, изгоняя из мыслей мрачные картины.
Джервон сложил откопанное добро грудой. И, развернувшись к востоку, свистнул в два пальца. Звук вышел ясным и звонким, как тот свист, которым Херрел успокаивал лошадей. И Элис, положив завернутую чашу в одну ладонь, призывно взмахнула другой.
Я тоже повернулся в ту сторону. Быстро темнело, и сначала я ничего не увидел. Но вот, раздвинув кусты, рысцой выбежала лошадь, фыркнула и уперлась копытами в твердую землю, ясно показав, что не желает ступать на зловонные рыхлые земельные кучи.
Джервон, как опытный лошадник, тихо приговаривая что-то успокоительное, медленно пошел к ней. Животное еще дважды фыркнуло и закатило глаза, но позволило воину подступить вплотную и погладить ладонью потную шею, – видно, их со всадником связывали крепкие узы. Еще разок тряхнув головой, лошадь ткнулась носом в плечо Джервона, а тот пальцами расчесал ей гриву.
Элис, все с теми же призывными жестами, двинулась вслед за другом. К ней навстречу медленно и нерешительно вышла другая лошадь. Ответившие на призыв животные были превосходными скакунами, воины долин такими очень дорожили. Следом выбежала третья – горной породы, и последним показался вьючный пони. Мои лошади пропали бесследно. Возможно, выбравшись в привычные им земли, они рады были воспользоваться свободой. А две лошадки Джойсан, должно быть, за долгие дни пути сдружились с конями этих двоих, вот и следовали за ними. В кобылке я узнал породу, часто встречавшуюся в Норсдейле. Надежды увидеть своего коня у меня не было.
Не представляя, какую теперь выбрать дорогу, я подошел к Элис и Джервону, которые лаской пытались успокоить взмыленных, перепуганных животных. Мужчина обернулся ко мне:
– Элис права… Надо уезжать. Даже у коней хватает ума не задерживаться там, где действует Тьма.
Мы принесли седла и вьюки, и уже в темноте оседлали лошадей. Я на кобылке Джойсан повернул по травянистой равнине прочь от леса Всадников-оборотней, от места, где в последний раз видели Джойсан. Уезжать не хотелось, но и медлить было нечего. Кто бы подсказал мне дорогу… Я стиснул повод, и браслет на запястье подмигнул последней искоркой света.
Тьма стала плотной, но Джервон, ехавший рядом со мной с вьючным пони в поводу, не замедлял шага. И Элис поравнялась с ним, так что теперь мы трое ехали в ряд.
Вдруг их кони заржали и перешли на рысь, увлекая за собой мою кобылу. Так, рысцой, мы подъехали к глубоко прорезанному по равнине руслу. От проточившего ущелье потока остался только протекающий посредине ручеек. Зато берега, по которым скатились наши лошади, когда мы предоставили им самим выбирать путь, обещали укрытие. Там мы и разбили лагерь. Надежда, за неимением лучшего, довела меня до этого места, но что делать дальше, я понятия не имел.
В памяти мелькнули слова, сказанные мною Хирону, – что я теперь поеду на северо-запад в поисках своих родичей, если такие существуют на свете. Теперь это заявление ничего не значило. Мне уже приходилось однажды разыскивать Джойсан в столь же опасных краях, когда ее захватили враги. Я твердо знал, что должен разыскать ее снова, только не видел ее следов.
Если проследить сплетение наших жизней от самого начала до места, где сошлись наши судьбы, – куда оно приведет? Где началась связь, из-за которой она уже второй раз попала в беду? Со свадьбы на топоре – свадьбы, связавшей двух незнакомых детей, – или с подаренного мною грифона, ради которого на нее нацелился Роджер? Не коснись ее моя жизнь, Джойсан миновали бы и прошлые опасности, и эта, последняя.