Натянув поводья, я поднял голову, удостоверяясь, что замок в самом деле заброшен и разрушен, а не скрывает какую-нибудь опасность наподобие тех, что мы благоразумно объезжали стороной. Что-то ярко блеснуло на гребне развалившейся стены пониже башни. Поднимая руку, чтобы заслонить глаза, я почувствовал тепло браслета.
Браслет накалялся. Мне даже почудилось, что с него срываются язычки пламени.
Я бросил руку к рукояти меча, хоть и знал, что затаившихся здесь не возьмешь клинком – пусть даже выкованным из металла Пустыни.
В этот миг в уши мне вонзился пронзительный вой. Из кустов, отделявших дорогу от возвышенности, на которой стоял замок, вырвался желто-коричневый зверь и огромными прыжками помчался ко мне. За ним показался второй.
Очень слабо и отдаленно, почти заглушенный боевым кличем животных, послышался человеческий крик. Я уже обнажил меч. Звери летели сквозь высокую траву золотистыми стрелами. Мой вьючный пони фыркнул, натягивая повод. А вот кобыла не выказала страха, только переступила ногами, разворачиваясь им навстречу.
Оба зверя остановились на самом краю тракта, застыли, поводя боками после такой гонки. Я готов был к тому, что оба взовьются в воздух, кинутся на меня, как прыгают хищники на добычу. Я видел, что звери эти – из семейства кошачьих – не так велики, как коварный и грозный снежный кот, но тоже серьезные противники.
Я разглядывал их, а они, к моему удивлению, не двигались с места. Их можно было принять за дальних родичей домашних кошек из долин, только эти были много крупнее, и такой желто-коричневой расцветки я прежде не встречал. На мордах между большими глазами и на грудках у обоих отчетливо выделялись темные стрелки.
Видя, что звери мирно уселись у дороги, я почувствовал, что с мечом в руке выгляжу довольно глупо, и вбросил его в ножны. Обычные животные так себя не ведут. Пришлось снова напомнить себе, что я в Пустыне. К тому же они наверняка не так опасны, как…
«Ты так уверен?»
После того первого воя кот не издал ни звука. Да и эти слова не прозвучали. Они возникли прямо у меня в голове как ответ на мою мысль. Сколько я ни готовил себя к любым неожиданностям, а все же опешил, когда в мой разум вторглось ясное послание – причем явно исходящее от этого, уставившегося на меня круглыми глазами животного.
– Что тебе от меня надо? – Я попытался сложить вопрос мысленно, но сразу обнаружил, что вслух говорить куда проще.
«Ничего», – коротко и ясно ответили мне.
– Ничего? Но вы кричали… Вы бросились.
Меньшая из двух, кошка, покосилась через плечо на склон, с которого сбежала вместе со своим супругом.
«Нам ничего не надо. Жди – увидишь, кому надо».
Ждать? Кого? Разумно предположить, что эти кошки в союзе с каким-то другим обитателем Пустыни. Я бросил взгляд на браслет. Металл не совсем остыл, но почудившееся мне пламя пропало. Наверняка он предупреждал не о близости Зла, а говорил о чем-то другом: может быть, узнал другую Силу.
Я спешился и потянулся, разминая затекшее тело. Седло Джойсан мне было маловато. И пони, и кобыла разглядывали кошек, но без того страха, с каким мои пустынные лошадки встретили Всадника-оборотня.
– Долго мне ждать? – спросил я чуть погодя.
Теперь и кот повернул голову к склону. Кусты на нем раскачивались, как если бы кто-то пробивал себе дорогу сквозь заросли. Выбравшись на открытое место, этот кто-то бросился бегом, спотыкаясь о камни древних руин. С такого расстояния он вполне походил на человека. Но это еще ни о чем не говорило. Известно, что многие из Древних наружностью походили на людей настолько сильно, что вступали в браки с народом долин и порождали потомство – вроде меня. Таких предков слухи приписывали и клану моей матери; мое тело исказило не только ее колдовство, но и ее кровь.
Спешащее ко мне существо уже выбежало на траву, такую высокую, что в ней лишь иногда мелькали колени. На солнце блеснула кольчуга. А выше… По узким плечам бились небрежно заплетенные косы. Женщина!
Элис? Но каким образом?.. Я сразу отбросил первую догадку. Эти волосы – не черные пряди мудрой воительницы. Они были глубокого красно-коричневого цвета, как осенняя листва горных дубов. Только раз я видел волосы такого цвета – только…
Я уже бежал и только тогда заметил, что бегу, когда чуть не растянулся на подвернувшемся под ногу корне. И собственный крик показался мне громким, как вопли тех черных зловещих птиц.
– Джойсан!
13Джойсан
Я протиснулась в оконный проем, высунулась подальше, чтобы видеть белую ленту дороги под склоном. С высоты и, конечно, издалека дорога эта выглядела совсем не тронутой временем. Она словно ждала всадников, путников. Только сейчас, сколько видел глаз, на ней не было ни души. И все же сам вид дороги меня приободрил. Если – или когда… конечно же, когда! – я решусь покинуть убежище и снова тронуться в путь (не имея, правда, ни малейшего представления, куда мне направиться), она укажет, куда идти.
Теперь я принялась рассматривать склон, спускавшийся к равнине, так дерзко рассеченной дорожной лентой. В грудах камня я узнала другие руины, больше этих уступившие разрушительному действию времени. Мне подумалось, не попала ли я в обширный укрепленный город. Узкие бойницы наружных стен намекали, что строители опасались нападения с севера. Впрочем, сейчас дорога для меня была важнее нагромождения древних каменных плит.
Я обошла окна по всем сторонам башни, высматривала расположение крепости и ту часть хребта, на которой она стояла. Со стороны двора густо разросшийся плющ не дал даже глазка проделать. Птицы так раскричались, так забились среди лоз, что я мигом оставила все попытки раздвинуть зеленую занавесь. С востока я увидела такой же обрыв – только подальше от башни. Под ним виднелось желтое пятно, напомнившее о голых землях на окраине Пустыни. К западу тянулся длинный гребень, сильно расширявшийся от того места, где стоял замок. Там виднелись огороженные поля, стены построек, остатки сада.
При виде сада я вспомнила про голод и жажду и прервала разведку, чтобы поискать себе воды и пищи. В то утро, пройдя вдоль ручейка, я вскоре вышла к облицованному камнем водоему. Тут я решилась сбросить кольчугу и одежду, окунуться, оттереть кожу пучком травы, а потом взялась выполаскивать комья земли из волос. Оставив волосы распущенными – пусть сохнут на ветру, – я, как могла, отчистила и отстирала одежду. Солнце ласкало нагое тело, и я поймала себя на том, что напеваю, как напевали наши прачки, стирая белье в речке.
Напилась я вволю. Потом натянула штаны и жилет, хоть они и неприятно кололи чистую кожу, и попробовала, безжалостно раздирая еще влажные пряди, заново заплести косы. Пропал даже бронзовый зажим, который удерживал волосы под шлемом, так что перевязывать концы пришлось свитым из прочных травинок жгутиком.
Перебросив кольчугу через плечо, я отправилась на поиски ягодных кустов. На сей раз мне досталась и другая закуска. Я узнала водное растение, корневища которого, если их хорошенько отполоскать, оказывались сладкими и хрусткими. Хрустя ими, я вспомнила – хоть и смутно – иную жизнь: те давние времена, когда такие же корешки летом подавали на стол в Итдейле. Тетя моя была искусницей в изготовлении сладостей и придумала рецепт хранения этих мелко нарезанных корешков в меду для зимнего употребления.
Я оглядела свои руки в пятнах ягодного сока и блестевшие на солнце складки кольчуги. Итдейл был давно и так далеко, что тамошняя жизнь представлялась легендой сказителей – к этой, теперешней Джойсан она не имела никакого отношения. Перекинув через плечо тяжелую кольчугу, я отправилась исследовать сад. Но спелых плодов там не нашлось. Зато, раздвинув длинные стебли, я нашла две золотистые спелые дыни, хоть и мелкие, одичавшие. С ними в руках я вернулась во двор, который уже считала своим лагерем.
В траве вокруг шмыгали мохнатые зверушки, но у меня не было ни ножа, ни дротикомета, да и не хотелось здесь думать об убийстве – даже ради пропитания. Кошкам здесь, должно быть, богатая охота – а может быть, и медведю тоже, если он из той породы, которая, кроме ягод и тому подобного, не прочь полакомиться мясом.
Жонглируя дынями, я через обвалившиеся камни забралась во двор. Взрезать кожуру я собиралась поясной пряжкой. Дыни меня не только накормят, но и напоят. Солнце уже жарило так, что кольчуга нажгла плечо.
Со времени пробуждения я успела привыкнуть к одиночеству в замке и теперь вздрогнула при виде лениво разлегшихся на солнцепеке кошек. Самка, жмурясь от света, вылизывала лапы. Кот на моих глазах перекатился на спину, задрал кверху лапы и заерзал по теплому камню, как будто и у него спина зудела, как у меня под кожаным жилетом.
Я замедлила шаг, снова почувствовав себя нарушительницей их покоя, незваной гостьей. Кошка только взглянула на меня и снова принялась водить язычком по лапе. А вот кот сел прямо и хорошенько встряхнулся.
Я стояла с дынями в руках, нерешительно поглядывая на них. Даже в этой стране я не ожидала встретить таких удивительных созданий. Однако, собравшись с духом, я выговорила слова, какими у моего народа гость приветствует хозяина. Передо мной были не звери… Явно что-то большее.
– За привет у ворот, – услышала я собственный голос, – моя благодарность. За угощение на столе, – хотя я сама его собрала, а считать ли кошек хозяевами сада – еще вопрос, только задать его я не решилась, – добрые пожелания. Хозяину этого крова доброй судьбы.
«Хозяину этого крова? – эхом моих слов прозвучал ответ в голове. Если мысленная речь способна передавать усмешку, то это была она. – Красиво говоришь, женщина из долин. Как это у вас водится… Дай вспомню. Ах, да: „Путнику на дальней дороге добро пожаловать под эту крышу, и да будет судьба благосклонна к тебе в пути!“»
Так в долинах приветствовали незнакомого хозяевам гостя. Я в который раз изумилась: откуда бы коту знать точные слова приветствия. Неужели обитатели Пустыни научены