Теперь уже я спросил:
– А ты куда пропала?
Она немного отодвинулась, пригладила волосы. Я только теперь заметил, что поднимается ветер, а солнце скрылось за тучами. Она хмуро взглянула на небо.
– Будет буря. В воздухе чувствуется. Там, наверху, – она махнула рукой на крутой каменистый откос, – есть где укрыться… Идем.
Я не нашел причин для отказа. Пошел за ней и повел за собой кобылу и пони. Только теперь я вспомнил про кошек. Они куда-то скрылись.
Подъем был нелегок, а тучи становились все гуще и темнее. Когда мы обогнули стену и вошли во внутренний двор, начали падать первые капли дождя. Небо на западе прорезали вспышки молний. Раскат грома был тяжелее, чем грохот ализонских боевых машин, толпящихся в горле какой-то узкой долины.
Я расседлал кобылу, освободил от вьюков пони. Джойсан подхватила часть груза, унесла в темный промозглый зал. При виде маленького вьюка она заметила:
– Элис позаботилась. Как я рада! Но где же она? И Джервон? Ты их отослал… Или они сочли меня погибшей и?..
– Это дорога. Только нынче утром она отказалась ехать по ней дальше, сказала, что для них это запретный путь. Мудрая, не расстающаяся с мечом, – я о таких и не слыхивал. Наверняка она не из долин…
– Если этот путь не для них, она, конечно, должна была знать. Нет, она не из долин и не из Пустыни, ее родителей выбросило на наш берег море. Сама она родилась здесь, но по крови чужая.
Когда на замок хлынул ливень, внутри совсем потемнело. Ее лицо виделось мне смутным пятном.
– В ней Сила, – продолжала Джойсан. – А Джервон… – Она запнулась, но сразу продолжила ровным голосом: – Он принял ее такой, какая она есть. Она ценит его не ниже себя, и он ее – не выше. Они – две половины, сложившиеся в одно целое, что сильнее каждого поодиночке. Это непросто и не часто случается, но когда случится… Да, им обоим досталось сокровище, о каком другим и мечтать не приходится.
В ее голосе мне послышался вызов. Не желая препираться с ней о том, что тяготило нас обоих, я снова спросил, что произошло, когда ее поглотила земля.
И услышал странную повесть о темном подземелье тасов. И о спасшем ее грифоне.
– Не знаю, что пробудило его мне в помощь. Сила ли моей воли или мое отчаяние вернуло его к жизни. Его свет открыл мне выход в… очень странное место.
И она описала зал с перегородчатым лабиринтом и то, как, разобрав сложенный перегородками рисунок, пробралась в его середину. Там она притулилась и уснула или попала под действие новых чар, чтобы проснуться под стеной этого замка.
– Здесь есть плоды и вода…
Она вдруг спохватилась, выскочила во двор, но тут же вернулась, со смехом стряхивая капли с волос, и положила на пол между нами дыню.
– Дай-ка мне свой нож. Мой… все мое оружие пропало в темноте.
Вытянув мой нож из поясных ножен, Джойсан принялась резать дыню на ломтики. Один кусок она сунула мне в руку.
Мякоть была сладкой и сочной – вкуснее лакомства я не припомню. Я достал свои дорожные галеты, и мы их тоже поделили: Джойсан сходила ополоснуть руки под стекающей с притолоки струей и обсушила их, встряхивая в воздухе.
– Здесь еще много всего – и ягоды, и водяные коренья… Я здесь не голодала.
– А кошки?
Джойсан сидела совсем рядом, легко могла бы коснуться меня рукой, только руки она держала сложенными на коленях. И ни разу не протянула ко мне.
– Да, кошки… Ты не поверишь, Керован, только они совсем не такие, как наши животные. Они понимают мысли и умеют мысленно говорить. Еще здесь есть… был, я его после первого раза не видела – маленький медведь, и он тоже это умеет. Кошки велели мне ждать, мол, кто-то придет. С башни я увидела дорогу. Вот только знать бы… – Она приподняла ладонь и принялась ее разглядывать. Потом протянула ладонь ко мне и задала вопрос: – Керован, ты лучше меня знаешь долины. Ты такое когда-нибудь видел?
На ее пальце, даже в грозовой мгле, я увидел кольцо. И против воли – я боялся прикосновения – я взял ее ладонь и поднес ближе к глазам.
Камень в перстне был неправильной формы. Странное дело: едва я взял ее руку в свою, этот камень – если то был камень – стал лучше виден, и я различил его цвет: желтый в нем сливался с розовым оттенком.
– Керован!
Я не нуждался в предупреждении. Ее рука лежала на моей правой ладони. С полускрытого рукавом кольчуги браслета потянулся к перстню отчетливый яркий луч и словно напитал камень. Тот в ответ разгорелся ярче.
Джойсан вырвала ладонь из моих невольно сжавшихся пальцев и прижала руку с перстнем к груди, почти касаясь хрустального грифона. Но скрытая в талисмане Сила не отозвалась.
Она приподняла другую руку, словно готова была сдернуть кольцо с пальца, но передумала.
– Думаю, в нем нет ничего плохого, – нерешительно заговорила она. – Ты, может быть, не разглядел, а ведь камень вырезан в виде кошачьей головки, хотя человек так вырезать не мог. Эти кошки…
– Ты уверена, что они настоящие?..
– Не померещились? Ты же сам их видел – они такие же настоящие, как он… – Она снова протянула ко мне руку с перстнем. – Ты что, когда они остановили тебя на дороге, принял их за наваждение?
– Нет. – Кем бы ни были те два зверя, кому бы они ни служили (если служили), в их реальности я был уверен. Элис не ошиблась, меня привели сюда с какой-то целью. Я рад был бы отказаться от этого вывода, да не мог. – Где ты его взяла?
Она рассказала, как обыскивала руины, как открыла запертую – запертую снаружи – дверь, как она сказала, «впустив внутрь время», и как успела увидеть уцелевшее за ней прошлое. И как все на глазах рассыпалось, оставив только перстень в солнечном пятне.
История была из тех, что сочиняют сказители, но я поверил каждому слову.
– Никогда таких не видел, – медленно начал я. – А он… – я тронул пальцем свой браслет, – указывает на связь твоего перстня с Силой.
– Пустыня много чего скрывает – разве не так говорят наши легенды? Мне почему-то кажется, что ему и было предназначено… – Она взглянула на меня или, по крайней мере, повернула ко мне лицо – глаз в темноте было не видно. – Предназначено, – повторила она, – достаться тому, кто откроет дверь. На зачем наложили такое заклятие, что оно значило…
– Он не от Тьмы.
– Знаю, – просто согласилась она, погладив грифона на груди. – Он бы меня предупредил. Очень красивый перстень… и очень необычный, а уж как он мне достался… Я чувствую, что он мне подарен.
И опять в ее тоне послышался вызов, словно Джойсан опасалась, что я стану уговаривать ее выбросить находку. Но я о таком и не думал. Джойсан, с тех пор как бежала со своими людьми из Итдейла, так мало видела красоты – да и раньше, пожалуй, немного. Мне нечем было ее одарить, кроме грифона, а он так же случайно попался мне на глаза в Пустыне. Мне только стало грустно, что я не сумел бы подарить ей и колечка – такого, каким бы она дорожила.
Я вслепую искал Джойсан, и не моя была заслуга, что нашел. В такую удачу верилось с трудом. Легче было поверить, что меня направляла или вела некая разумная Сила. Горькая мысль, и признавать ее не хотелось. Меня… или нас… затянула какая-то сеть. Чья? И зачем?
Приходилось смириться и с тем, что мы пока останемся вместе, потому что некому было вывести нас из Пустыни, а оставить ее одну я не мог – да она и не осталась бы.
А значит, надо быстро восстанавливать внутреннюю броню, внушить себе, что все наши чувства – ошибка, что, если я сейчас им уступлю – как легко было бы это сделать! – ей будет плохо.
Я не позволял себе поддаться своему внутреннему побуждению. Я вел жестокий бой со своими желаниями, с заново зародившейся во мне болезненной тоской. Меня так тянуло снова обнять Джойсан!
Она сама, без моей помощи, выбралась из беды, с какими я давно не сталкивался. О будущем думать не хотелось: нас обоих, может быть, несло навстречу новым опасностям. Пока я разбирался в путанице своих мыслей, сводя их к жестокому решению, Джойсан снова заговорила:
– Здесь не место покоя, какие попадаются в долинах. Я в таком однажды бывала, Керован, когда Торосс выхватил меня из рук захватчиков после падения Итдейла. То было чудесное место… и он там умер. Я верю всем сердцем, что он ушел легко. А здесь только вековая пыль, ничего больше. Однако кошки дали слово, что здесь нам ничто не угрожает. Ты тоже это чувствуешь?
Ее рука с кольцом нашла мою руку. Я не удержался, переплел ее пальцы со своими. Джойсан здесь, со мной… в безопасности, а бушующей снаружи грозе до нас не добраться. Я не чувствовал здесь движения Древней Силы. Даже после ее рассказа о заколдованной комнате – здесь было только тепло, исходившее от нас двоих, а не от чужих чар.
В эту ночь, которую мы с Джойсан вместе коротали в разрушенном замке, мне вновь приснился сон – не менее яркий, чем тот, что несколько дней назад показал мне спящего. Только в этом видении не было света – совсем. В полной темноте (или это я был слеп?) я мог только чувствовать – и слышать.
– Напрасно стараешься, – прорезал эту тьму надменный и резкий, как удар, голос. – Различия между нами установились давным-давно.
– Различия? – Этот простой ответ был окрашен суховатой насмешкой. Первый голос переполняла Сила, однако она не произвела впечатления на второго говорящего. – Странное слово для того, что встало тогда между нами, Галкур.
Теперь я ощутил гнев, раскаляющийся до багряной ярости и заливающий меня в этой слепой тьме, угрожая сжечь дотла. Ярость взметнулась высоко – и пропала. Я чувствовал: тот, от кого исходил этот дикий гнев, подчинил его, запер за стеной, какую не проломишь внезапным штурмом.
– Ты играешь словами.
На сей раз он – или оно – излучал ледяное презрение – или обещал его?
Я понял, что каким-то непонятным мне образом не только слышу слова, но и способен взвесить силу чувств, а они здесь были важнее.
– Ни с чем я не играю, – ответил тот легкий, усмешливый голос, выказывавший лишь поверхностный интерес к спору. – И уж никак не с людьми. Они в лучшем случае весьма несовершенные орудия. Неужели ты этого до сих пор не понял, Галкур?