Промокшая груда тряпья тихо охнула, затем еще раз. Киога взволновано зашептались, а потом, когда девочка задышала, разразились сдержанными криками радости.
Подождав еще, я наконец отвернулся, почувствовав, что если не сяду, так упаду. Обред обнял меня за плечи:
– И опять мы перед тобой в неоплатном долгу. Ты бросился за Нитой, хотя знал, что сам можешь расстаться с жизнью. Я еще не видел подобной отваги.
Сев, я отрицательно замотал головой:
– Не хвали меня, Обред. Я даже задуматься не успел – а если бы подумал, мог и не решиться. Такое не называют отвагой.
– Мои уста не назовут это по-другому, господин.
– Как это случилось?
Сейчас, когда я сидел на траве, слыша только шум реки и тихие голоса людей, все представлялось сном. Если бы не мокрая одежда, вполне мог поверить, будто ничего не было.
– У Ниты лошадь поскользнулась на камне и упала, сбросила ее в реку. Наших не случилось рядом, не успели подхватить.
Я слышал шаги за спиной, но от усталости не стал оборачиваться, пока голос Гарета не доложил Обреду:
– Она наглоталась воды, но должна оправиться.
Мальчик упал передо мной на колени и, не дав мне времени воспротивиться, взял и прижал ко лбу мою руку:
– Господин, я твой должник. Прими мою клятву верности и служения.
– Я приму твою дружбу, Гарет, и буду ею гордиться. – Голос у меня звучал хрипло, горло саднило. – И не более того. Я рад, что Нита поправится.
Мы еще немного поговорили, потом я уснул, а Обред отошел распоряжаться переправой. Проснувшись, переправился и я – к счастью, без новых злоключений. Заночевали мы на том берегу. Сидя на одеялах, я слушал, как женский голос ведет длинное напевное сказание о духе реки, что в обличье выдры пошутил над двумя юными звероловами. История была забавная, и я смеялся вместе со всеми.
Я обернулся на прикосновение к плечу. Гарет стоял рядом, обнимая за талию Ниту. Девочка еще не совсем оправилась от потрясения, но в глазах появился прежний блеск.
– Лучше бы ты рассказывал, господин Керован. Про шутки выдры все слышали, а про грифона в хрустальном шаре, которого твоя жена носила на шее, не подозревая, что он живой, – только мы с Гаретом.
– Нита! – Я поспешно усадил ее возле себя. – Где ты была?
– Я последней переправилась. Обред натянул веревку, меня обвязал петлей и переправил через реку, как корзину с камнями. Я говорила, что переплыву с лошадью, как все, но он и слушать не стал. Сказал, что ты уже на том берегу и чтобы я не искушала реку вернуть то, что уже побывало в ее власти.
Она помолчала, глядя на меня в упор, и ее голос дрогнул.
– Я обязана тебе жизнью, господин. Я… – Она быстренько утерла глаза и нос и начала заново: – Я благодарю тебя…
Тут она расплакалась. Я тронул ее за плечо: тяжело было видеть отважную Ниту в таком расстройстве. Ее всю трясло от рыданий.
– Это оттого, что она побывала близко к смерти, – беспомощно обратился я к ее брату. – Я и мужчин такими видал после сражений.
Я неловко, опасаясь обидеть, обнял девочку и притянул к себе. Она не противилась, и мы долго сидели так, слушая тихие всхлипы Ниты.
Наконец Гарет заговорил – так, чтобы слышал один я:
– Господин? А ты взаправду человек? Или из тех Духов Сна, с кем говорит Ниду, когда, заворожив себя ударами барабана, уходит в Иные миры?
Я взглянул на него через голову сестры:
– Взаправду человек, и ничего больше, Гарет. Хотя временами… – (Темные глаза мальчика не давали солгать.) – Иногда в меня входит другой, из прошлого. Он не… не от этого мира. Он из древности.
– А это? – Паренек указал на мои копыта – я, садясь, подобрал их под себя.
Знакомый холод пробрал меня, но я сумел ответить ему ровным голосом:
– Я… таким родился. В моем роду течет Иная кровь – так говорят предания. Мы связаны с Древними.
– Так вот откуда у тебя Сила!
– Кто тебе это сказал?
– Всякому видно, что ты особенный, и Обред, когда вы к нам приехали, рассказал, как ты предостерег отряд от смертельной ловушки Тени. И еще у тебя это, – кивнул он на мой браслет. – У кого нет Силы, не мог бы его носить.
– Может, ты и прав, – неохотно признал я, – только меня такому не учили. И не надо мне такого, по правде сказать. Хватит с меня, что я внешне иной, а изнутри не хочу отличаться.
Темные глаза блеснули в свете костра.
– Не о том ли ты говорил мне утром? Кого не беспокоит ответственность – или Сила, – тому ее и не причитается.
Улыбка у меня вышла мрачноватая.
– Ты вернул мне мои же слова – но, пожалуй, это нас обоих касается.
В ту ночь я не мог уснуть среди спящего лагеря. Перед глазами помимо воли вставали картины спасения Ниты. Я как со стороны видел себя, бурную стремнину, ее маленькую фигурку, свои движения – они казались невероятно замедленными, бессильными. Пот проступал на коже, стоило представить, как близка была смерть ко мне – и к Ните. А против смерти, думал я, дрожа в теплой ночи, нет у человека никакой защиты.
Неправда, возразил я сам себе, мужчина передает свою кровь другому и в нем продолжает жить. Мне вспомнился ясный взгляд Гарета, задорная привязчивая Нита, и я вдруг позавидовал их родителям. Каково это, когда у тебя есть сын или дочь, собеседник и утешение?
Мы с Джойсан уже три года были в истинном браке. Насколько я знал, она никогда не прибегала к искусству Мудрой, чтобы предотвратить зачатие, но детей не было. Наверняка это означало, что она не может понести от меня, – я снова оказался слишком не похожим на чистокровного человека.
Мне вспомнилось детство: отец, не отказывая мне в пище, одежде и воспитании, достойных его сына и наследника, всегда держал меня на расстоянии, не допускал близости. Только после его смерти – слишком поздно – я узнал, что такое отчуждение отчасти объяснялось колдовством моей матери, стремившейся отвратить его от «чудовища». Вспомнил я и детские свои клятвы: оскорбленный холодностью Ульрика, я поклялся тогда, что, будь у меня сын, я никогда с ним так не поступлю… И еще я вспомнил, с какой лаской и тоской говорила Джойсан о ребенке Утии.
Я глубоко вздохнул, почувствовав, как ногти впились в мякоть ладоней. Усилием воли заставляя себя расслабиться, я засмотрелся на новорожденную луну и яркие-яркие звезды. Здесь, на равнине, ничто их не загораживало, и звездный свод сверкал так, что голова шла кругом. Я внутренне съежился, и все мои печали показались глупой слабостью перед лицом их вечного безразличия. Но что-то во мне не давало принять такой приговор, признать себя мелким и ничтожным.
– Я человек! – сказал я равнодушно взирающим на меня звездам. – Я человек, и сегодня я спас жизнь.
Эта мысль меня немного утешила. Закрыв глаза, я приказал себе спать.
Еще десять дней мы ехали, все больше забирая к юго-востоку и высматривая на горизонте желанные горы. Наутро одиннадцатого дня я заговорил с оказавшимся рядом Обредом: спросил, отчего киога покинули те горы, что перешли мы с Джойсан, и правда ли, что его народ происходит из тех нагорий.
– Отвечу сперва на второй твой вопрос – нет. Я был еще так мал, что едва мог сам усидеть на лошади, когда мы пришли в эти земли. Ниду открыла нам путь… – Поймав мой удивленный взгляд, он кивнул. – Да, та самая Мудрая, ты ее видел. Мы все живем долго, а Сила Ниду продлила ее жизненный срок, как мало кому выпадало. Она стара, но как будто не старится… Владеющим Силой лучше не задавать вопросов. Она била в барабан и пела, а мы ехали сквозь серый туман… И когда он рассеялся, мы очутились здесь, в этой земле.
– А отчего покинули прежнюю? – спросил я, отметив про себя, что подтверждается догадка Джойсан: не пришел ли его народ через Ворота из Иного мира или времени.
– Я был слишком мал, чтобы понимать, а старшие никогда о том не говорили… Но помню, как прятался в фургоне и, выглянув в щелку, видел, как молодые мужчины и женщины уходят, скованные цепью за ошейники. Среди них была моя мать. Высокие худые люди со светлыми волосами и глазами погоняли их кнутами. Так в Арвоне оказалось странное племя – старики да дети и лишь несколько всадников в расцвете сил.
– Тяжелое воспоминание, – медленно проговорил я, подумав, что его судьба, пожалуй, суровее моей. – Ты, должно быть, тосковал по матери.
– Наверное, поначалу. Я многое забыл. Только одна та картина сохранилась. А здесь все стало иначе. Мы были свободны, вольно бродили по горам, ничего не боялись, пока прошлой зимой… то есть пока тот… – Он запнулся, подбирая слова… – Пока то, что носится по хребтам, не забрало жизнь Джервина. Мы с Гаретом были среди тех, кто это видел, и этого зрелища нам хватило. Мы свернули становище и ушли, чувствуя спинами дыхание Дракона, и нам очень повезло, что на перевалах нас не засыпала лавина, но никто из видевших это не думал повернуть назад.
Его слова, словно минуя разум, проникли прямо в нутро, укололи его ледяными иглами.
– Это? – перехваченным горлом переспросил я.
– Все видевшие увидели его по-разному, господин, но все согласились, что это недоброе создание, противное природе. Мне оно представилось желтоватым склизким и холодным – холоднее смерти и зловоннее падали. Оно неслось по древней горной дороге с проворством охотника, а молодой Джервин попался на пути. Он… окаменел… стоял и смотрел, хотя мы кричали ему, чтобы бежал. Его лицо… – У Обреда сорвался голос, и он не сразу продолжил: – Джервин, видишь ли, был сын моей сестры. Его впервые взяли в разведку. А меня преследует мысль, что смерть, которую он встретил, еще не окончена… нечистая смерть… нескончаемая смерть.
– Понимаю, – шепнул я, вспоминая свое. – Я тоже это видел.
– Ты? Когда? – не скрыл изумления Обред.
– Когда мы с Джойсан только вступали в ваши земли. Это была лишь тень… видение, если хочешь. Ужасное видение.
– О да. – Обред огладил поникшие усы – видно, задумался. – Оно и тебе представилось, каким я описал?
– Да. Красные полосы в желтоватом тумане… гудение, как от рассерженных пчел, или, может, какая-то безумная музыка.