Гарет добрался первым: когда я пустил кобылу пастись с другими лошадьми и подошел к подъему в замок, он подал голос:
– Смотри, господин, мне тоже открылась дорога!
Я внимательно оглядел проход.
– Видно, Кар Гарудвин принял вас с Джойсан как законных жильцов.
– Принял? Он что, живой?
Парень опасливо покосился на каменные стены, будто ждал, что из них покажутся руки и лица.
– Нет, – ответил я, – но замок и его окрестности укрыты такими чарами, каких я в жизни не видел, и охраняются Силой. Потому-то Ниду и не сумела…
– Что такое, господин? – спросил Гарет, видя, что я замолчал и ускорил шаг.
– Я не чувствую Джойсан… Может быть, пустое, но… – Не закончив фразы, я бегом одолел подъем, промчался через Большой зал к фонтану с грифоном – в тот двор, откуда был виден пик из сновидения Джойсан. В боку кололо, я зажал его ладонью и не сразу сумел отдышаться, чтобы крикнуть:
– Джойсан!
За стенами стонал ветер, солнце упало за горы, оставив в небе несколько багровых размывов. Я простучал копытами по каменной галерее, прорезанной множеством каменных арок.
– Джойсан!
Она, бледная как смерть, распростерлась перед аркой, обращенной к соседнему пику. На расстоянии вытянутой руки от нее валялся амулет Гунноры – как если бы она, повинуясь приказу, сняла его с себя и отбросила.
Я, с застывшим как камень сердцем, опустился на колени, приподнял ее голову. Дрожащие руки долго не могли нащупать биения жилки на горле.
– Джойсан!
Она дышала ровно, медленно, глубоко, как во сне. Но веки, казавшиеся почти прозрачными в теплом свете шаров, не дрогнули.
– Джойсан! – снова позвал я, добавив к крику отчаянный мысленный призыв: «Проснись!»
Я тряс ее безжизненно отяжелевшее тело, а потом, отчаявшись, хлестко ударил по щеке:
– Проснись, госпожа моя!
Отставший Гарет, пыхтя, ворвался во двор:
– Что случилось?
– Она как будто бы спит, но мне ее не добудиться.
– Ранена? – Гарет побледнел. – Кровь идет?
– Нет. – Я взглянул на него и на обвисшую у меня на руках жену. – Здесь пахнет колдовством.
– Ниду?
– Возможно. – Я нашел глазами амулет и указал на него парню. – Дай-ка…
Я взял янтарный амулет в руку и закрыл глаза, собираясь с мыслями. «Гуннора, – взмолился я, – прошу, услышь меня, Янтарная госпожа. Я мужчина, но прошу о помощи Джойсан». Я прижал ладонь с талисманом ко лбу жены, потянулся к ней всей душой, позвал:
«Джойсан… пожалуйста, проснись! Именем Янтарной госпожи я призываю тебя. Джойсан… Ты не покинешь меня, Джойсан…»
Я отгородился от всего вокруг, воображая, как мой зов через амулет проходит в сознание жены, удерживая в уме ее образ – живой и здоровый. «Джойсан, сердце мое, вернись!»
Ее ровное дыхание вдруг сбилось, жена ахнула. Открыв глаза, я встретил ее взгляд.
– Керован? Что тут…
Я прижал к себе дрожащую жену, вцепился так, что, разверзнись даже каменный пол под нами, она не вырвалась бы из моих рук. Мне чудилось, что всех моих сил не хватит ее защитить.
– Джойсан, что случилось? Ты лежала на полу, амулет отброшен, как будто ты его нарочно сняла…
– Так и было. – Она говорила, уткнувшись мне в грудь, так что голос звучал глуховато, но я не разжал рук. – Я засмотрелась на ту вершину, где стоял Кар Рэ Доган, и вдруг поняла, что Сильви тянется ко мне – а ей что-то мешает.
– Сильви? – не понял я.
– Та, Другая, кто делилась со мной своей историей, – она когда-то жила в Кар Рэ Догане. Ох, Керован, я наконец узнала, чем все кончилось, – и как же это ужасно!.. – Она захлебнулась рыданиями.
– Рассказывай! – твердо велел я, решив, что рассказ отвлечет ее от боли.
9Джойсан
Керован смотрел ласково, но в голосе звучала не просьба, а приказ. Я, заглянув в его янтарные, потемневшие от страха за меня глаза, поняла, что пришло время поделиться хоть одним из своих секретов. И вздохнула.
– Эти сны начались, пока тебя не было. И в них я была не Джойсан, а Другой по имени Сильви…
Я стала пересказывать ему дошедшие до меня послания: историю Сильви и ее сводного брата – могущественного колдуна Малерона. Наконец дошла и до той части истории, что открылась мне сегодня у окна с видом на стертые временем руины Кар Рэ Догана.
– Я принесла сюда наши припасы, всего-то думала развести огонь и взяться за стряпню; но когда остановилась у той каменной чаши лицом к арке, почувствовала ее зов. Никогда еще связь между нами не была такой настойчивой, такой осязаемой. Я отложила ужин и прошла к окну… – Я кивнула на сводчатый проем в голубом камне. – Я встала там, перед ним, не сомневаясь, что где-то за ним Сильви. И ей очень нужно что-то мне сказать. Только она не могла ко мне достучаться – между нами была стена. Тут на груди у меня стало тепло, амулет засветился, как если бы отгонял Тень. – Керован, как будто предвидя мои следующие слова, укоризненно покачал головой. – Да, – признала я, – я сняла амулет и отбросила от себя.
Его негодующее:
– Джойсан! – слилось с возгласом Гарета:
– Сера!
– Вы не понимаете… Я должна была узнать! – воскликнула я. – Сильви, ее судьба так важна для меня… для нас. Не знаю почему, но это так.
– Что сделано, то сделано, – отмахнулся Керован. – Что было дальше?
– Я снова попала в тело Сильви, видела ее глазами и знала, что только что бросила в лицо Малерону страшное обвинение в связи с Тенью. Он отрицал, что выбрал Путь Левой Руки, – по-моему, он сам не понимал, как далеко зашел по этой дороге. Но Сильви в ответ напомнила, что он своими чарами останавливал само время и тем повредил ее любимой долине. – Я заглянула в глаза Керовану. – Вот этой долине, муж. Этой самой.
– Что сделал Малерон?
– Он спорил с сестрой, он ее саму обвинил в связи с Тенью, а потом, когда она не отступилась от своих слов, совсем рассвирепел. В конце концов Сильви бросила ему вызов: «Докажи, что не запятнан!» Она схватила его за руку и потянула за дверь, на древнюю, высеченную в камне дорогу к северным равнинам, – она спускается от вершины по дальнему отсюда склону второго пика.
Я перевела дыхание, во рту пересохло от долгой речи. Гарет поднес мне чашу прозрачной влаги из фонтана и вместе с моим мужем молча ждал, пока я напьюсь.
– Спасибо тебе, Гарет. Шутка в том, что это и был вызов Сильви. – Я выплеснула последние капли воды на пол. – Вода, проточная вода. Те, кто от Тени, обычно не могут ее пересечь. Она подвела Малерона к малому ручейку, перепрыгнула его и с другого берега предложила сделать так же.
Он попытался. Но едва занес ногу, его отшатнуло назад, ему стало дурно. Поняв, что сестра доказала свою правоту, он обезумел от ярости. И произнес слова – слова, каких Арвон, к счастью, не слышал очень-очень давно. Те слова открывали Ворота, и в эти Ворота проникли охотники со своей сворой – в этом мире таких не знали. Малерон вскочил на коня, рожденного не иначе как в преисподней, и приказал спустить псов.
Сильви перепугалась. Ручей недолго мог бы их удержать – рано или поздно они нашли бы переправу. Она пустилась бежать, а эта призрачная охота мчалась за ней. – У меня слезы выступили на глазах. – Ох, Керован это было очень, очень, очень давно, а она все так и бежит.
В его глазах я увидела ужас перед такой судьбой.
– Разве так может быть?
– Этого добилась Сильви. Убегая, она в отчаянии воззвала к Нив, взмолилась, чтобы Сила должного хода вещей не дала настичь ее тому Злу, к которому обратился брат. И та Сила ее услышала. Сильви, Малерон, вся охота – и охотники, и их свора – были выброшены за пределы известного нам времени. Сильви никогда не догонят, но и свободы ей никогда не знать. С тех пор каждую ночь в один и тот же час ужасная охота проносится по древней дороге к руинам Кар Рэ Догана. Они не принадлежат ни к одному из миров, их вечное существование длится где-то в промежутке. Но даже сближение с ними несет смерть.
– Ах, – коротко вздохнул Гарет. – И тот, кто встанет на их пути, погибнет, как погиб Джервин.
Я кивнула.
– Так вот кто ночами носится по хребтам, – понял мой муж. – Бедная Сильви. Судьбы ужасней я не знаю.
Мои руки вязали и распускали узелки на подвеске амулета Гунноры.
– Мне не зря все это показали, – сказала я. – Должен быть способ вернуть ей свободу.
– Как, если даже мимолетное соприкосновение с ними смертельно? – спросил Керован. – Таких чар нам не постичь, Джойсан. Чтобы исправить такое Зло, нужна Сила и знания великого мастера.
Я устало вздохнула. Ответа у меня не было. Когда я хотела подняться, муж и Гарет дружно удержали меня.
– Отдыхай, сера, – сказал мальчик. – В поварском искусстве мы тебе не ровня, но как-нибудь справимся.
И я осталась лежать, глядя, как они суетятся: рубят овощи и коренья, свежуют и разделывают мясо, выстругивают грубоватые, но годные в дело вертела, разводят в каменной чаше огонь.
Поданный ими ужин укрепил меня, помог восстановить силы. Все мы проголодались и ели молча. И, насытившись, еще несколько минут отдыхали, глядя в темнеющее небо. Наконец Гарет встал.
– Сегодня я засыплю зерна лошадям, господин, – объявил он, поднимая похудевший мешок.
– Зерно тоже придется выменивать, – заметил Керован, – не то наши кони слишком ослабеют, чтобы нас носить. Надолго еще хватит корма?
– Раза на три-четыре, если давать с каждым разом все меньше, – ответил юноша и ушел со двора. Его шаги гулко простучали по каменной мостовой.
Керован кивнул на восточные арки:
– Ты еще чувствуешь свою Другую?
– Да, – откровенно призналась я, – но пока при мне амулет, она только во сне может ко мне пробиться.
– Сегодня я буду тебя стеречь, чтобы ты не нырнула в новый сон, – угрюмо предупредил он. – Пусть твоя Сильви, как ты говоришь, сама не от Тени, все равно новая встреча с ней слишком опасна.
Я помолчала, перебирая воспоминания о вечернем видении, и, поразмыслив, заключила: