Воины Кольдера совершенно не защищались! Они шли напролом и один за другим находили свою смерть; никто не пытался увернуться от меча, никто не подставлял щита, не парировал ударов противника. Словно ослепленные яростью, пешие воины механически размахивали мечами, в точности, как заводные игрушки! Их завели — они и пошли!
Но кольдеры в этом мире считались непобедимыми! А эти воины падали и падали, будто ребенок играючи толкнул строй оловянных солдатиков.
Саймон опустил самострел, что-то мешало ему стрелять в несчастных кукол. Он повернул лошадь направо, и кажется, вовремя — прямо на него стремительно бежал кольдер. Но, против ожидания, воин бросился не на Трегарта, а на колдунью, ехавшую рядом.
Лишь то, что колдунья была хорошей наездницей, спасло ее от всей мощи этого натиска. Она взмахнула мечом, обрушивая его на врага, но меч скользнул по шлему, и удар пришелся в плечо.
Как ни странно, кольдер, нападавший на колдунью, отлично владел оружием: меч в его руке так и сверкал на солнце. Неуловимым движением он выбил оружие из рук женщины, а затем, бросив свой меч на землю, начал стаскивать ее с коня. Колдунья отчаянно сопротивлялась, но руки в железных перчатках все-таки вырвали ее из седла, и она уже билась в объятиях кольдера, а Саймон все не решался нанести удар мечом. Тогда, высвободив ногу из стремени, он подъехал сзади и со всей силы пнул врага пяткой по затылку, да так, что отбил себе ногу, а тот, потеряв равновесие, рухнул лицом вниз, увлекая колдунью за собой. Саймон осторожно спрыгнул с коня, оберегая ушибленную ногу, схватил кольдера за бронированное плечо и отвалил его от задыхающейся женщины. Кольдер лежал, словно перевернутый на спину жук, и слабо шевелил конечностями. Прорезь клювообразного забрала была обращена к небу.
Сбросив железные перчатки, женщина встала на колени и принялась расстегивать ремни на шлеме поверженного.
— В седло! — скомандовал Саймон, подводя своего коня.
Колдунья отрицательно качнула головой, продолжая заниматься своим делом. Наконец, тугой ремень поддался, и она сняла с воина шлем. Саймон боялся даже представить, что он может увидеть, воображение рисовало ему самые ужасные картины, но открывшееся лицо совершенно не оправдало его мрачных предположений.
— Херльвин!
Над воином склонился шлем Кориса — Капитан Гвардейцев встал на колени рядом с колдуньей и, казалось, хотел обнять воина как старого друга.
Взору Трегарта предстало такое же благородное лицо, как у Кориса, такие же сине-зеленые глаза, но они, похоже, ничего не видели — ни неба, ни склонившихся людей. Колдунья отвела руки Кориса, твердо взяла воина за подбородок, не давая двигаться его голове, и внимательно вгляделась в эти ничего не видящие глаза. Немного погодя она решительно оттолкнула от себя голову поверженного и с ожесточением принялась вытирать руки о траву. Корис, сурово наблюдавший за ней, неуверенно спросил:
— Херльвин?
— Убей! — буркнула колдунья сквозь зубы, и Капитан молча потянулся за мечом.
— Стой! — крикнул Саймон. — Нельзя же убивать так безжалостно!
Лежащий, в самом деле, не представлял на его взгляд никакой опасности, поскольку находился в полубессознательном состоянии.
Колдунья холодно взглянула на Трегарта и кивнула на дергающуюся голову поверженного:
— Посмотри сам, человек из другого мира!
Саймон почувствовал, что не очень-то хочет это делать, и все-таки взял голову кольдера обеими руками, но тотчас отдернул их, не ощутив тепла человеческого тела. Однако, то был даже не холод металла или камня, но холод слизняка, ощущение отвратительной податливости было тем омерзительней, что внешне голова человека казалась вполне обычной. Посмотрев еще раз в немигающие глаза, Саймон подумал, что никакой удар не мог бы вызвать в человеческих глазах такой пустоты, какую он обнаружил там. Ничего подобного он еще не встречал: даже в человеке, сошедшем с ума, остается хоть что-то, вызывающее жалость, но к существу, лежащему перед ним, Саймон не испытывал вообще никаких чувств, и не мог представить, чтобы это отвратительное ничто могло ходить по земле, видеть солнце…
Последовав примеру колдуньи, он вытер руки о траву, быстро встал и пошел прочь, чтобы не видеть, как Корис взмахнет мечом над тем, кто давно уже был мертв, мертв и проклят.
Кольдеров перебили всех, но двое гвардейцев и один сулькарец, рассеченный мечом до седла, тоже остались на поле боя. Нападение казалось таким бессмысленным, что оставалось только гадать, зачем его вообще предприняли. Саймон шел рядом с Корисом и чувствовал, что капитан тоже находится в недоумении.
— Снимите с них шлемы! — гвардейцы передавали его приказ по цепочке. Под каждым остроклювым шлемом они находили все те же бледные лица, светлые волосы и сине-зеленые глаза…
— Мидир! — Капитан остановился подле одного тела. Рука поверженного дернулась, в горле застрял предсмертный хрип.
— Убить! — Приказ прозвучал твердо и был немедленно выполнен.
Одного за другим, Корис осмотрел всех, и еще трижды отдавал тот же приказ — уголки его рта подергивались, и лучше было не видеть его глаз. Они подошли к Магнусу и колдунье.
— Все с Горма! — мрачно произнес Капитан.
— Были с Горма, — уточнила женщина. — Горм погиб в ту минуту, когда открыл свою гавань кольдерам. Это не те, кого ты знал, Корис! Они давно уже не люди, очень давно. Ты же сам видел, это — механические солдаты, которыми управляют хозяева. В них нет жизни. Когда Сила выкурила их из засады, они подчинялись одному-единственному приказу — хватать и убивать! Кольдер использует их в войне против нас, чтобы истощить наши силы прежде, чем он прибегнет к другому оружию.
Губы Капитана дрогнули в жесткой усмешке.
— Что если это их слабое место? Может, у них не хватает людей? — Он с силой вложил меч в ножны. — Да вообще, кто знает, что у них на уме? Раз они способны на такое, можно ожидать от них чего-нибудь и похуже.
Саймон поехал в авангарде. Покидая место, где они встретились с войском Кольдера, он не хотел видеть, как исполняется последний приказ колдуньи, и не мог спокойно думать об обезглавленных мертвецах, с трудом веря в реальность происходящего.
— Мертвые не воюют! — Саймон не заметил, как сказал это вслух.
— Херльвин — прирожденный мореход, — откликнулся Корис. — Я помню, как он ходил на меч-рыбу с одним ножом. Мидир — совсем еще мальчик. Он едва владел оружием, когда прозвучал набат и кольдеры вторглись на Горм. Я хорошо знал их. Но то, что осталось там, на поле — это не Херльвин и не Мидир.
— Человека определяют тело, разум и душа, — вмешалась в разговор колдунья. — Разве в твоем мире, Саймон, дело обстоит иначе? Вряд ли. Ведь ты двигаешься, думаешь и чувствуешь. Убей тело — останется душа. Убей разум — останется тело, вызывающее жалость у окружающих. Но убей душу, оставив тело и разум, — голос колдуньи дрогнул, — это будет самый тяжкий грех… Воинов с Горма лишили души. То, что двигалось в их обличье, уже давно не люди, Саймон. Каким-то кощунственным вмешательством, чуждым нашему миру, их сделали таковыми.
— То же самое уготовано нам, госпожа. Сулькар ожидает участь Горма, — сказал Магнус Осберик, поравнявшись с колдуньей на своем могучем коне. — Здесь мы их одолели. Но что если легионы таких мертвецов полезут на наши стены? Гарнизон в крепости невелик, поскольку время горячее, и почти все корабли вышли с товаром в море. Придется рассредоточить силы вдоль крепостной стены. Человек силен духом, но силы его не беспредельны. Враг может одолеть нас числом, просто смять, вы же видели — они ничего не боятся и лезут напролом.
Ни Корис, ни колдунья не нашлись что ответить. И лишь несколько часов спустя, когда Трегарт увидел Сулькар, он почувствовал себя несколько увереннее. Хотя сулькарцы были прежде всего мореходами, они знали толк и в фортификации. При строительстве крепости использовались все преимущества выбранного для нее места. С суши Сулькар защищала неприступная стена со сторожевыми башнями, ощетинившимися множеством бойниц. Но лишь когда Магнус Осберик провел их за стены крепости, Саймон оценил всю ее мощь.
С обеих сторон гавани, подобно двум клешням краба, в море выдавались скалы. На каждой «клешне» высились стены укреплений, дозорных постов и фортов, которые были связаны с цитаделью разветвленной сетью подземных ходов. Отвесные стены укреплений уходили прямо в воду, не оставляя никаких шансов подняться на них с моря.
— Похоже, строители Сулькара рассчитывали на военные действия, — одобрительно заметил Трегарт.
Магнус Осберик коротко рассмеялся:
— Сулькарцы кровно заинтересованы в безопасности торговых путей Эсткарпа, а отчасти, Карстена и Ализона. И мы платим за это золотом кое-кому. Но кроме того, бывая в других странах, мы показываем не только наш товар, но и наши мечи, ибо Сулькар — лакомый кусочек! Видишь пакгаузы — в них товары, а в торговле вся наша жизнь. Сколько владык и морских разбойников спят и видят себя здесь! Может, кольдеры и есть сущие демоны, да только и они не прочь завладеть нашими богатствами, так и тянут сюда свои грязные лапы. Сулькар — наша твердыня! Но если он падет — захватчикам ничего не достанется! — в сердцах Магнус ударил кулаком по парапету. — Сулькар построен еще во дни моего прадеда, дабы наш народ имел безопасную гавань во время любой бури — будь то ярость волн или войн. И, похоже, час испытаний настал.
— В гавани три корабля, — заметил Корис. — Торговое судно и два военных.
— Торговое прибыло на рассвете с товаром из Карстена. Оно под флагом герцога, и вряд ли его команда схватится за оружие в чужом порту, — сказал Осберик. — Говорят, герцог женится, и в трюме этого судна стоит сундучок с драгоценным ожерельем для белой шеи Альдис. Похоже, Ивиан хочет посадить птичку в клетку, но сам в ней сидеть не собирается.
Колдунья пожала плечами; Кориса тем более не занимали придворные сплетни соседней страны.
— А военные? — спросил он.
— Это наши сторожевые корабли. Они патрулируют подходы к Сулькару.