— Значит, это твое последнее слово, госпожа? — Саймон не смягчил голоса, задавая вопрос.
Ему показалось, что она улыбнулась, но нет, — все тот же спокойный, ровный взгляд, не выражающий никаких эмоций.
— Это не мое слово, Хранитель Границы, и не чье-либо еще. Это закон, который мы не можем нарушить. Джелита… — Саймон уловил нотку презрения в ее голосе. — Джелита уже сделала выбор, и возврата ей нет.
— Ну а если все же Сила не покинула ее? Не слишком ли самонадеянно с твоей стороны утверждать, что этого не может быть?
Она даже бровью не повела, приняв его слова с полнейшим равнодушием.
— Если кто-то обладал Силой, то на какое-то время ощущение Силы сохраняется. Я не отрицаю, возможно Джелите еще доступно то, что является лишь бледной тенью ее прежних возможностей, но она не вправе требовать, чтобы ей вернули камень и снова признали ее за одну из владычиц. Однако, Хранитель Границы, надеюсь, ты призвал меня сюда не для того, чтобы выразить протест по этому поводу. К тому же, это не твоего ума дело.
Его опять поставили на место, опять напомнили, что существует нерушимый барьер между миром колдуний и простыми смертными, но Саймон обуздал свой гнев, понимая, что сейчас в самом деле не время спорить о судьбе Джелиты. Колдунья права — он вызвал ее совсем не за этим.
Саймон коротко объяснил ей, что нужно сделать.
— Кто из вас должен изменить облик? — спросила колдунья.
— Я, Ингвальд, Корис и человек десять воинов.
— Я должна видеть тех, чей облик вы хотите принять. — Колдунья поднялась с кресла. — Это возможно?
— Их тела…
Ни один мускул на ее лице не дрогнул при этих словах, она по-прежнему спокойно стояла и ждала, когда ей покажут дорогу.
Убитые были уложены вдоль стены зала: десять рядовых воинов и их горбоносый офицер с лицом, покрытым шрамами. Чуть в стороне лежал Фальк.
Владычица медленно шла мимо убитых, немного задерживаясь перед каждым и запоминая их лица до мельчайших подробностей. Эта колдунья обладала особым даром: в отличие от других, она могла при перевоплощении придать человеку именно тот облик, который был необходим.
Подойдя к Фальку, женщина долго изучала его лицо, затем повернулась к Саймону.
— Ты прав, Хранитель Границы, в этом человеке было нечто большее, чем его собственный разум, тело и душа… Кольдер… — Ее голос упал до хриплого шепота. — Зная это, решишься ли ты взять на себя его роль?
— По нашему замыслу, Фальк сам должен явиться в Карс, — ответил Саймон. — К тому же, я-то не кольдер…
— И любой кольдер сразу это поймет, — предупредила она.
— Что ж, мы вынуждены рисковать.
— Пусть будет так. Приведи своих людей. Остальные пусть покинут зал, мне никто не должен мешать.
Саймон кивнул и отдал распоряжения. Он уже подвергался однажды процедуре перевоплощения, но в тот раз это делалось в спешке — лишь бы бежать из Карса. Теперь ему предстояло перевоплотиться не просто в кого-нибудь, а в Фалька…
Пока Саймон подбирал добровольцев, колдунья занялась своим делом: вычертила на каменном полу две пятиконечные звезды, которые частично накладывались одна на другую, и в центре каждой поставила по медной чаше, что извлекла из небольшого сундука, внесенного в зал сопровождавшими ее воинами. Затем она достала оттуда же весы и множество пузырьков и склянок с разными порошками. Она стала взвешивать порошки и ссыпать их в две кучки, на тряпицы из тонкого шелка с нанесенными на них линиями и знаками.
Конечно, они не могли воспользоваться окровавленной одеждой убитых, но в сундуках Верлена нашлось все необходимое. Воины сняли с мертвых только пояса, оружие и личные украшения, дабы ничто в их виде не вызвало подозрений. Все это было приготовлено и сложено в стороне до конца процедуры.
Колдунья скомкала в руках шелковые тряпицы, бросила их в чаши и низким, глухим голосом запела. Из чаш стал подниматься дым, скрывая раздетых людей, что стояли каждый на своем луче звезды. Дым был густым и окутывал тело так плотно, что казалось, будто за пределами этого мягкого кокона вообще ничего не существует. Монотонное пение заполнило весь мир; пространство и время пульсировали в такт словам, которых никто не понимал.
Так же медленно, как сгущался, дым начал таять. Расслаиваясь и извиваясь струйками, он вскоре исчез полностью. Оставшийся от него пряный запах опьянил Саймона, притупил восприятие окружающего. Но спустя какое-то время он почувствовал, как по коже пробежал холодок, открыл глаза, осмотрел себя и вместо своего тела обнаружил чужое: довольно грузное, с обозначившимся животом, поросшим рыжими волосами. Он стал Фальком.
Корис, а, вернее, человек, уходивший с того места, где стоял Корис, был небольшого роста — каждый выбирал себе прообраз более менее подходящий по физическим данным, — но у него уже не было непомерно широких плеч и длинных рук сенешаля. Старый шрам на лице, от удара мечом, задирал верхнюю губу в волчьем оскале, обнажая мощные зубы. Бывший Ингвальд тоже утратил свою моложавость: в волосах появились седые пряди, а морщинистое лицо говорило о жизни, прожитой бездумно и порочно.
Они подобрали себе одежду, надели перстни и цепочки, пристегнули к поясам оружие убитых.
— Командир! — окликнул Саймона один из воинов, — с вашего пояса что-то упало, взгляните. — Он показал на маленькую блестящую вещицу, лежавшую под ногами Саймона.
Тот нагнулся и подобрал с пола довольно странную металлическую бляшку — сделанная в виде замысловатого, многократно завязанного узла, она не была ни серебряной, ни золотой — металл отсвечивал зеленью. Саймон осмотрел пояс и, обнаружив свободный карабин, к которому она, очевидно, крепилась, пристегнул ее.
Колдунья складывала свои чашки в сундук. Саймон подошел к ней, и владычица придирчиво осмотрела его, как художник осматривает законченную работу.
— Желаю тебе удачи, Хранитель Границы, — сказала она. — Да пребудет с тобой Сила.
— Спасибо, госпожа. Удача нам очень нужна.
Колдунья кивнула на прощание. Стоявший возле дверей Корис поторопил его:
— Скоро отлив, Саймон, пора сниматься с якоря.
5КРОВАВОЕ УТРО
Они шли на веслах вверх по реке, искрящейся в лучах солнца, ранним утром приближаясь к гавани Карса. Команду «верленцев» подобрали из моряков, не раз ходивших по этой реке и знакомых со всеми ее навигационными хитростями. Один из воинов, стоявших на носу судна, кивнул головой в сторону береговой мачты, на которой развевались разноцветные яркие лоскуты.
— Сигнальные флаги!..
Другой воин, в богато украшенной накидке поверх доспехов, слегка повернулся, держа руку на поясе.
— Нас ждут? — спросил он с важным видом.
— Да вроде, не гонят, — усмехнулся в ответ первый. — Обычные почести. Но пока остается только гадать, как сам Ивиан встретит тестя — с калачом или с мечом. Мы лезем дракону в пасть, и он может захлопнуть ее до того, как подоспеет подкрепление.
Третий воин, стоявший неподалеку, засмеялся и возразил сипловатым голосом:
— Прежде, чем дракон захлопнет пасть, Ингвальд, наши мечи разнесут ему челюсти. И вот что я скажу еще: наемники верны хозяину, пока он им платит, а стоит его убрать, с ними вполне можно договориться. Главное — разделаться с Ивианом, тогда уж Карс будет у нас вот где! — Он вытянул вперед здоровенную пятерню и медленно сжал ее в кулак.
Саймона встревожила такая самонадеянность Кориса. Он ничуть не сомневался в его воинской доблести и в его умении повести за собой людей. Но Саймона смущало то возбужденное состояние, в котором пребывал сенешаль, пока они плыли вверх по реке, — он все время стоял на носу баркаса, всматриваясь вперед, будто силой воли хотел добавить суденышку ход.
Тем временем основные силы Эсткарпа маршем через горы подтягивались к Карсу, чтобы войти в него, как только будет сигнал. И этот сигнал… Саймон в который раз взглянул на корзину-клеть, накрытую легкой тканью. В ней был не черно-белый сокол, какие служили горцам для разведки, а большой, голубовато-серой окраски ястреб, с белой головой и белым хвостом.
Пять таких птиц были привезены когда-то из-за моря сокольничьими, ходившими в плаванье с сулькарцами. Воспитывали и обучали птиц в течение трех поколений.
Для Саймона-Фалька этот ястреб был сейчас незаменим. Он бы не рискнул взять с собой в Карс обычного сокола, поскольку лишь сокольничьи пользовались ими. А эта редкая и красивая птица могла вызвать у Ивиана интерес — она была обучена охоте, и вряд ли герцог отказался бы от такого подарка.
Десяток людей и ястреб — против целого города — дикая, глупая затея, на первый взгляд. Но ведь было однажды так, что вчетвером они несколько дней скрывались в Карсе и смогли затем бежать из него живыми и невредимыми. Их было тогда четверо. Саймон провел рукой по поясу, тронув бляшки. А теперь их здесь трое: он, Корис и упрятанная в каком-то из тех домов Лоиса… А четвертая?.. Лучше пока не думать о Джелите. И все же, почему она не вернулась в Верлен, почему он случайно узнал от колдуньи, прибывшей в замок, о том, что ее миссия не удалась? Где она сейчас? Как перенесла неудачу и почему держит его в неизвестности? Она ведь сама решила, отказавшись от всего, стать его женой, так почему же?..
— Нас встречают, капитан! — Ингвальд вывел Саймона из оцепенения.
Шеренга воинов, одетых в доспехи и плащи с гербом Карстена, стояла на причале. Рука Саймона невольно дернулась к самострелу, но накидка, к счастью, скрыла это движение. Воины герцога, стоящие на берегу, дружно хлопнули в ладоши, а затем, сомкнув их, подняли руки в знак приветствия.
Еще раз «верленцам» просалютовали у входа в крепость. Насколько они могли судить, проходя по улицам города, жизнь в Карсе шла своим чередом, не было заметно никаких видимых признаков тревоги.
Когда их провели, с соблюдением придворного этикета, в залы, расположенные в центральных зданиях крепости, Саймон поманил Ингвальда и Кориса к окошку. Те семеро сулькарцев, которых они взяли с собой из Верлена, остались за дверью.