Отдуваясь в разреженном воздухе, Алон и Эйдрис остановились задолго до захода солнца и принялись разбивать лагерь на относительно ровной площадке. Алон сказал, что более подходящего места не будет. После отдыха и еды Алон настоял на упражнениях в нападении и защите. Эйдрис сидела, закутавшись в плащ, наблюдала за ним и делала замечания. Молодой посвященный делал большие успехи, и она сказала ему об этом.
Наконец Алон остановился. Несмотря на холодный воздух, он вспотел. Тяжело дыша, он опустился на свою постель.
— Хватит на сегодня, учитель?
— Конечно, — ответила она. — Завтра — если у нас еще останутся силы после перевала — я покажу тебе новый прием защиты, и ты будешь упражняться.
— А когда я буду готов сразиться с живым противником?
Эйдрис улыбнулась.
— При нынешнем темпе занятий? Ну… примерно через месяц.
Лицо у него вытянулось, и она торопливо добавила:
— Но ты учишься быстрее других, Алон! Если хочешь добиться успеха, нужно воспитывать в себе терпение.
Он нахмурился.
— Терпение никогда не относилось к числу моих достоинств. — Со вздохом он взял кусок лепешки. Здесь, выше уровня снега, дров не было, и поэтому пришлось довольствоваться холодным ужином.
Позже, когда они сидели рядом и следили, как сгущаются сумерки, он неожиданно спросил:
— Что это за песня? Очень красивая мелодия. Эйдрис удивленно посмотрела на него. Она не сознавала, что негромко напевает.
— Не знаю, — ответила она, чувствуя себя глупо. — А как она звучит?
Алон воспроизвел мелодию. Услышав ее, сказительница почувствовала, что краснеет, и была признательна темноте. В ее памяти непрошенно всплыли слова песни:
Золотой свет солнца на холмах,
Серебро луны на море,
И хоть все это прекрасно,
Но не прекрасней моей любви!
Весел блеск танцующего ручья,
Сладки песни птиц,
Но мой милый веселей,
А его голос слаще.
Ни золото, ни серебро, ни ручей, ни птица,
Ни солнце, ни луна, как они ни прекрасны,
Не трогают мое сердце так, как его слова,
Не радуют меня, как его призыв!
— Это старинная песня Высокого Холлека, — неохотно сказала она.
— Я подумал, что не слышал твоего пения с того дня, как ты на ярмарке пела серенаду Монсо. У тебя такой красивый голос… Не споешь ли для меня?
Эйдрис покачала головой.
— Забыла слова, — солгала она, скрестив пальцы за спиной. Этот жест неожиданно вспомнился ей из детства.
— Жаль… пожалуйста, напой еще мелодию, чтобы я ее запомнил.
Эйдрис послушалась, радуясь, что он не видит, как она покраснела. «У тебя нет времени на такие сложности!»— строго напомнила она себе.
Ночью они легли рядом, под одним одеялом, как бывает у путников в холодные ночи. Алон набросил свой плащ на спину Монсо, потом заставил жеребца подогнуть ноги, и они легли, укрываясь от ветра за телом коня. И, устав от долгого пути, оба сразу уснули.
Ночью Эйдрис проснулась оттого, что ей в лицо светила убывающая луна. Алон прижимался к ней под одеялом. Во сне он обнял ее рукой за пояс. Тепло его дыхания шевелило волосы у нее на шее.
Молодая женщина прикусила губу, думая, как бы отодвинуться от него и в то же время не разбудить. Она остро ощущала его тело, прижатое к своему, его руку, так близко от ее груди, даже под толстым слоем одежды. Каждый его вздох словно отдавался в ее теле.
Она колебалась, не решаясь пошевелиться, и тут ее взгляд уловил какой-то блеск на соседнем склоне. Эйдрис прищурилась, уверенная, что ей померещилось, но вот луна в последней четверти снова вышла из-за бегущих облаков, и опять показался яркий блеск. Он звал к себе сказительницу, манил белым чистым огнем в темноте.
«Что это?»— подумала она, чувствуя почти физическое притяжение. Ей казалось, что она слышит странную музыку, высокую, жуткую. Ни человеческое горло, ни знакомые ей инструменты не могут издавать такие звуки.
Осторожно высвободившись из-под руки Алона, она села. Зубы застучали от холода. Посвященный пробормотал что-то неразборчивое, пальцы его шевельнулись в поисках ее исчезнувшего тепла.
Блеск потускнел, поблек и совсем исчез, когда луна зашла за облако. Сказительница смотрела, не решаясь даже мигнуть, чтобы не потерять место. Но вот рваное облако пролетело, и снова появился блеск… яркий, манящий.
Сказительница услышала негромкое фырканье. Повернувшись, она увидела голову Монсо черным силуэтом на фоне скалы. Жеребец насторожил уши. В глазах кеплианца отражался свет странного маяка.
Снова услышав необычную, сверхъестественную музыку, Эйдрис повернулась к своему спутнику и нетерпеливо потрясла его за плечо.
— Алон! Вставай! Проснись поскорей! Юноша проснулся сразу, как всякий путник, который хочет уцелеть в дикой местности.
— В чем дело? — спросил он, садясь, и негромко выбранился, когда холод добрался до его тела.
— Не знаю, — ответила сказительница, указывая на свет и стараясь сдержать дрожь. — Может, какая-то ловушка колдуньи?
Алон протянул ей плащ.
— Нет… Я почувствовал бы ее присутствие. Это что-то… большое. Гораздо больше. Не живое, но все же… это Сила.
— Какой тип Силы? Не может быть Сила Тьмы! — возразила Эйдрис. — Свет такой чистый, такой яркий!
— Не знаю, — ответил Алон. — Я почти ничего не чувствую. Но если он приводится в действие луной, то должен принадлежать Свету. И… он притягивает меня… у него есть способность… призывать.
— Да, — согласилась девушка. — Меня он тоже зовет. Алон, это важно, я знаю. Мы должны идти туда — быстро, прежде чем зайдет луна!
Глава 8
Дорога при свете убывающей луны оказалась опасной, путники спотыкались и скользили по замерзшей земле. Когда они добрались до горного склона, идти стало еще трудней, но вскоре они нашли тропу между камнями, покрытыми блестящим льдом. Эйдрис шла впереди, шла быстро и нетерпеливо, несмотря на трудную дорогу. Камень у нее под ногой перевернулся, девушка ахнула; Алон, схватив ее за руку, спас от опасного падения.
— Медленней, — сказал юноша.
— Но луна скоро зайдет…
— Верно, но если мы к ее заходу окажемся на дне ущелья со сломанными шеями, нам будет все равно, светит ли она. — Монсо фыркнул, как будто соглашаясь. — Пожалуй, стоит остановиться, — сказал Алон, разглядывая неровную тропу впереди. — Подождем дневного света.
— Нет, — ответила Эйдрис. — Без лунного света мы не найдем маяк. Я уверена, что на солнце он не горит. Ты видишь в темноте? — спросила она, вспомнив, что ее мать всегда могла видеть ночью. Она говорила, что этой способностью обладают многие владеющие Силой.
— Не так хорошо, как Монсо, — ответил Алон. — Но, наверно, лучше тебя.
— Тогда иди впереди.
Он осторожно обошел ее на узком карнизе.
— Держись за мой пояс.
Эйдрис послушалась.
— Быстрей, Алон!
Дальше нависающая скала еще больше затемнила путь. Сказительница вцепилась в пояс спутника, готовая слепо следовать за ним. Она слышала, что посвященный что-то негромко говорит. Его правая рука осветилась, фиолетовое сияние окружило пальцы. Расставив пальцы, он держал руку ладонью вниз, освещая почву под ногами.
«Долго ли он сможет это делать? — беспокойно подумала Эйдрис. — Или заклинание отнимет у него столько энергии, что он не сможет продолжать подъем? Может, следует остановиться и попробовать на завтра. Луна снова взойдет…»
Она едва не высказала вслух свои сомнения, но все же покачала головой и промолчала. Эйдрис не могла объяснить свое нетерпение, но ее что-то упорно тянуло вперед. Высокие звуки в голове звучали, как призыв сирены, и по спине у нее пробегал холодок, но не от холодного горного воздуха. Алон, по его словам, не слышал эти звуки.
Но, очевидно, Монсо их слышит. Кеплианец насторожил уши и поворачивал голову при каждом повторе.
Сказительница сощурилась, она проверяла посохом с головой грифона каждый шаг на предательском склоне. Путники медленно преодолевали подъем. Наконец, тяжело дыша и дрожа, они остановились, глядя на свою цель. Она совсем близко, но к ней ведет такая крутая тропа, что у сказительницы закружилась голова.
— Как мы туда поднимемся? — в отчаянии спросила она.
— Монсо может подняться, — ответил немного погодя Алон. — Держись за стремя. — Он встал по другую сторону от кеплианца. — Готова?
— Да! — ответила девушка. Во рту у нее пересохло от страха.
— Монсо, пошел! — воскликнул Алон, и черный жеребец устремился вперед. Он поднимался, напрягая мощные мышцы, цепляясь окованными сталью копытами за замерзшую землю. Эйдрис держалась за него, стараясь не нарушать равновесие. Она отталкивалась посохом, и каждый вдох обжигал ей горло.
Но вот последний рывок — и трое путников перевалили через край подъема.
Лунный свет падал на большой кристалл, выступающий из горного склона. Эйдрис смотрела на него, не в силах ничего сказать от усталости. Воздух продолжал обжигать легкие. Она прислонилась к вздымающемуся боку Монсо, чувствуя, как подгибаются колени. Наконец девушка почувствовала себя лучше; только тогда она смогла подойти к отражающей поверхности.
— Что это? — прошептала она, чувствуя странное нежелание говорить громко.
— Предмет Силы, — ответил сзади Алон. Говорил он тоже негромко. Собственные тени плыли перед ними, очерченные лунным сиянием. — Нас по какой-то причине призвали сюда… но кто призвал, я не знаю.
— Луна ярко отражается от этого кристалла, — выдохнула Эйдрис. — Это может быть только предмет Света!
— Я тоже так считаю, — согласился ее спутник. — Но в этом мире Свет и Тьма часто опасно уравновешены… и многие предметы Света имеют собственную тень Тьмы.
— А что ты… — начала сказительница и замолчала: облако закрыло луну, и их тени растворились, как снежинки в воде. Но кристалл не потемнел полностью; его поверхность продолжала неярко светиться, как будто внутри камня горел костер. На поверхности кристалла метались тени, они постепенно прояснялись, и вот стало видно… большая каменистая пещера, ее стены покрыты текущей водой, которая тускло блестит в свете единственного факела.