Деррен взял другую руку Нолар.
— Госпожа, от всего сердца, — поклялся он.
— А теперь, когда все решено, — вмешалась волшебница, — не будете ли вы добры отыскать мне посох и плащ, если такой остался в багаже? Маги, заточившие в старину сюда Талла, не подумали, как холодно будет тем, кто не подвластен их чарам.
Нолар почувствовала себя счастливой. Вслед за ранней зимой наступит весна, и снова зацветут луга вокруг Лормта, распустятся полуденные и полуночные цветы. Возможно, она сумеет собрать их для мастера Пруетта. Она повернулась к Элгарет.
— Тетя, возьми мой шарф. Не думаю, чтобы теперь мне понадобилось прятать лицо. Приехав в Лормт, я буду среди друзей, а сейчас я тем более среди верных друзей.
Летописец
Время от времени мы получали известия от волшебницы Элгарет. Деррен отвозил ей припасы, несмотря на особенно сильные зимние бури. Однажды я поехал с ним. И когда я смотрел на камень Коннард, произошли две вещи. Во-первых, перестала болеть нога, которая раньше постоянно тревожила меня.
— Конечно, рана заросла не совсем, потому что одна моя нога была короче другой. Но что гораздо важнее, я почувствовал (вначале я испытал страх, потому что встреча с неизвестным всегда пугает), что передо мной открываются двери. И мой дар необыкновенно усилился, я теперь мог без слов общаться не только с животными, но и с людьми. Зная, что это небезопасно и кое-кому может показаться вторжением в частную жизнь, я пользовался своим новым даром только в случаях крайней необходимости.
И только однажды использовал я этот дар в гневе: ведь я знал, что гнев ослабляет владение им.
— Произошло это, когда в Лормт приехала молодая девушка и объявила, что ее зовут Арона, дочь Бетиша. Она была хранительницей архивов в одной из женских деревень сокольничих. После падения Гнезда жительницы деревни вынуждены были переселиться. В этой деревне ненавидели мужчин. Девушка потребовала, чтобы ее проводили к «ученой», и проявила величайшее отвращение к ученым мужского пола. Нолар проводила ее к Нарет, которая тоже не любила нас, хотя сама была ученой.
Нолар вернулась очень молчаливой, а я встревожился. Девушка села напротив меня за стол, за которым я работал. Потом, словно говоря о чем-то неприятном, она сказала:
— Дуратан, вместе с ней пришла горечь. Может, она оправдана из-за ее прошлого. Но мы не должны допустить, чтобы она воздействовала на нас. Испытай ее!
Я задумался. Потом решил, что она права. Такой глубокий гнев может означать серьезную опасность.
— Но как она может повредить нам? — спросил я вслух — и Нолар, и себя самого. — Горечь выедает нутро тех, кто ее носит.
— Это правда, однако… — Она помолчала и спрятала руку в карман, в котором, как я знал, она всегда носит осколок камня Коннард. Для нее он словно камень для волшебницы. — Однако я чувствую.
Больше она не сказала ни тогда, ни много времени спустя, а Арона, дочь Бетиша, продолжала жить с госпожой Нарет, мы ее почти не видели, особенно после появления сокольничего, который изучал историю своего народа. Арона даже не встречалась с Пирой. Иногда я вообще о ней забывал, потому что в Лормте множество комнат и коридоров. Можно прожить год, ни разу не встретив того, кого не хочешь видеть.
Нолар отыскала записи, привезенные от Остбора.
Нам пришлось искать их долго, потому что их сложили вместе с недавно найденными сокровищами.
Мы вместе искали то, что могло бы помочь птичьему воину, который мне нравился и которого я научился уважать.
Арона могла бы помочь нам, но не захотела, хотя Нолар пыталась что-нибудь разузнать у нее. Она откровенно сказала, что когда попросила Арону о помощи, та посмотрела на нее с презрением, как некогда мачеха: словно она запачкана. А меня девушка вообще отказалась слушать.
Однако я продолжал надеяться. До того утра, когда, думая о сокольничем, бросил свои камешки и вскочил.
Появилась стрела, указывающая на меня — а может, на Лормт, — красная стрела, цвета текущей крови.
Я выслал ищущую мысль. Телесная боль… боль мысленная… невероятная торопливость в попытках уйти от смерти. Я позвал Пиру, потому что мне потребовалась помощь, вся помощь, какую мне смогут оказать. И в это время к нам вторично явился сокольничий.
П. М. ГриффинНадежда Сокола
Глава 1
Тарлах низко склонился в седле, чтобы уберечься от ветра, и крепче прижал к себе умирающую.
Он едет так уже два дня, даже почти три, не останавливаясь, чтобы поесть и напиться или отдохнуть, кроме нескольких секунд, необходимых для смены лошади, когда та, что под ним, больше не выдерживает.
Мозг его так затянут туманом усталости и страха, что он не мог бы сказать, сколько часов провел в пути — часы или недели, если бы не необходимость потом во всех подробностях рассказывать о случившемся. А для этого все нужно сохранить в памяти, и только эта необходимость и ужас оставались в сознании. Не скоро сумеет он избавиться от картины: огромный камень срывается с казавшегося устойчивым склона горы и обрушивается на владелицу Морской Крепости.
Он не придавил госпожу Уну — никто не мог бы выжить в таком случае, но ударил ее, и ударил сильно.
Когда сокольничий с товарищами добрался до нее, стало очевидно, что у нее внутренние повреждения. Она еще жива, но не приходит в себя и не придет с той помощью, которую они способны ей оказать.
Сердце Тарлаха дрогнуло, как в тот момент. Эти волшебницы! Эти трижды проклятые волшебницы! Да, конечно, они спасли Эсткарп, спасли, повернув горы, но уничтожили жизнь в этих горах, уничтожили Гнездо сокольничих, которое было их гордостью и чья утрата может означать конец сокольничих как народа, а теперь они коснулись его будущего и убили женщину, которую он тайно любит вопреки всем обычаям своего племени, с которой вместе они задумали спасти весь их народ от уничтожения.
Тарлах снова взял себя в руки, как был вынужден много раз делать во время этой кошмарной поездки. Они именно с такой целью приехали в Эсткарп и пересекали все еще предательские горы в поиске знаний, любых сведений, которые могут убедить старших офицеров сокольничих — и их ошеломленных, вечно боящихся женщин — в необходимости того необычного плана, который он предлагает. Целью их был Лормт, хранилище древних знаний. Он сравнительно близко к тому месту, где произошел несчастный случай. Тарлах придерживался обычаев своего народа и держался в стороне от других жителей гор и потому сейчас не может даже сказать, получит ли нужную помощь. Но разум говорил ему, что община такого размера должна иметь целителя, и поэтому он и начал этот марш, бросая вызов Мрачному Командиру. Пока Уна из Морской Крепости жива, пока есть хоть малейшая надежда на то, что целитель ей поможет, он не сдастся, не дрогнет в борьбе за ее жизнь.
С этой решимостью он сел в седло, усадив перед собой женщину, и ведя на поводу ее жеребца: сменная лошадь понадобится, когда начнет уставать Леди Гей.
Тарлах ожидал, что их эскорт отправится за ним на более безопасной скорости, и удивился, увидев, что Бреннан, его старший помощник, тоже сел в седло и прихватил запасную лошадь. Она послужит ему, как Брат Орла Тарлаху. Командир не пытался отговаривать его. Говорили, что в этой проклятой волшебницами земле обитают опасные звери и еще более опасные люди, и Тарлах, у которого заняты руки, даже не сможет защититься.
Еще трое совершили с ними этот марш: Бросающий Вызов Буре, Солнечный Луч и кошка Брейвери, которая для Уны была тем же, чем боевые птицы для мужчин, хотя об этом никто не знал, кроме самой женщины и Тарлаха. Птицы сидели на специально для них сделанных насестах на седлах, для Брейвери тоже было устроено сидение — подушечка за седлом Уны.
Этим трем, конечно, нельзя было отказать. Их связывали с избранными ими людьми такие прочные узы, что такие незначительные причины, как неудобства и трудности пути, их не отвратили бы. Особенно не пожелала бы остаться Брейвери, хорошо понимая, что, возможно, больше никогда любимая рука не погладит ее черепахового цвета шерсть.
Долгие часы пути мужчины почти не разговаривали: они сосредоточились на необходимости заставлять своих измученных лошадей ехать еще быстрее, несмотря на неровную местность.
Неожиданно Бреннан окликнул Тарлаха, Его кобыла споткнулась и не могла идти дальше.
Тарлах натянул поводья. Леди Гей тоже едва не падала. Снова нужно менять лошадей.
Лейтенант спешился первым и поторопился принять жительницу долины из рук командира, чтобы она не испытала возможных толчков при смене лошадей. Тарлах заторопился к Орлу, но прежде, чем он смог сесть в седло, мир внезапно закачался, и сокольничий вынужден был ухватиться за жеребца.
Он удержался на ногах, по ему пришлось всей тяжестью повиснуть на лошади. Глаза его закрылись, он пытался восстановить самоконтроль.
Сильные руки поддержали его.
— Послушай, Тарлах. Нам нужно отдохнуть.
— Нет…
— Нам это необходимо, и госпоже тоже.
На это Тарлах поддался и позволил уложить себя на землю.
Только через несколько минут мир перестал раскачиваться. Подождав еще, несколько секунд и убедившись, что мир остается неизменным, Тарлах сел. Его товарищ склонился к Уне. Тарлах видел, как Бреннан отогнул край плаща и вытер пену с губ женщины.
— Как она?
Бреннан повернулся.
— Хуже ей не станет.
— Но и лучше тоже не станет?
Увидев ответный кивок, командир сокольничих опустил голову. Не очень много они могут для нее сделать…
Его товарищ оставил Уну и взял с седла фляжку с водой. Принес ее капитану.
— Она не испытывает страданий. Выпей. На нас начинает действовать жажда.
Тарлах выпил почти половину, прежде чем отнял фляжку от губ. Вода приносила одновременно удовольствие и мучения, проходя через пересохшие рот и горло, и он удивился тому, что до сих пор не осознавал, какая его мучит жажда.
Возвращая фляжку, он слабо улыбнулся товарищу.