мать, с чьих уст могли срываться эти слова.
И вдруг дверь в тот другой, могущественный мир захлопнулась. Больше не было ни шума ветра, ни шелеста листвы, ни скорбных воплей — полнейшая тишина царила в каменном лесу. Потрясенный, поднялся я с колен и пошел дальше по каменной тропе. Но она вскоре оборвалась, и я остановился в раздумье, что же теперь делать, куда идти. Оглядываясь по сторонам, я видел одни только камни и ничего, кроме камней. И вдруг на этом безжизненном сером фоне мелькнуло яркое пятно. Это был голубовато-зеленый шарф. Казалось, его обронили совсем недавно, может быть, даже только что. Я поднял его, он был такой тонкий, шелковистый, что цеплялся за мои шершавые, покрытые рубцами пальцы. Женщины Долины набрасывали такие шарфы по вечерам. Такой шарф был на плечах Каттеи в тот вечер, когда на пиру она весело смеялась с Динзилем.
Я понимал, что посылать мысленный зов здесь нельзя — меня могут обнаружить. И все-таки не удержался, изо всех сил мысленно позвал сестру:
— Каттея! Где ты? Каттея! Отзовись!
Теребя в руках легкий шелк, я с нетерпением ждал ответа. Тишина... Точь-в-точь похожая на ту, которая воцаряется после того, как все ушли, и дверь захлопнулась. Я продолжал звать, но ответа не было. Что же случилось? Что произошло? Я был уверен, что шарф здесь потеряла Каттея, и сунул его за пазуху в расчете на то, что с его помощью мне все-таки удастся установить с ней связь. Он принадлежал сестре, это ее вещь, и она может для нее стать точкой притяжения.
Но в какую сторону ушла отсюда Каттея? В Долину она, конечно, не вернулась. Дорога, по которой я пришел, здесь обрывалась. Значит, сестра прошла дальше между этих каменных столбов. И мне ничего не остается, как отправиться следом за ней. Я вошел в каменный лес, но так как дороги не было, то вскоре я потерял всякое представление о направлении. В какую бы сторону я ни направился, покружив бессмысленно среди каменных стволов, вновь приходил к тому же самому месту, где нашел шарф сестры. Что делать? Я сел и задумался. Это место заколдовано — вот к какому выводу я пришел. Здесь все так странно, так обманчиво. Путаница каменных стволов, их одинаковость сбивала с толку, завораживала, мешала думать. И я закрыл глаза.
А потом вспомнил далекие дни, проведенные в Лормте над древними рукописями. В Эсткарпе считалось, что ни один мужчина нс способен овладеть колдовской силой, поэтому ветхие свитки не охранялись. А они и вправду были полны иносказаний, ссылок на разные неизвестные предметы, так что непосвященным было просто не под силу разобраться во всех этих премудростях. Я же листал древние свитки и фолианты только потому, что хотел узнать, где мы можем спрятаться от Колдуний, и почти не замечал того, что мне так могло бы пригодиться сегодня. А ведь там было столько тайных сведений! Кое-что, правда, запомнилось, можно сказать, само по себе, безо всякого усилия с моей стороны. Так, я запомнил слова, вызвавшие ответ. Но зарекся когда-нибудь прибегнуть к ним опять. Однако что же еще могли нечаянно подсказать мне древние свитки?
Я постарался воссоздать в памяти картину их чтения. Перед моим мысленным взором возникла пожелтевшая от времени страница, испещренная устаревшими письменами, от которых веяло тайной. Кое-что мне тогда все же удалось прочитать. Может, все-таки воспользоваться Знанием, которое я оттуда мимоходом почерпнул? Но вопрос: есть ли во мне Сила и сколько ее? А что, если от отца я все же унаследовал Дар? И в отличие от остальных мужчин-эсткарпцев он у меня есть?
Я достал шарф Каттеи, который лежал у меня на груди, скатал тонкую ткань в жгут — получилось что-то вроде витой веревки, потом связал концы и положил на плоскую скалу. На сером камне передо мной лежало яркое голубовато-зеленое кольцо. Я смотрел на него, собирая воедино всю свою волю. Несколько строчек на древнем пергаменте и неодолимое стремление к цели — больше у меня ничего не было.
Каттея... И она встала перед моим мысленным взором, может быть, не совсем такой, как в жизни, но такой, какой я любил ее. Я собрал всю свою энергию, все силы и сосредоточился на этом ее образе. Я старался увидеть мою Каттею в середине яркого кольца. Кто я? И что могу? Сейчас я узнаю это!
Я плавно провел несколько раз над кольцом руками, негромко вымолвил три заветных слова и, затаив дыхание, стал ждать — что будет? Вот голубовато-зеленый круг сдвинулся с места, вот одна его сторона медленно поднялась вверх, а другая теперь опиралась о камень. Он стоял передо мной на ребре. Затем зеленовато-голубой обруч дрогнул и покатился в глубь каменного леса. И я отправился вслед за своим проводником.
Яркий обруч не спеша катился по окаменевшему лесу, и мне казалось, что мы с ним ходим по кругу среди безжизненных каменных стволов. Но я упрямо шел за ним, не желая отказываться от своей надежды во что бы то ни стало пройти через это заколдованное место. Когда приходилось идти навстречу солнцу, мне вдруг вспомнилось старинное поверье: если твоя тень у тебя за спиной, то сзади могут подкрасться злые силы. Но я отгонял эти мысли, не похоже было, чтобы в этом лесу обитало Зло. Просто эту каменную чащу воздвигли на пути у людей непосвященных, забредших сюда случайно или просто чужих. Его назначение запутать, отпугнуть, не пустить дальше. Наконец зеленый обруч вывел меня из каменной путаницы стволов на неровную каменистую площадку, сглаженную временем, дождем и ветрами. Здесь он, покачиваясь, замедлил свой бег, словно сила, катившая его, постепенно таяла.
Мой проводник прокатился еще немного, потом, покружившись на одном месте, окончательно улегся на землю и опять стал обычным жгутом из голубовато-зеленого шелка. Но если силы, к которым я обратился, откликнулись и послали мне проводника, значит Каттея действительно здесь проходила. И может быть, даже не так давно. Но зачем? И как она перебралась через эту бездну, к которой меня привел мой проводник?
Я поднял шелковый шарф сестры, сложил его и опять спрятал на своей груди. А потом побрел по краю расщелины. Может, думал я, здесь где-то есть спуск. Но нет, ничего похожего. Пришлось опять вернуться к тому месту, где упал зеленый круг.
И тут в косых лучах заходящего солнца я увидел на скале какие-то выбоины, словно раньше здесь стояло что-то очень тяжелое. Я посмотрел на другой край ущелья — там виднелась такая же площадка. Видно когда-то в этом месте через ущелье был перекинут мост. Я пощупал бедро — рана меня не тревожила. Интересно, что за расстояние между краями расщелины и можно ли через него перепрыгнуть? Да, на такой прыжок можно было решиться только с отчаяния. Но моя бесконечная тревога за сестру сделала меня безрассудным.
Я привязал свой меч к мешку с припасами, ухватился 'за лямку и, раскрутив его над головой, швырнул, как пращу, на другую сторону пропасти. Ударившись о камень, меч зазвенел, и я увидел, что мешок, перелетев через пропасть, упал на площадку, неподалеку от ее края. Сейчас очередь за башмаками. Я связал их ремнем и швырнул вслед за мешком. Теперь я стоял босиком. Это было даже приятно. За день солнце нагрело камень, и он отдавал это тепло мне. Я отошел далеко назад, почти к опушке каменного леса. Постоял там, собирая всю свою силу, мужество и решительность. Разбежался, оттолкнулся что было сил от каменного края и — прыгнул! Прыгнул, слабо надеясь на удачу.
Перелетев через пропасть, я, как и моя котомка, со всего размаху шмякнулся о камень, чуть не переломав себе кости. От боли перехватило дыхание, и я долго лежал не двигаясь, пока мысль о том, что я все-таки перебрался через бездну, не наполнила меня ликованием. И хотя все тело ныло, я поднялся, кое-как доковылял до башмаков, обулся, опять закинул за спину свой мешок и огляделся.
Те выбоины, которые я заметил на той площадке, здесь были еще более четкими. Борозды от них тянулись к высокому каменному выступу, словно совсем недавно здесь протащили что-то очень тяжелое. Я пошел вслед за бороздами, и они привели меня к спрятанным за скалой бревнам, которые были связаны ремнями. Мост не разрушили, его просто припрятали. Значит, кому-то он будет еще нужен. Может, для безопасности Зеленой Долины его лучше уничтожить? Но как? Оттащить назад и сбросить в пропасть? На это у меня не хватит сил. Поджечь? Но по дыму враги меня тут же найдут. Если сказать правду, не 'верилось мне, чтобы вся та нечисть, которая взяла нашу Долину в осаду, смогла бы пройти через каменный лес.
Когда-то я охранял границы Эсткарпа и теперь наметанным глазом разведчика приметил и другие следы, которые оставили те, кто здесь хозяйничал. Под скалами ветром намело немного земли, здесь даже росли карликовые деревца. И вот на земле я увидел следы копыт рентана, а на колючем кусте клок его шерсти. Обнаружив этот след, я пошел по нему через пустынный каменистый склон и вошел в лес. Деревья его были затейливо искривлены. Поначалу они были не выше меня, но постепенно становились все больше и больше, пока не превратились в мрачную чащу. Листьев на них было мало, но все равно солнцу в этот лес доступа не было.
С кривых ветвей повсюду свисали подушки мха. Местами он свешивался длинными лохматыми хвостами, а кое-где походил на дряхлый, превратившийся в лохмотья полог. Те, по чьему следу я шел, продираясь сквозь цепкие ветки, невольно стягивали его с деревьев, и теперь он грудами валялся на земле, распространяя в воздухе пряный запах.
Куда ни глянь — везде один мох. Он плотным ковром покрывал землю, мягко пружиня под ногами. Тут и там над его бархатом поднимались на тонких стеблях бледные, светящиеся цветы, которые при моем приближении начинали медленно колыхаться. Кое-где под деревьями тускло мерцали какие-то огни. И чем дальше я шел, тем глуше становилась чаща, тем ярче было их фосфорическое свечение. Издали они казались шестиконечной звездой, но стоило над ними наклониться, как свет их все тускнел, и они постепенно угасали, оставляя после себя только комок серой паутины.
Надвигалась ночь. Тропа в сумерках была едва различима. Но оставаться на ночь в таком жутком месте мне совсем не хотелось. До сих пор, правда, я не заметил здесь ни единого живого существа. Но тем не менее понимал, что в таком месте без сюрпризов не обойдется. Так или иначе, а ночлег нужно было найти и поскорей. Назад пути все равно нет. Я торопливо шагал вниз по склону, но странный лес становился все гуще. Я невольно прислушивался к каждому шороху. Подул ветер, он шевелил свисающие с веток гирлянды мха, чем-то зловеще шуршал. И казалось, я слышу чей-то невнятный