алось на наши, а не на их защитные слова.
Слова... Когда я услышал это, мне в голову пришло, что я тоже могу сказать их. Глядя на запертые двери, я произнес всего только два слова, которые узнал в Лормте.
Те Великие Слова, на которые мне ответили, я поклялся не произносить. А эти служили для испытания чужих сил и оберегали от Зла. Но и они были достаточно сильны. Я громко произнес их, и они эхом прокатились по залу, повинуясь им, свет под ногами вспыхнул так ярко, что Орсия вскрикнула. Затем мы услышали треск, грохот и отдаленное ворчание грома. И в ослепительно-белом сиянии увидели, как рухнула дверь, которую до этого подергала Орсия. Она раскололась на куски, они обрушились наземь, заставив Орсию отскочить в сторону, и, коснувшись пола, рассыпались в прах.
Это произошло только с одной дверью. Было похоже, что Орсия своим прикосновением проложила путь магической силе. Мне даже показалось, что трещина на двери пошла от того места, до которого она дотронулась.
И вдруг в полной тишине послышались какие-то звуки — может, это было пение? Потом они умолкли, а я так и не понял ни одного слова из этой странной песни.
— Что это? — спросил я Орсию, пораженный.
— Не знаю,— вздохнула она.— Но чувствуется, что это такая древность! Некоторые слова...— покачала она головой,— нет, не знаю... Когда-то здесь была поставлена защита, теперь ее нет, снята. Пошли! Не бойся!
Я не торопился — чувство недоверия ко всему, что окружало нас, не покидало меня. Но мне так и не удалось удержать Орсию. Она решительно шагнула вперед, и мне не оставалось ничего другого, как отправиться за нею следом.
Мы шли, окутанные облаком золотого сияния, пока не оказались в другом зале, в центре которого на возвышении стоял трон с высокой спинкой и широкими подлокотниками. На троне кто-то сидел. На миг я вспомнил рассказ отца о том, как когда-то он с Кори сом и другими гвардейцами обнаружили в горах Карстена пещеру легендарного Вольта.
Он вот так же сидел на троне, держа в руках боевой топор. Кориса охватило непреодолимое желание взять его себе. Когда же, спросив разрешение у Вольта, он сделал это, величественная фигура вдруг рассыпалась, и на троне осталась только горстка праха. Казалось, он столетиями терпеливо поджидал того, кому наконец сможет вручить свое грозное оружие, выкованное не для обычного человека, но для полубога.
Того, кто сидел на троне перед нами, окутывало голубое сияние. Оно мешало его разглядеть, за ним только угадывалась огромная неподвижная, словно окаменевшая фигура. «Да это же усыпальница!»—понял я наконец. Это был такой же склеп, как и пещера Вольта. Странно, мой страх исчез, меня так и тянуло подойти поближе. Я сам себе удивлялся.
— Кто это? — спросила Орсия, подходя к трону все ближе и все пристальней вглядываясь в голубое сияние. Вот она уже совсем рядом.— Кто это?
— Тот, кто не причинит вам вреда...— коснулся моего сознания голос из ниоткуда.
Вокруг тронного возвышения стояли полуистлевшие ларцы со сверкающими сокровищницами. Но я смотрел только туда, где на верхней ступеньке лежал ярко освещенный меч. Мои пальцы сами собой нетерпеливо потянулись к боевому оружию. Его клинок казался длинной обычного и не отливал голубизной, как хорошая сталь, а был золотистым. Может, на него просто ложился отсвет того золотого сияния, которое заполнило весь зал. Рукоять меча тоже казалась золотой. Она была высечена из цельного куска золотого желтого кварца. На ней, словно сквозь дымку, вспыхивали красные, золотые и голубые искры. Время не тронуло его.
Я смотрел на меч, и мои руки тянулись к нему сами. Желание владеть им было сильнее голода, сильнее жажды, сильнее всего на свете, ему невозможно было противостоять. Еще никогда и ничего в жизни мне не хотелось так сильно. Может, те же самые чувства владели Корисом, когда он смотрел на Топор Вольта? Теперь я понимаю, почему он решился взять его. Осмелюсь ли я на то же самое?
Обобрать мертвого — кощунство. Но Корис попросил согласия у самого Вольта. И с тех пор, поражая Топором врагов, совершил немало славных подвигов. Нет, что ни говори, а взять оружие у мертвеца не так просто, как кажется. Это означает, что ты хочешь сравняться с ним в силе и ловкости, в боевом искусстве. Салкары верили, что если воин взял меч у убитого, то призрак мертвого теперь не оставит его. Если он станет союзником воина, то тот совершит такие ратные подвиги, о которых раньше и мечтать не мог. Но если призрак захочет ему отомстить или же просто позавидует, то в первом же бою воин встретится со своей смертью.
Когда-то давно, когда у салкаров были на Северном побережье свои гавани и когда они еще не заключали союза с Колдуньями Эсткарпа, они все же иногда похищали из гробниц прославленные мечи. Воины, владеющие такими мечами, совершали столь славные подвиги, что о них слагали легенды.
Помня обо всем этом, я, как мог, боролся с непреодолимым желанием сомкнуть пальцы вокруг золотистой рукояти, ощутить ее тяжесть в своей ладони. Но все было напрасно. Обычно доводы разума для меня много значат. Мысль у меня всегда опережает действие. Но есть желания, которые сильней рассудка. И я не смог побороть искушение.
Я обошел Орсию, упал на колени и потянулся за мечом. Притом потянулся я не левой рукой, а правой — искалеченной. Сделал я это машинально, и те из моих пальцев, которые были еще подвижны, согнулись, охватив рукоять. Но тут же я пришел в себя и, оторвав взгляд от меча, глянул на фигуру, затянутую призрачным туманом. Корис когда-то не побоялся унести с собой Топор Вольта, но это был дар великого предка, он не украл его. Как же быть мне?
Я заставил себя отпустить меч, пальцы мои этому противились, но я заставил их разжаться. И, не поднимаясь с колеи, обратился к тому, кто сидел, окутанный туманом.
— Мое имя Кемок Трегарт. Я из Эсткарпа. Меня обманули. Меч мой остался на поле боя. Мне никак нельзя быть безоружным. Без меча я пропаду. Я не славы ищу. Если надо, я скажу эти слова.
И я назвал слова из Лормта, уже произнесенные, когда нужно было открыть двери. Однако на сей раз они прозвучали не воинственно, а только затем, чтобы доказать, что с тьмой меня ничто не связывает. Трудно было предположить, что последует за этим. Могло случиться все, что угодно. Из голубой дымки меня могли приветствовать, а могли поразить мечом. Но все оставалось точно так, как было —- не ослепила меня молния, не оглушил гром.
Я напряженно ждал, и вдруг, неожиданно для самого себя, поднял руку, по-воински отсалютовав тому, чье присутствие так явственно чувствовалось здесь, хотя его и скрывала голубая завеса тумана, и решительно взял заветный меч. Он показался мне совершенно новым, словно только из горнила — так блестела его сталь, так отточено было лезвие. И тут же произошло чудо — пальцы, сжимавшие его, теперь легко сгибались, будто минуту назад не сковывал их недуг.
Меч не входил в ножны, оставшиеся у меня от прежнего оружия. Встав, я достал из-за пазухи влажный шарф и сделал из него перевязь для меча.
— Все правильно,— услышал я долетевшую до меня мысль Орсии.— Мы не можем оценить узоров, вытканных Великими, потому что наши глаза не в состоянии увидеть их. Сейчас ты получил больше, чем просто меч. Да не оттянет твое плечо эта ноша.
Я не знал, как относятся к оружию мертвеца кроганы — так ли, как салкары или же по-другому. Но меч не был тяжел для моей руки. Как только он у меня появшся, я ощутил, что какая-то сила тянет меня вперед. Беспокойство вошло в мое сердце. Я был готов немедленно выполнить то, что мне было предназначено.
Я уже почти достиг выхода, как вдруг заметил, что Орсия остановилась у возвышения. Мне пришлось задержаться тоже. Она обошла трон и того, кто возвышался над нами в тумане. Взгляд ее скользил по старинным ларцам с драгоценностями. Уж не хочет ди она по моему примеру что-нибудь прихватить отсюда? — подумал я. И решил уговорить ее не делать этого, но затем передумал. Каждый поступает, как знает- Да н вправе ли я здесь кем-то повелевать?
За троном Орсия замешкалась. А после появилась с покрытым спиральной резьбой коническим жезлом. Он был цвета слоновой кости. Орсия несла его острием вверх — и я увидел, как на этом острие заплясали искры белого пламени.
Он не был оружием, не украшали его и драгоценные камни. Но Орсия несла его торжественно и радовалась, что жезл достался ей так же, как я радовался своему мечу. Возле призрачной фигуры в голубой дымке Орсия замедлила шаги. Она, как и я раньше, опустилась перед ней на колени. Слова ее звучали размеренно, как обычно звучит речь кроганов.
— Меня зовут Орсия. Я происхожу из кроганов, хотя мои соплеменники отреклись от меня. Я знаю, как обращаться с тем, что вынула из ларца. Я владею Силой, хотя она и не велика. У меня есть оружие, оно не выковано из стали. Я взяла этот жезл потому, что знаю, что он такое, и умею им пользоваться. Я знаю все это, так как я — это я, и направляюсь туда — куда направляюсь.
Орсия подняла руку с этим странным символом, и из него вырвался яркий язык пламени. Затем она взглянула на меня, и мы заторопились к выходу.
Когда мы вышли, пришлось остановиться, чтобы перевести дух. Вокруг нас возвышались слепые статуи. Я думал, что и назад мы пойдем по той же дороге, что привела нас сюда, но Орсия была против. Она смотрела по сторонам, втягивая ноздрями воздух, словно хотела уловить запахи, которые приносили сюда потоки воздуха. Мне казалось, что пахло только стоячей водой, но Орсия наверняка почувствовала опасность.
— Там кто-то есть? — прошептал я.
Она отвечала тоже тихо.
— Там фасы и еще кто-то, не знаю кто.
Приготовившись к встрече, я сжал рукоять меча. Здесь, в глубине горы — фасы у себя дома. Нам с Орсией грозила опасность. Я принюхивался, но так и не уловил никакого запаха. Орсия чувствовала запахи гораздо лучше, чем я. Она улавливала их малейшие оттенки.
— Они уже близко,— Орсия ткнула жезлом в сторону площадки со скульптурами.— Спрячемся вон там.— Она махнула рукой вправо, вдоль стены склепа.