— Ты сказала, что глаза тянули тебя. Что это значит? — на ходу спросил я.
— Неужели ты этого не ощущал? — из темноты отвечала Орсия.— Меня будто на веревке тянули в его пасть. Впрочем, конечно же, на тебя он так не действовал. Иначе как бы ты мог с ним сразиться? Меч тут ни при чем. Видимо, у тебя, чужеземец, есть какая-то своя защита.
Я понял, что чудище парализовало ее волю к сопротивлению, чтобы взглядом притянуть к себе. Наверное, так вот оно и охотится под землей, поджидая очередную жертву. То, что на меня его сила никак не подействовала, нас удивило. Все-таки, возможно, мне помогал меч. Больше того, мне вдруг показалось, что меч уже воевал против этого монстра и уже убил его однажды. А сейчас только память меча и помогла мне осилить великана, пожирающего все живое в этой беспредельной тьме.
Вода перестала прибывать. Мы шли по ней, и она была нам по грудь. Но зато фасам будет непросто преодолеть гигантскую тушу, когда они доберутся до нее.
А подземный ручей привел нас к небольшому подземному озеру. Издали еще услышали мы гул водопада. И самое главное — вместе с падающей водой из-под высокого свода пещеры струился тусклый, приглушенный каменной перегородкой свет.
Брызги разлетались в разные стороны и были похожи на туман, но уже можно было разглядеть все, что делается вокруг. Я вылез из воды и подал руку Орсии. Мы прислонились к стене и наблюдали за водопадом. Глазам было больно и радостно видеть свет, проникающий сразу в три расщелины.
Я подумал, что по отвесной, скользкой стене к выходу из этого подземного мира нам не взобраться. Самая нижняя расщелина была совсем невысоко. Ио даже до нее не доберешься. Я изучал третье отверстие, которое было уже других, но, пожалуй, подлиннее. Правее водопада к нему вели неглубокие уступы, которые промыла в скале вода. Пожалуй, хотя и с большим риском, по ним можно было попробовать подняться. Но что это давало? Ведь совсем не ясно, куда мы попадем там, наверху.
Я сказал об этом Орсии. Она отвечала:
— Почему не ясно? Там горы. И совсем недалеко до Черной Башни.
Я удивился тому, что она говорила без тени сомнения.
— Ну хорошо, а взберешься ли ты наверх?
Ноги ее с перепонками между пальцами, наверняка не годились для восхождения по скалам. Орсия подумала и серьезно сказала:
— Попробую...
Я еще раз взглянул на влажный камень с углублениями и выпуклостями — что ж, надо попытаться. Только не следует торопиться.
Я нащупал выпуклость и поставил ногу, затем прилепил пальцы к выемке. Чуть потянулся и нашел новый выступ. Затем остановился и глянул, как это будет получаться у Орсии. Карабкаться ей было непросто, и все же она медленно, дюйм за дюймом поднималась вслед за мной.
Больше чем пол-скалы было уже позади, вернее внизу. Я нашел площадку и, хотя она была крохотной, мы могли перевести на ней дух. Сил уже почти не оставалось. Я влез на нее и подал руку Орсии. Она подтянулась и стала со мной рядом. Мы тесно прижались друг к другу, только так и можно было здесь поместиться. Орсия вдруг тревожно втянула воздух, и посмотрела на скальную трещину, что была неподалеку от нас:
— Там фасы,— сказала она неожиданно.
— Там? — спросил я.
Воевать на такой маленькой площадке было бы безумием.
Но лезть дальше, оставив противника внизу было бы безумием еще большим.
— Нет, нет, сейчас там пусто. Но это ход в их нору. Надо поторопиться.
Делать привал у логовища фасов дело рискованное. Малейший толчок, и ты полетишь вниз, на скалу. Поэтому — никакого отдыха. Руки болели, спина ныла. Но надо думать только о нескольких дюймах, что впереди. Вот эта выемка, вот этот выступ. Дотянуться до него. Выпрямить ногу. Еще один шаг наверх. Затем еще один шаг.
Больная рука снова дала о себе знать. Пальцы ее не хотели слушаться. Они совсем онемели. Еще немного — и я сорвусь.
Неужели это та самая расщелина? Да, свет льется оттуда. Я просунул пальцы в отверстие. Рука моя уже на свету. Свет, правда, какой-то тусклый. Ну и что? Наверное, там наверху небо заволокло тучами. Я подтянулся и вывалился на дно ущелья. Поток, который струился по туннелю, начинался здесь. А вокруг были горы. Я подал руку Орсии и вытащил ее из влажной темноты. Вид у нас был ужасный. Одежда наша превратилась в лохмотья. Руки и ноги были в грязи. На лице ссадины. Но, выйдя из-под земли к свету, мы были счастливы. Голова у меня закружилась. Впрочем, вполне возможно, что это давал о себе знать голод.
Орсия упала перед ручьем, струящимся по ущелью, на колени. Она смотрела на воду. Так Лоскита склонялась над голубым песком. Молниеносным движением она выхватила что-то из воды, что-то длинное и тонкое, отчаянно извивающееся. Это, скорее, была змея, чем рыба. С силой ударила ее Орсия о камень, а затем выбросила на песок. И снова рука ее упала в воду. И опять полетела на песок переставшая извиваться змея. Я предпочел бы другой улов, но приходилось мириться с этой странной рыбалкой. А Орсия выбросила из сетки раковины и положила туда свою странную добычу.
И вот мы снова в пути. Орсия ступает по воде, я шлепаю босыми подошвами по влажному песку. Мы идем в глубь ущелья.
Орсия не просто идет против течения, а всякий раз наклоняется, выхватывает из ручья рыбину и бросает ее в сетку.
А ущелье становится шире. Вот уже на склонах появился кустарник. Постепенно начинает вечереть. В поисках ночлега мы отошли от воды. Между скалой и огромным мшистым валуном можно было неплохо отдохнуть. Для безопасности я решил соорудить еще одну стенку и принялся таскать для нее камни. Орсия тем временем начала потрошить рыбу.
Я не был в восторге от того, что придется жевать ее сырой. Орсии хорошо, она привыкла к такому. Я не подал вида, что мне это не нравится. Просто старался не думать о том, что жую. И действительно, вдруг оказалось, что еда гораздо вкуснее, чем я ожидал. Безусловно, переходить на такую диету до конца жизни я не стал бы, но сейчас съел свой обед даже с удовольствием.
Стало уже совсем темно, когда Орсия достала шарф Каттеи и вынула из него жезл. Она вытянула руку, державшую его острием вверх. Приблизив жезл к губам, она подула на него и стала делать свободной рукой какие-то знаки. Так когда-то чертила воздух рукою и Каттея. Я молча наблюдал за этим обрядом, боясь спугнуть вдохновение. «Кто же эта женщина? — думал я.— Неужели в стране кроганов тоже живут колдуньи?»
Совершив священнодействие, Орсия расслабилась и стала тереть ладони, словно для того, чтобы отогреть их. А потом мысленно обратилась ко мне:
— Укладывайся,— думала она.— Этой ночью мы в полнейшей безопасности. Наша охрана понадежней даже той, что была у наших предков.
Я сгорал от любопытства. Так хотелось узнать, что это она нам наколдовала. Но пришлось помалкивать, мне было известно: если колдунья не хочет что-то рассказывать, вопросов ей задавать нельзя. Моя колдунья молчала. Но я был уверен, что, если уж она пообещала безопасность на эту ночь, значит так оно и будет. И это было как нельзя лучше. У меня в эту ночь сил на охрану нашего ночлега не хватило бы. Усталость, наконец, свалила меня.
Пробудился я поздно. Орсия уже поднялась. Она сидела на корточках, и ладони сомкнула над жезлом, над его искрометным острием так, словно протягивала их к костру, когда нужно согреться. Когда я открыл глаза, она вздрогнула и, будто вернувшись из другого мира, глянула на меня.
Волосы ее высохли и серебряным отблеском спадали на плечи и спину. Мне Орсия показалась необычной сегодня, она меньше походила на обычных людей и была более загадочной, чем тогда, когда мы встретились первый раз на острове кроганов.
— Ешь,— она показала на рыбу, ожидавшую меня.— Я проницаю — с помощью ^колдовства хочу узнать кое-что из будущего.
В словах ее была та же сила, что и у Колдуний Эсткарпа.
Она подчиняла себе, хотя смысл сказанного был неясен. Что она имеет ввиду, сказав «проницаю». Может быть, я неверно расслышал. Может, она сказала: «прорицаю»? Тогда все ясно. Лоскита занималась тем же, и мне все это порядочно надоело.
Орсия поняла, о чем я думаю.
— Нет, нет. Я не пытаюсь узнать нашу судьбу. Я смотрю, какие опасности у нас на пути,— сегодня, завтра. И знаешь, их совсем немало.
Я посмотрел по сторонам. Струился ручей, росли кусты. Больше я ничего не увидел.
— Ты что, думаешь опасность так просто увидеть? Глаза ее не воспринимают. Можно десять раз взглянуть — и ничего не заметить. Что бы тебе ни встретилось, посмотри и раз, и другой, и третий, но и тогда не слишком доверяй своим глазам.
— Наваждения?
— Мы окружены силами Тьмы,— сказала Орсия.— Вот смотри.
Она положила одну свою ладонь на острие жезла,— а другую — мне на лоб. Я поразился тому, что увидел. Внутреннее зрение озарило мои глаза. Поросшая кустарником гора сделалась вдруг гигантским чудовищем. Задвигались бородавки на его чешуйчатом теле. Шевельнулась лапа с острыми когтями. Захлопали огромные глазища.
— А взгляни-ка на свой меч,— сказала Орсия мысленно, и я подчинился.
Скорее всего, когда гора превратилась в зверя, я сжал рукоятку .меча, и он откликнулся. На сверкающем' металле появились багровые буквы, будто писались они кровью. Что было написано, разобрать я не мог.
— Это наваждение или действительно чудище, и оно рядом с нами? А если оно и вправду есть, почему не бросается на нас?
— Да потому, что оно так же не видит нас, как не видели его мы раньше. Нас тоже от него скрывает наваждение.
Орсия положила жезл на место, и мир стал таким, каким был раньше. Зверь превратился в скалу, будто его заколдовали.
— Можешь ничего не бояться, пока я с тобою рядом.— Она чуть помолчала.— Но я не могу долго без воды. А река или ручей текут не везде. Так что заканчивать эту дорогу ты будешь сам.
— И совсем не надо, чтобы ты шла со мной,— поспешил сказать я.— Ты умеешь себя защищать. И тебе здесь будет лучше, так что оставайся,— я хотел сказать «оставайся, пока я не вернусь за тобой», но подумал — а вдруг мне не придется вернуться? То, что я ищу,— это только мое дело. Что ж я буду втягивать в него еще кого-то?