Орсию тоже томила бессонница. Она ворочалась, доставала свой жезл, и вспышки его освещали тьму. Я понял, что она делает для нашей Г пещеры магическую защиту. Рассвет мы встречали уже выбравшись наружу. Орсия опять завернула дар Единорога в шарф Каттеи.
— Послушай, а Кофи вернулся? — спросил я.
— Вот он,— показала она на облачко тумана. Из зарослей тростника послышался плеск. Орсия в ответ что-то прощебетала. Затем обратилась ко мне.
— Башня вон там, Кофи сказал, что дорога к ней идет по безводным местам. Башню опутали колдовские чары. Раньше ее сторожили солдаты. Сейчас там другая охрана. Я и Кофи доведем тебя вон до той горы. Дальше пойдешь сам. Мерфеям вода еще нужнее, чем кроганам. На земле я тебе не попутчик, со мной там будут одни неприятности. Но я сделаю для тебя все, что в моих силах.
Опять плеснул в воде разведчик-невидимка. Туман впереди сгущался. Я уже видел только силуэт Орсии. До сих пор дорогу нам указывала бегущая вода. Я не представлял себе, как буду ориентироваться, когда пойду по суше. Да еще в такой туман. Не знаю, как уж мне удастся разглядеть в этом мареве Башню.
— Я же тебе говорила, что сердце твое прозреет и увидит дорогу. Шарф тоже знает, по какой тропе направить тебя. Не печалься. Не все так плохо, как тебе кажется.
Лоскита напророчила беду, смерть, которые были каким-то образом связаны с Башней. Даже если удастся избежать той судьбы, что показала ее третья картина, то остальные две...
— Не думай об этом,— мысль Орсии встретилась с моей мыслью,— верь в то, что ты сам хозяин своей судьбы, что будущее твое никем не предопределено. Даже если перед тобой будет тупик и ты почувствуешь, что сбываются предсказания Лоскиты — и в этом случае не все потеряно. Надо произнести те слова, на которые уже однажды последовал ответ. Что бы после этого ни случилось,— беда будет меньше той, которую тебе предсказали. А поступив так, быть может, ты повернешь колесо судьбы в другую сторону. Надо против силы выставить силу. Конечно, это рискованно, но жизнь иногда требует риска.
В тумане я не мог понять, какое сейчас время и движется ли оно. Солнце уже должно быть высоко, но как давно мы оставили свою пещеру, я не знал. Речушка уже совсем обмелела, повсюду из воды торчали камни.
Орсия отступилась.
— Вот тут, Кемок, мы и попрощаемся.
Она вынула из шарфа жезл, вышла на берег и присела на валуне. Я почувствовал, что мысли ее ускользают от меня. Это оборвалась связь между нашими сознаниями. Орсия закрылась, так как занялась магическим ремеслом. Видимо, ей надо было нащупать нить, связывающую шарф с его бывшей хозяйкой. Уже обтрепавшийся зеленый шелк Орсия разложила на коленях и осторожно, будто зажженную свечу, держала она над шарфом рог Единорога. При этом губы ее шевелились, словно она что-то говорила про себя нараспев.
Затем, подцепив шарф священным рогом, она подняла его и протянула мне.
— Это все, что я могу сделать. Теперь все зависит от тебя. Вспоминай Каттею, именно вспоминай. Ту, которую ты знал. Не теперешнюю. Напряги память. Ту, с которой вы были одним целым.
Я принял шарф. Он был уже не таким ярким, как там, в каменном лесу, где я нашел его на земле. Я собрал его в ладонь, изо всех сил сжал в кулаке зеленый шелк и стал вспоминать. Но где же та Каттея, с которой я и Кайлан были едины? Когда она была мне ближе? Нет, не здесь, не в Долине, и не тогда, когда мы вместе бежали от Колдуний в Эскор. И не тогда, когда она была у Колдуний, а мы с Кайланом сражались на границе. Так передвигался я во времени, пока не остановился в нашем детстве. Мы жили тогда в Этсфорде. Домой возвратилась наша убитая горем мать. Случилась беда. Исчез мой отец, Саймон Трегарт, и неизвестно было, куда он пропал. Многие считали, что он утонул в море. Да, тогда мы были ближе всего друг к другу, больше того — все трое мы были едины. Колодец памяти. Я достиг его дня и поднял оттуда лик Каттеи. Каттеи, еще не попавшей в Обитель Мудрейших, где колдуньи из нее хотели вылепить свое подобие. Я не знал, такой ли на самом деле была Каттея, но такой я ее видел и такой она мне казалась — в этом я не сомневался. И я постарался увидеть ее снова и опять восторгаться ею, как тогда в детстве. Она была одной третью того единого целого, каким мы тогда были. Того целого, что в своем единстве было гораздо больше, чем каждый из нас по отдельности. Я был связан с Каттеи неразрывными узами.
Шарф становился упругим. Я чувствовал, как он давит на пальцы, и раскрыл ладонь. Материя выпрямилась, свилась в жгут и, как живая, поползла по земле. Казалось, это струится зеленая змейка.
Я побежал вслед за ней и, отойдя довольно далеко, вдруг вспомнил, что, думая только о том, чтобы не отстать, я забыл проститься с Орсией. Мне стало больно, что в спешке я не оглянулся и кто мне теперь подскажет, где находится тот валун, у которого я оставил Орсию. В то же время я знал, что не имею права отвлекаться. Все мои мысли должны быть только о Каттее. Иначе нить, которую едва удалось нащупать, оборвется.
Поспевая за шелковой змеей, я взобрался на крутой берег. Там не было тумана. Речушка еще струилась, но была такой узкой, что кусты и деревья над ней сплетались. Я шел дальше. Пропали деревья, затем исчезли кусты. Оставалась одна трава, вид которой был мне отвратителен.
Я оторвал две полосы от кожаной куртки и подвязал ими свою обувь. Дырявая моя одежда совсем не грела. Я чувствовал, как пробирает меня промозглая осенняя сырость.
А шарф все полз и полз вперед, и я все бежал за ним, боясь потерять его из вида. Хорошо еще, что подъем не был крутым, и дыхание мое оставалось легким. Иногда на бегу я вытаскивал свой меч. Нужно было не забывать и об опасности. Но кровавые руны на его лезвии пока не проступали.
Когда Орсия шла рядом, я был невидим для чужого глаза, сейчас же ее магия рассеялась, так что теперь я был хорошо виден. Но вокруг было совершенно пусто, никто так и не появился. И было странно, что мне позволили свободно идти по земле врага. Было в этом что-то очень подозрительное и даже зловещее. Будто кто-то неведомый устроил мне западню. Впустил меня сюда, а потом захлопнул за мной ворота.
Путь мой шел на подъем, и с каждым шагом я чувствовал, что становится холоднее. И все-таки я думал о Каттее. Я говорил себе, что она моя сестра, что потеряв ее, я словно остался без руки — ее у меня отсекли. И теперь я стал калекой.
И тут заговорил мой меч, на металле снова зажглись магические знаки. По пояс в тумане навстречу мне бежала женщина, которую я так долго и мучительно искал. Как же это могло так случиться — бегущая Каттея и огненные руны на мече, говорящие об опасности?
Она тянула ко мне руки, она кричала:
— Брат мой, я здесь!
Так уже было когда-то. В саду у Колдуний предо мной уже однажды предстала не настоящая Каттея, а умелыми чарами вытканный ее образ. Но вдруг это наступило то самое будущее, которое предрекла Лоснита? И сейчас я, Кемок Трегарт, убью свою сестру, подняв меч на ту, что бежала из тумана навстречу. Так думал я, но эти мысли сменяли другие. Меч не может обмануть. Зло надевает личину добра, и отвратительное может казаться прекрасным. Так совсем недавно говорила Орсия.
Но бегущая Каттея уже называла мое имя. Улыбка ее была радостной и прекрасной. И вдруг шарф стал у нее на пути. Из ее рта вырвался какой-то отвратительный квакающий крик. Человек не может издавать таких звуков. Она отшатнулась от зеленого шелка, словно наткнулась на змею. И я ударил ее, пылавшим кровавым заревом, мечом. Я взмахнул мечом, и его клинок стал красным уже от самой крови, а не от магических рун. И руки моей коснулись капли этой крови. Там, где ее капли брызнули на мои руки, кожу обожгло, словно это были капли огня. А у моих ног в смертных муках корчилось ужасное чудовище. Уже испуская дух, оно все еще хотело дотянуться до меня лапами и вонзить черные когти.
Не послал ли этого зверя навстречу мне хозяин Черной Башни? Не прочло ли чудище мои мысли, не обратилось ли оно ликом той, о которой я думал? Я только сейчас понял, что бежавшая мне навстречу была совсем юной Каттеей. Я ведь и вспоминал в это время сестру, какой она была давным-давно в Этсфорде.
Пришлось несколько раз воткнуть меч в песок, чтобы очистить его от черной крови чудовища. От капель, брызнувших мне на руку, на коже остались волдыри. Но шарф не давал возможности передохнуть. Он уже далеко ушел от меня и продолжал стремительно уползать вверх. Следуя за ним, я вышел на песчаную дорогу. Видимо, кто-то проезжал здесь совсем недавно. Во влажном песке была оставлена глубокая колея. Шарф полз в том же направлении. Понятно, что и я последовал за ним. Будь что будет, даже если зеленая змейка приведет меня к воротам, где стоит стража Динзиля. По бокам дороги громоздились скалы, и я вспомнил тропу, что вела к долине Лоскиты.
Тут также в скалах возникали лики огромных чудовищ. Они наблюдали за мной, но сейчас же пропадали, как только я пристально в них вглядывался.
Откуда-то издали послышались чьи-то рыдания — может, это разбушевался ветер? Они звучали все громче. Тропа становилась круче, переваливала через хребет и падала с кручи, чтобы затем опять устремиться вверх. В низине к скале была привязана женщина, в одежде, какую носят в Зеленой Долине. Одежда эта была изорвана. Тело женщины покрывали ссадины, на ее лице запеклась кровь. Она стояла в какой-то странной позе и бормотала что-то бессвязное. Казалось, она обезумела от боли и страха.
На мече опять вспыхнули руны. Обмануть его было нельзя. Все хитрости Динзиля он тут же разоблачал. Можно было не обращать внимания на этот спектакль. Но оставлять в тылу неприятеля не в моих правилах. Иллюзия была настолько искусной, что я с трудом заставил себя нанести удар.
Окровавленная женщина обернулась мужчиной. К моему удивлению, умирающий был действительно человеком. Человечье лицо, человечьи руки. И только ненависть, горевшая в его глазах, и крик, с которым он рухнул на землю, были звериными.
Чудовище, убитое неподалеку отсюда, мужчина, сраженный моим мечом. Ведает ли Динзиль, что его стражники мертвы? Знает ли он, что я продолжаю свою дорогу? И вообще — известно ли ему, что я здесь?