ре сравнивал сводки. Конкретного было немного, но постепенно Саймон все более убеждался, что командиры карстенских отрядов действуют не в своей обычной манере, и что в армию герцога проникло чье-то чужое влияние.
Чужаки! Несоответствие технических знаний устройству общества продолжало занимать Саймона. Беглецы, которых он расспрашивал, рассказывали, что энергетические машины, которые ош1 знали, пришли «из-за моря» несколько веков назад, машины салкарских моряков, заимствованные древней расой для освещения и отопления — тоже «из-за моря», фальконеры сами приплыли «из-за моря» и привезли с собой удивительные коммуникационные приспособления для своих соколов. А колдеры, ведь они тоже появились «из-за моря». Что же это за земля такая—«из-за моря»? Похоже, источник всего удивительно-
го — там, в этом неведомом краю. Свои сведения он передавал колдуньям в Эсткарп. И сам просил их поддерживать с ним связь. И о нем не забывали. Он был уверен; пока его пополнение приходит из древней расы, ему нечего бояться чужаков. Еще три поддельных сокола встретились ему в горах. К сожалению, их не удалось поймать целыми, и Саймон мог рассматривать лишь обломки. Оставалось загадкой, откуда они прилетали и с какой целью. Ингвальд, помощник Саймона, следовал за ним по пятам.
— Главный отряд с трофеями уже далеко в горах, капитан. Там четыре ящика стрел и пища.
— Слишком много для легкого отряда.— И Саймон нахмурился. Он думал о неприятеле.— Похоже, Ивьян собирается устроить главную стоянку где-то поблизости и здесь базировать свои отряды. Возможно, он собирается двинуть к границам большие силы.
— И не понимаю этого,— рассуждал Ингвальд.— Почему вспыхнула бойня из ничего? Мы не были кровными братьями берегового народа. Они оттеснили нас вглубь, когда приплыли из-за моря. Но десять поколений мы жили с ними в мире, каждый шел своим путем и не мешал другому. Мы не готовились к войне, ведь не было никаких причин для внезапного нападения на нас. Но когда это началось, то шло так, словно давно готовилось.
— Однако, возможно, вовсе и не Ивьяном,— Саймон вел свою лошадь рядом с лошадью Ингвальда.— Мне нужен язык, Ингвальд, один из тех, кто развлекается там, у фермы.
В темных глазах Ингвальда вспыхнули искры.
— Первого пленника, капитан, приведут к вам.
— Живого и способного говорить! — предупредил Саймон.
— Живого и способного говорить,— согласился Ингвальд.— Мы тоже считаем, что у них можно кое-что узнать. Но мы их никогда не видели. Где бы мы не появлялись, мы находим то, что они сделали, а не их самих. Они показывают нам свою работу и, мне кажется, делают это сознательно. Чтобы предупредить и испугать нас.
— Загадочно,— размышлял Саймон вслух, снова обдумывая события, его волновавшие.— По-видимому, кто-то считает, что нас можно запугать жестокостью. Этот кто-то не понимает, что такими методами вызывает как раз противоположную реакцию. Или,— добавил он после долгого молчания,— это делается нарочно, чтобы разъярить нас и направить нашу ярость против Ивьяна и Карстена, поджечь границу, втянуть Эсткарп в войну, а потом ударить в другом месте.
— Возможно, и то, и другое,— заметил Ингвальд.— Я знаю, капитан, что вы ищете чье-то присутствие в войсках Карстена, слышал я и о находке в Салкаркипе, и о продаже людей в Горм. Мы не боимся всего этого, так как знаем, когда приходит ненастоящий человек. Мы ведь и о вас знаем, что вы пришли к нам из другого мира.
Саймон удивленно обернулся и увидел, что собеседник спокойно улыбается.
— Да, пришелец из другого мира, ваш рассказ известен, но уже после того, как мы поняли, что вы не наш. В то же время вы каким-то странным образом сродни нам. Нет, колдер не может так легко говорить в наших советах. Не может враг жить и среди фальконеров: соколы чувствуют его присутствие.
— Как это?
— Птица или зверь скорее ощущают присутствие чужого, чем даже те, кто обладает Силой. Так соколы из Орлиного Гнезда служат своим хозяевам и тут, охраняя не только пространство своих хозяев, но и их время.
Однако в этот день Саймону довелось узнать, что хваленая безопасность границ не более прочна, чем хрупкое птичье тело. Они осматривали добычу, и Саймон велел отложить в сторону то, что было предназначено для Орлиного Гнезда, когда услышал окрик часового и ответ фальконера. Радуясь возможности отправить сокольничьим их долю и тем самым высвободить своих людей, Саймон выехал вперед. Всадник не соблюдал обычаев. Его птичий шлем был закрыт, как будто он находился среди врагов. И не только это заставило Саймона остановиться. Люди его отряда встревожились и собрались в круг. Саймон тоже почувствовал холодок недоверия. Он подъехал к молчаливому всаднику и, не вступая в объяснения, схватил его за оружейный пояс. То, что произошло дальше, удивило Саймона. Сокол, сидевший на луке седла, не поднялся при нападении на своего хозяина. Саймон захватил фальконера врасплох, и тот не успел даже выхватить оружие. Но он быстро пришел в себя, всем телом навалился на Саймона, увлекая его за собой на землю, где одетые в металл рукавицы потянулись к горлу Саймона. Это было похоже на борьбу со стальной машиной, и Саймон уже через несколько секунд знал, что пытается совершить невозможное: справиться голыми руками с металлом, который находился под личиной фальконера.
Однако, к счастью, рядом с капитаном были его солдаты. Их руки схватили противника, прижали его к земле, хотя незнакомец яростно отбивался. Саймон встал на колени.
— Снимите с него шлем! — Ингвальд занялся ремнями шлема и с трудом распутал их. Они собрались вокруг прижатого к земле незнакомца, который не переставал отбиваться. У фальконеров были типичные черты: рыжеватые волосы и желто-карие глаза, как и у их пернатых слуг. Внешне пленник был настоящим фальконером. Но Саймон, как и все собравшиеся на поляне, знали, что он не подлинный житель горной страны.
— Крепко свяжите его,— сказал Саймон.— Я думаю, Ингвальд, мы нашли то, что искали.— Он подошел к лошади, которая принесла псевдофальконера в их лагерь. Шкура животного блестела от пота, клочья пены свисали с углов рта: лошадь, должно быть, выдержала изнурительную поездку. Глаза у нее
Оьыи дикие. Но когда Саймон потянулся к узде, она не попыталась бежать и стояла с опущенной головой, дрожь пробегала по ее телу. Сокол оставался спокойным, не взмахивал крыльями, не нацеливался на Саймона клювом. Саймон снял птицу с насеста и в ту же минуту понял, что держит неживое существо. Так с птицей в руке, удивленный, он и обернулся к Ингвальду.
— Ингвальд, отправьте Латорна и Парна,— он назвал двух лучших разведчиков своего отряда.— Пусть едут в Орлиное Гнезде. Мы должны знать, как далеко проникла зараза. Если они увидят, что там все нормально, то пусть предупредят. А в доказательство пусть возьмут это,— он наклонился и подобрал птичий шлем.— Я думаю, это подлинная работа колдеров.— Он подошел к связанному человеку, на этот раз лежавшему неподвижно, но глядевшему на него с бешеной ненавистью.— Я не могу поверить, что это один из них.
— А мы не возьмем его с собой? — спросил Кари.— Или хотя бы птицу?
— Нет, их нужно сохранить в безопасном месте.
— Пещера у водопада, капитан,— это заговорил Уолдис, юноша из дома Ингвальда, ушедший в горы вместе с хозяином.— Часовой у входа посторожит его, и никто, кроме нас, не будет об этом знать.
— Хорошо. Присмотрите за этим, Ингвальд.
— А вы, капитан?
— Я хочу посмотреть, откуда он пришел. Возможно, след его идет из Орлиного Гнезда. Если это так, то чем быстрее мы все узнаем, тем лучше.
— Я так не думаю, капитан. Если даже он из Гнезда, то приехал не прямым путем. Мы находимся к западу от крепости. А он появился со стороны моря. Сайту,— он обратился к одному из тех, кто связывал пленника,— займите пост на этой тропе и пришлите к нам Калуфа, который первым окликнул его.
Саймон надел седло на свою лошадь и добавил лишнюю суму с продуктами. Сверху он положил поддельного сокола. Пока он не мог сказать, было ли это еще одно летающее устройство. Он закончил сборы, когда подбежал Калуф.
— Вы уверены, что он подъехал с запада? — спросил у него Саймон.
— Могу поклясться на камне Лигиса, если хотите, капитан. Сокольничьи не держатся у моря, хотя временами и служат моряками. Я никогда не слышал, что они патрулируют морской берег. А он появился как раз между двумя скалами, откуда дорога ведет к той бухточке, которую мы обнаружили пять дней назад. И двигался он так, как будто хорошо знал дорогу.
Саймон встревожился. Бухточка — их недавнее открытие — давала надежду на установление лучших связей с севером. Здесь не было рифов и мелей, которые тянулись вдоль всей береговой линии. И Саймон собирался использовать небольшие суда, переправляя на север беглецов и привозя взамен продовольствие и оружие для охраны границ. Если бухточка в руках врага, он должен знать об этом немедленно. Саймон ехал в сопровождении Калуфа и еще нескольких солдат и отмечал детали местности, которые позже можно использовать в наступательных и оборонительных действиях. Но, решая вещи обычные, он продолжал думать о другом. Некогда в тюрьме у него была возможность исследовать самого себя. И он углубился в такие отдаленные области души, которые никогда не открывались свету. Страх он понимал. Это было преходящее чувство, которое обычно побуждало его к действию. Однажды он поверил, что за воротами Петрониуса он станет свободным человеком. Этого не произошло. Ингвальд говорит об одержимых злым духом, но что, если человек не владеет собой? Саймон как бы раздвоился. Он постоянно следил за собой, как со стороны. Чужак — люди чувствовали в нем это. Может, это еще одна странность мира, такая же, как загадка Колдера? Саймон почувствовал, что находится на грани какого-то открытия.
Но мысли были остановлены, когда он увидел ветвь дерева, изогнутую горной бурей, лишенную листвы. Она чернела, выделяясь на фоне неба, а то, что висело на ней, было еще чернее. Саймон смотрел на три маленьких тела, раскачивающихся на ветру, на их разинутые