Поставив лампу и поднос на столик, двое слуг удалились, и только тогда женщина подошла к Лойз и откинула густую вуаль.
Она была выше ростом, чем наследница Верлейна, отлично сложена и держалась с непринужденной грацией и изяществом, каким не могла похвастаться Лойз. Светлые густые волосы были уложены в замысловатую прическу и убраны под золотую сетку, переплетенную драгоценными камнями. Такие же драгоценности сверкали на ее шее, рукавах и подоле тяжелого платья. Ее тонкие запястья украшали браслеты. Можно было подумать, что, готовясь к встрече, дама специально украсила себя со всей пышностью и великолепием, какие были ей доступны. Но увидев спокойные глаза, серьезное лицо, Лойз подумала, что эта женщина вряд ли нуждается в такой поддержке, какой была вся эта мишура.
Женщина протянула украшенную драгоценностями руку, взяла лампу со столика и подняла ее повыше, глядя прямо в лицо Лойз оценивающим взглядом, который мог бы вызвать у девушки. краску смущения, но Лойз не дрогнула. Она не могла, разумеется, соперничать с такой красотой. Взамен золотой копны у Лойз была гладкая прическа из бесцветных прядей; взамен изысканной грации движений, не заученной, а природной, Лойз отличалась неловкой угловатостью. Что же касается ума, то и здесь Лойз не превосходила эту женщину, ибо леди Алдис славилась своим умением искусно плавать в мутных водах двора Ивьяна.
— Должно быть, в тебе есть что-то такое, чего не увидишь с первого взгляда,— первой нарушила молчание леди Алдис.— Но только уж очень глубоко это, видимо, скрыто у вас, милая герцогиня.
Голос ее звучал шутливо, и в словах явно таилась насмешка.
Все еще не выпуская из рук лампу, Алдис отвесила поклон, и ее юбки взметнулись с непревзойденным изяществом, недоступным ни одной женщине, кроме нее.
— Милая герцогиня, не хочешь ли перекусить? Ведь, я думаю, ты должна была проголодаться за долгую дорогу?!
Она поставила лампу на стол, пододвинула стул поближе к Лойз, все это с преувеличенной услужливостью, в которой сквозило явное пренебрежение. Лойз не шевельнулась и ничего не ответила. Алдис озабоченно поднесла к губам палец, потом улыбнулась.
— А... я ведь еще не представилась вашей светлости! Меня зовут Алдис, и я рада приветствовать тебя в твоем городе Карсе, где тебя так давно ждут. Ну, теперь, быть может, ты изволишь пообедать?
— Разве это не твой город Карс? — спросила Лойз так бесхитростно, как мог бы спросить ребенок.
Она еще не знала пока, какую ей роль лучше всего играть, но на всякий случай решила, что имеет смысл держаться так, чтобы любовница Ивьяна недооценила ее.
Улыбка Алдис стала еще шире и яснее.
— Все это злые лживые сплетни. Им бы вовсе не следовало касаться твоих ушей, миледи герцогиня. Когда во дворе нет настоящей госпожи, кто-то должен позаботиться о том, чтобы все шло, как подобает и как угодно нашему лорду герцогу. Я льщу себя надеждой, что вы не захотите ничего изменить в налаженном порядке.
Что это? Угроза или предупреждение? Во всяком случае, сказано это было самым небрежным тоном. Лойз считала, что Алдис никогда не согласится уступить свое место, свою власть, которыми она здесь обладала, той, на которой женились только по государственным соображениям.
— Известие о твоей смерти было большим ударом для нашего милорда герцога,— продолжала Алдис,— он ведь был готов приветствовать свою супругу, а вместо этого ему сообщили о том, что окно башни открыто и что за окном болтается разорванная веревка, а под ней бушует море — как будто эти волны горячее его объятья! Немало огорчений принесло это нашему милорду герцогу! Зато каким большим облегчением было для него известие о том, что Лойз из Верлейна жива! Правда, ее околдовали эти собаки с севера и держат у себя в качестве заложницы. Но теперь-то все в порядке, не так ли? Ты в Карстене, и сотни мечей образуют надежный заслон между тобой и твоими врагами! Так что поешь, миледи, а потом отдыхай. Недалек тот час, когда ты должна будешь во всей своей красе предстать перед взором своего супруга!
Насмешка больше не была изящной — на сей раз Алдис выпустила коготки и вонзила их глубже.
Она сбросила салфетки со стоявших на подносе блюд, и запах пищи снова вызвал у Лойз приступ тошноты. Сейчас не время состязаться в гордости, не время бросать вызов врагу.
Лойз закрыла лицо руками, словно ребенок, который устал от рыданий, и с трудом поднялась на ноги, держась за спинку кровати. Ее качнуло к столику. Она с трудом двинулась к столу и почти упала на него.
— Бедное дитя! Ты и в самом деле измучена,— но Алдис не подошла, чтобы помочь ей, и Лойз была искренне благодарна ей за это.
Ей пришлось взять бокал двумя руками, чтобы поднести его ко рту, до такой степени она ослабла. Лойз было неприятно, что Алдис видит, как у нее дрожат руки: она не хотела, чтобы та догадалась о ее слабости.
Впрочем, особого значения это сейчас не имело. Зато очень важно было, что силы постепенно возвращались к ней и прояснялись мысли. Несомненно, Алдис пришла сюда неспроста, но пока Лойз не знала, сможет ли она извлечь какую-нибудь пользу из этого визита.
По телу разлилось приятное тепло. Тот страх, который грыз ее все время, понемногу начал ослабевать. Лойз поставила кубок на столик, пододвинула тарелку с супом и стала есть, с удовольствием смакуя аромат навара. Против своей воли
Лойз расслабилась, наслаждаясь вкусной едой. У герцога Ивьяна отличный повар.
— Говядина в красном вине,— весело прокомментировала Алдис.— Это блюдо теперь тебе будут часто подавать, наш милорд герцог обожает его. Джаппон, шеф-повар, особенно славится в его приготовлении. Милорд герцог желает, чтобы мы все учитывали его вкус и всячески угождали ему.
Лойз отпила немного вина.
— Отменно выдержанное вино,— ответила она, стараясь, чтобы голос ее звучал так же весело и непринужденно, как и той... другой.— Похоже, что ваш милорд герцог тонкий ценитель напитков. Правда, мне-то казалось, что его нёбо больше привыкло к грубому вину таверн...
Алдис улыбнулась еще слаще.
— Милорд герцог не любит, когда намекают на... как бы это сказать?... на не совсем обычное начало его карьеры. То, что он завоевал Карстен силой своего оружия...
— И при поддержке наемников,— холодно перебила ее Лойз.
— И с помощью своих сторонников,— согласилась Алдис.— Он гордится этим и часто рассказывает об этом в кругу друзей.
— Тот, кто забирается к вершинам, должен всегда помнить о том, что внизу,— Лойз отломила корочку орехового хлебца и разломила ее пополам.
— Тот, кто поднимается к вершинам, всегда позаботится о том, чтобы внизу все было тихо и спокойно,— возразила Алдис. — Он учится не доверяться случаю, ибо фортуна слишком капризна.
— А мудрость уравновешивает силу оружия,— ответила Лойз пословицей жителей холмов.
Поев, она уже не чувствовала себя так отчаянно плохо. Но не следовало переоценивать себя. Ивьян далеко не глуп, он не привык попусту размахивать мечом и его нелегко провести. Он завоевал Карстен не только силой оружия, но и остротой ума. А уж эта Алдис... Тише, тише, Лойз, будь внимательна, ступай осторожно, чтобы ни один лист не шелохнулся...
—. Наш милорд герцог — непревзойденный искусник во многих вещах: и в обращении с мечом, и в совещательной комнате... да и в постели тоже. Да и тело у него не искалечено, он отлично сложен...
Лойз надеялась, что Алдис не заметила, как она похолодела при этих словах, но на это было мало надежды. И следующее замечание Алдис подтвердило опасения Лойз.
— Говорят, что на севере замышляют какие-то великие дела, и что во главе этого всего стоит какой-то несчастный карлик, который изо всех сил размахивает у кого-то украденным топором...
— Да? — Лойз открыто зевнула, потом еще и еще раз. Ее усталость вовсе не была наигранной.— Слухи всегда преувеличены и мало похожи на правду. Я уже поела, можно мне теперь поспасть?
— Но, миледи герцогиня, ты говоришь так, будто считаешь себя пленницей! А ведь ты — могущественная повелительница Карса и Карстена.
— Я буду иметь это в виду. Но все же эта мысль, как бы отрадна она ни была, приносит мне меньше радости, чем принес бы отдых. А поэтому пожелаю тебе всего доброго, миледи Алдис!
Еще одна улыбка, легкий смешок, и она исчезла. И Лойз тут же услышала звук, который и ожидала услышать,— скрежет ключа в замке. Какой бы могущественной повелительницей Карса она ни была, во всяком случае, на эту ночь она пленница, запертая в этой комнате, и ключ от замка не у нее в руках. Лойз больно закусила губу при мысли о том, что именно может означать это.
Она внимательно осмотрела комнату. Кровать без полога, который непременно полагался в таких покоях, стояла на возвышении, к которому вели две ступеньки; когда она отодвинула ставни на одном из двух окон, рука ее нашарила прочную металлическую решетку, через ячейки которой проходила только первая фаланга ее указательного пальца, но не больше.
У дальней стены стоял комод, в его ящиках лежала какая-то одежда, но она не стала ее рассматривать. Она чувствовала страшную усталость, все ее тело ныло от желания растянуться на постели. Но ей нужно было еще кое-что сделать перед тем, как лечь, и когда задача была выполнена, Лойз поняла, что лишилась последних сил и вся дрожит в изнеможении. Сейчас она ляжет и уснет, но теперь никто не застигнет ее врасплох, потому что к самой двери был придвинут тяжелый стол.
Несмотря на свинцовую усталость, сковавшую все ее члены, Лойз долго лежала без сна. Она не загасила лампу, так что даже самые дальние углы комнаты были освещены.
Ее томило мучительное беспокойство. Когда-то она уже испытывала подобное... Оно было таким же сильным сейчас, как в тот миг, когда она пробиралась по подземелью мимо забытого народом алтаря, прежде чем выйти под ясное небо. Подземелья Верлейна... Она на мгновенье будто снова ощутила их гнетущую атмосферу и страшную наэлектризованность воздуха...
Колдовство! Если когда-то хоть раз сталкивался с ним, то безошибочно определяешь снова и снова, что