— Привет тебе, крылатый Форлонг,— вежливо раскланялась с ним Дагона.
Странное существо оказалось предводителем врангов, живущих на горных вершинах. Зато четверо его соседей были самыми обычными людьми. Дагона шепнула, что это потомки древней расы, которые когда-то обосновались в горах. Один из них, судя по всему, был главным. Черты его лица говорили, что он и вправду потомок древних. Высокий, смуглолицый, темноволосый, он казался довольно молодым. Но судить о возрасте по одному только виду в данном случае было напрасно. Потомки древней расы выглядят очень молодо и стремительно стареют только незадолго до смерти. Правда, до старости они в последнее время почти не доживают. Он был хорош собой, и его отличала приятная обходительность. Но я вдруг почувствовал, что ненавижу его.
Конечно, мы, трое близнецов, были настолько тесно связаны, что легко обходились обществом друг друга. А когда Колдуньи украли у нас Каттею, я еще больше привязался к Кай-лану. Во время войны с Карстеном кто-то из боевых товарищей мне нравился, а кто-то — нет. Но еще никогда и ни к кому я не испытывал такой нестерпимой ненависти, какая пронзила мое сердце сейчас, когда я смотрел на Динзиля — так звали этого представителя горцев. Такое чувство возникало у меня разве что во время боя с воинами Карстена. Но и тогда это была скорее ненависть к врагу вообще, чем к какому-то определенному человеку. Динзиля же я ненавидел отчаянно, нестерпимо, яростно — и сам не знал, за что. Эта ненависть охватила меня так внезапно, что я растерялся и, когда Дагона представила нас друг другу, едва смог что-то пробормотать в ответ.
Мне почудилось, что Динзиль понял, что со мной происходит, и это немало его позабавило — так, как иногда взрослого забавляют чувства ребенка. «Но я не дитя,— мелькнула у меня мысль,— думаю, Динзиль скоро в этом убедится».
Скоро убедится... Глядя на это лицо, такое спокойное и красивое, я понял, что меня не только гнетет непонятная ненависть, но и тревожат мрачные предчувствия. Словно этот горец неминуемо должен был навлечь на всех нас ужасную беду. Но если зеленые пригласили его на Совет, пытался я сам себя успокоить, значит они уверены в его дружбе. А то, что он откликнулся на их призыв, служит добрым знаком. Уж они-то хорошо знают, откуда ждать опасности, и ни за что не открылись бы тому, кто отмечен печатью зла. Однажды, когда мы впервые ехали по землям Эскора, Каттея в шутку заметила, что нюхом чует враждебную силу. К сожалению, я не мог бы сказать то же самое и о себе. Но сейчас какой-то внутренний страж предупреждал меня об опасности. И это несмотря на то, что Динзиль выказал себя на Совете толковым военачальником — у него оказались немалые познания в военном деле, и он сделал множество разумных замечаний. К тому же его спутники то и дело вспоминали о его прежних заслугах и успехах.
Эфутур, Хранитель Зеленого Безмолвия, вытащил карты местности, чтобы обсудить, откуда следует ждать вражеского удара. Они были мастерски изготовлены из сухих листьев, в которых прожилки и оттенки цвета служили условными обозначениями. Мы внимательно их рассматривали, обменивались мнениями, то и дело передавая их друг другу. Когда же их, наконец, дали Форлонгу, он квакающим голосом встревоженно сказал, что холм с тремя кругами менгиров — очень опасное место, над ним пролетать и то рискованно. Мы отметили его на карте, и она опять пошла по кругу.
Когда же она снова оказалась у меня, и я стал ее разворачивать, меня словно что-то толкнуло — я вдруг посмотрел на свои искалеченные пальцы, хотя, приспособившись к своему уродству, давным-давно перестал его замечать. Несколько секунд я в растерянности смотрел на свою руку, потом поднял глаза. Динзиль! Это он разглядывал мои негнущиеся пальцы и едва заметно улыбался. Я вспыхнул и с трудом удержался, чтобы не спрятать их за спину.
Но почему? Ведь меня ранили в честном бою, и в этом не было ничего постыдного. Но Динзиль смотрел на старые шрамы, на изуродованную руку с такой насмешкой, что мне стало не по себе. Его лицо ясно говорило, что всякое уродство постыдно и его следует прятать от людских глаз.
Но когда он поднял глаза и наши взгляды встретились, я понял, что для него это всего лишь забава — есть люди, которых чужое несчастье только веселит. Динзиль прочитал по моим глазам, что я все понял, и это развеселило его еще больше.
«Нужно поскорей предупредить Кайлана и Каттею,— взволнованно подумал я,— пусть они прочтут мои мысли, окунутся в мои смутные подозрения и мрачные предчувствия. Пусть будут начеку. Но как сказать, чего им следует опасаться? И почему?» На эти вопросы я не мог найти ответа.
Я перевел глаза на карту и нарочно стал разглаживать ее своими негнущимися пальцами. Гнев захлестнул меня.
Наконец Эфутур подвел итог.
— Необходимо послать наших представителей к фасам и кроганам.
— Я бы не стал рассчитывать на них,— заметил Динзиль.— И те, и другие до сих пор сохраняют нейтралитет. Вполне возможно, что они захотят сохранить его и дальше.
— Но они просто глупцы, если думают, что во время такой войны можно отсидеться в сторонке,— нетерпеливо перебила его Дагона.
— С нашей точки зрения это и в самом деле так,— ответил Динзиль.— Но даже если интересы кроганов не противоречат ндшим, они все равно не потерпят никакого нажима. Нам не раз приходилось иметь с ними дело, и мы знаем, что они дают отпор даже малейшей попытке нажать на них, чтобы добиться того, чего хочешь. Поговорить с ними, конечно, надо, но очень осторожно. Когда наши представители вручат им Меч Союза, нужно не требовать немедленного ответа, а дать им время собрать свой собственный Совет. И если они ответят отказом, не показывать им своего гнева. Раз уж мы хотим заполучить надежных союзников, надо позволить им сделать свой выбор самим, когда придет время.
Я был с ним не согласен. Разве можно начинать войну, когда кто-то в тылу колеблется? Ведь в любой момент он может превратиться во врага и нанести удар в самое слабое место. Но Эфу тур в ответ на речи Динзиля кивнул головой, да и остальные тоже согласно закивали. И я решил, что на этот раз мне лучше промолчать. Не стоило мне с ними сейчас спорить — это их земля, им видней.
— Решено,— сказал Эфутур,— мы посылаем Меч Союза кроганам — водяным людям и фасам — обитателям торфяных болот, подземным жителям.
— Если только сумеем их найти,— насмешливо заметила Дагона.— От них никогда не знаешь, чего ждать, они на все способны. Зато в тех, кто сегодня здесь, с нами, мы можем быть полностью уверены. Не так ли, господин Динзиль
Но он в ответ только пожал плечами.
— Кто я такой, чтобы поручиться за всех? Конечно, собрать союзников необходимо. Как необходимо узнать, в чем наши интересы и устремления совпадают. Вполне возможно, что даже .старым друзьям сегодня доверять нельзя. Но думаю все же, что в Долине собрались все, на кого можно рассчитывать. Горы — с вами. Позже, может быть, присоединятся и другие. Так что не медлите — скорей посылайте гонцов в низину.
Я не решился на мысленное общение с Кайланом и Каттеей во время Совета, боясь, как бы кто-нибудь нас не подслушал. Вдруг кто-нибудь из здешних обладает таким же даром? И теперь с нетерпением ждал, когда же он, наконец, закончится, чтобы поговорить с братом и сестрой. Поэтому, как только Кайлан отправился с Хорваном, чтобы помочь ему найти место, где можно было бы разбить лагерь, я увязался за ними. И по дороге разговорился с Годгаром, военачальником Хорвана, о войне Эсткарпа с Карстеном. Оказалось, что мы, хоть и в разное время, воевали на одних и тех же горных склонах. Мы говорили так, словно давным-давно знакомы и встретились после долгой разлуки. Я хорошо знал таких людей. Это крепкие орешки. Они составляют надежное ядро любого войска, ведущего честную войну. Но в мирное время не могут найти себе места — для них жизнь не в жизнь, если меч ржавеет в ножнах. Это прирожденные воины, хорошие командиры. Им цены нет, когда они служат под началом того, кого уважают. Сейчас Годгар приглядывался ко всему вокруг опытным глазом разведчика и на всякий случай запоминал ориентиры, чтобы в случае надобности хорошо разбираться в этой еще незнакомой нам местности.
Но вот место для лагеря найдено, палатки разбиты. Хотя, если правду сказать, вполне можно было бы обойтись и без них. На редкость мягкий климат Долины позволял заночевать и под открытым небом. Я дождался, когда Кайлан остался один, подъехал к нему и наконец-то заговорил о Динзиле. Но, к своему удивлению, после первых же слов заметил, что Кайлан недовольно хмурится. Тогда я переключился на мысленный контакт и сразу же понял, что брат мне не доверяет Ему казалось, что я напрасно придираюсь к Динэилю и таким образом сею раздоры. Я был потрясен.
— Да нет,— стал горячо оправдываться Кайлан, который тоже прочел мои мысли,— это не так. Но кроме смутных подозрений у тебя ничего нет. Ну скажи, в чем ты можешь его обвинить? И если он отмечен печатью Зла, то как пропустили его в Долину руны? Они ведь надежно защищают пас от темных сил.
Все это звучало убедительно. И все-таки он ошибался! Но тогда мы этого не знали. А я ничем не мог доказать обоснованность своих подозрений. Что их вызвало? Глумливое выражение его лица? Тщательно скрываемое высокомерие? Все это только неуловимые ощущения. Но, собственно говоря, именно они и помогают нам правильно ориентироваться в жизни.
Кайлан улыбнулся мне, недовольство его рассеялось. Но какая-то дверца в моей душе захлопнулась, и я замкнулся в себе. Я чувствовал себя, словно ребенок, который доверчиво потянулся к тлеющим углям, привлеченный их ласковым светом, и, неожиданно обжегшись, с опаской смотрит на все вокруг.
— Хорошо,— сказал мне брат,— считай, что я предупрежден.
Но я понимал, что впервые в жизни он не поверил моим предчувствиям.
Совет, как всегда, кончился вечерним пиром. Когда вот-вот должна начаться война, тут, конечно, не до веселья. Но требования этикета тем не менее следовало выполнять. Кроме того, его соблюдение создавало у собравшихся иллюзию, что в общем все идет, как надо, и придавало им уверенности. После нашей стычки с Кайланом я так и не решился поговорить с Каттеей. И теперь меня бесило то, что за пиршественным столом она сидит рядом с Динзилем, и он, наклоняясь к сестре, что-то с улыбкой говорит ей, а она ласково смеется ему в ответ.