ься его бессловесным нападкам. Торосс понравился мне с самого первого взгляда, с первой встречи. Тогда я впервые увидела веселого, жизнерадостного юношу, столь непохожего на угрюмых, забитых людей, которые окружали меня до этого. Он был ласков, умен, с ним было интересно разговаривать. У него было приятное лицо и он великолепно поддерживал беседу и чувствовал себя как рыба в воде в любой компании. Я видела, что девушки не сводят с него глаз и сама ощущала силу его очарования. Рана омрачила его веселость, но он все равно облегчал наше существование в те суровые дни. И я не могла отрицать, что своими шутками он вселял в нас оптимизм. Правда, я никак не могла понять, на чем основана его уверенность, что я уйду к нему. Я знала, что наши мужчины смотрят на женщин, как на собственность. Сначала, конечно, они ухаживают за женщиной, потворствуют ее капризам, но когда добиваются ее и вводят в дом, то она становится вещью, как охотничий сокол, гончая собака, лошадь… Женщинами пользовались, как инструментом, чтобы заключать и укреплять союзы между лордами. И мы не могли протестовать, даже если намеченный брачный союз был женщине не по душе. Если какая-либо женщина пыталась восстать против судьбы, то предполагалось, что она вошла в союз с темными силами, а обвинение в этом означало для женщины страшную опасность: от нее отворачивались даже те, кто находился с ней в кровной связи. Мой путь был сравнительно прост и легок, до этого времени. Дама Мат была умной и душевно сильной женщиной, хорошо знающей место, которое женщина долины занимает в доме. Ее брат поручил ей управление всем хозяйством и советовался с ней по многим вопросам. Она была умна и ничем не проявляла отношение к родовым обычаям относительно роли женщин. Но я узнала от нее много такого, чего вовсе не обязательно было знать девушке, которой предстоит уйти в дом мужа. Я могла читать и писать, причем многое узнала в женском Монастыре, куда мы часто ездили. Изредка я присутствовала на совещаниях дяди и дамы Мат. Правда, я не осмеливалась высказывать свое мнение без приглашения, но дама Мат нередко спрашивала меня, что я думаю по тому или иному поводу. При этом она говорила, что будущая хозяйка должна уметь принимать решения, но для этого надо много знать. Я знала, что обо мне много говорят. У меня имелось наследство от отца, но не в земельных владениях. И Пиарт мог назвать меня по обычаю наследницей, хотя я была девушкой, но наследником все же стал Торосс, как мужчина. До бегства с юга Торосс был прямым наследником своего отца, теперь же он потерял право на лордство, как какой-нибудь второй или третий сын. Его постоянные требования, чтобы я стала его женой, заронили в мою душу подозрения, что его главная цель не я, а полное право стать наследником Пиарта. Может я и ошибаюсь, но мне казалось, что и Ислайга также лелеет эту мысль. Поэтому она пыталась скрыть свою неприязнь ко мне и часто оставляла нас наедине, полагая, что ее сын сможет уговорить меня разорвать брачный союз с Керованом. Этим летом я чувствовала себя зайцем, которого стараются загнать две гончие собаки, поэтому я все чаше и чаще спасалась от них работой. Когда мы отправили на север первую партию беглецов, стало полегче, но ненамного. Теперь к моим обязанностям прибавилась забота о даме Мат. Хотя она и делала, что могла, но работа давалась ей с трудом. Она все худела и худела, пока не стала совсем прозрачной. Частенько она стояла, стискивая пальцами четки и безмолвно молясь, но несмотря на это пальцы ее мелко дрожали. Я старалась проводить с ней как можно больше времени, и нам ни о чем не надо было спрашивать друг друга, мы и так, без слов отлично понимали друг друга. Но теперь она стала говорить, говорить намного больше, чем раньше. Делилась со мной всем, что знала, как будто чувствовала, что конец ее близок. Дама Мат рассказывала мне о травах, о лечении, и о многих странных вещах, которые сейчас редко передаются от одного поколения к другому. То, что мы живем в странной стране, все мы хорошо знали — достаточно было повернуть голову и увидеть то, что осталось от Прежних. Здесь таились опасности, которые можно было вызвать к жизни, если быть неосторожным. Детям строго-настрого запрещалось ходить туда, где царило странное мертвое спокойствие. Эта тишина, казалось, чего-то выжидала. Дама Мат открыла мне тайну. Оказалось, что Огонь, которому она посвятила жизнь, не обладает Могуществом Прежних. И тем, кто поклоняется ему, иногда приходилось идти в горы, чтобы искать свое Могущество, которое могло бы противостоять Злу. Даже Монастырь был вынужден искать помощи не только в своем божестве — Огне. Дама Мат пришла ко мне рано утром. Ее лицо очень похудело. Она стояла и перебирала в руках чётки, глядя не на меня, а куда-то в стену, как будто опасалась встретиться со мной взглядом.
— Джойсан, с Пиартом что-то случилось…
— Ты получила письмо? — я удивилась, потому что не слышала рога. Теперь при приближении к крепости нужно было обязательно оповещать о своем приходе.
— Да, только не словами и буквами, — ответила она. — Оно у меня здесь. — Она оставила четки в покое и показала себе на лоб тонкими пальцами.
«Сон? вновь удивилась я Неужели дама Мат получила такое же наследство?»
— Не такой, как ты думаешь, весьма расплывчатый. Но я знаю, что ему сейчас плохо. Я должна пойти к лунному источнику.
Сейчас не ночь и не полнолуние, напомнила я ей.
— Но воду из источника можно использовать, и я должна это сделать Боюсь только, что не дойду Слишком далеко… — она покачнулась и оперлась рукой о стену Я поспешила к ней, подхватила ее худенькое тело и усадила на стул Я должна идти она неожиданно заговорила с такой тревогой в голосе, что я перепугалась. Когда тот, кто всегда был тверд, как камень, вдруг обнаруживает в себе слабость, это всегда вызывает жалость.
— Хорошо. Ты можешь ехать верхом?
На ее верхней губе блестели капельки пота Внезапно я обнаружила, что дама Мат, строгая и чопорная дама, превратилась в старуху. Но ее твердая воля сделала свое дело, хотя груз прожитых лет обрушился на нее, пригнул к земле, и это также пугало, как и ее слабость. Сейчас она даже выпрямилась и распрямила плечи.
— Я должна. Дай мне одну из лошадей, Джойсан.
Тяжело опираясь о мое плечо, она вышла во двор. Я послала мальчика на конюшню за пони. Этих смирных животных мы держали для перевозки грузов. Когда мальчик вернулся, дама Мат уже совершенно преобразилась, как будто она выпила укрепляющее средство. Она легко села в седло и я повела пони через поля к тому самому источнику, куда недавно бегала сама. Почти никто не заметил нашего ухода Стояло раннее утро и вероятно все уже завтракали. Я шла за пони и ощущала голод.
— Пиарт — прошептала дама. Мат Она как будто звала брата и ждала от него ответа. Я никогда не думала о том, что же связывает этих двух людей, кроме имени. И теперь, услышав ее голос, я многое осознала. Хотя они и относились друг к другу по-деловому, но на самом деле они нежно любили друг друга. Наконец, мы добрались до источника. Когда я была тут ночью, я не видела следов множества людей, искавших у источника знаки Могущества, которые должны были здесь находиться Источник был выложен камнями, за которыми росли кусты. К веткам кустов были привязаны кусочки ткани, потерявшие свой первоначальный цвет под воздействием ветра и дождей. Кроме того, там висели фигурки овец, лошадей — и все это висело, покачиваясь на ветру. Я помогла даме Мат спуститься на землю и довела ее до источника. Здесь она освободилась от моей поддержки и пошла вперед сама, как будто при виде источника к ней вернулись силы. Она достала из кармана сосуд такой маленький, что он мог бы поместиться в ладони. Он был сделан из полированного серебра, а я знала, что серебро любимый металл Прежних, так же как опалы, жемчуг и янтарь были их драгоценными камнями. Она подозвала меня жестом и указала на растение, росшее возле самого родника. У него были широкие темно-зеленые листья с белыми прожилками. Не помню, встречалось ли оно мне когда-нибудь.
— Сорви листок и наполни им сосуд, — промолвила она.
Сорванный листок распространял приятный аромат и как будто сам по собственной воле скручивался в чашу, чтобы я могла черпать им воду. Вода в роднике доходила почти доверху. Я зачерпнула три раза и дама Мат сказала:
— Достаточно!
Дама Мат взяла сосуд, подняла его и начала легонько дуть на его поверхность.
— Это, конечно, не вода Девятой Волны, которая лучше всего годится для наших целей, но и эта пригодна.
Она прекратила дуть и поверхность воды стала гладкой. Дама Мат бросила поверх сосуда на меня взгляд, которому я не могла не подчиниться.
— Думай о Пиарте! Создай его портрет в своем мозгу!
Я попыталась мысленно изобразить портрет дяди и, наконец, мне это удалось. Я увидела его в тот момент, когда он пил во дворе чашу, преподнесенную мной перед его отъездом. Мною овладело удивление, что уже через несколько месяцев я с трудом вспоминаю его и даже не могу четко представить себе его облик. Ведь я же знала его всю жизнь!
— Что-то тебе мешает, — строго посмотрела на меня дама Мат. — Что у тебя есть, Джойсан?
Что у меня есть? Моя рука потянулась к груди, где прятался грифон. Неохотно, подгоняемая строгим взглядом дамы Мат, я вытащила шар.
— Повесь его туда.
Я не могла ослушаться и повесила шар на одну из веток, где уже висело множество безделушек. Дама Мат проследила за мной, и вновь уставилась на сосуд.
— Думай о Пиарте! — повторила она.
В этот момент передо мной как бы открылась дверь, и я увидела его четко и ясно.
— Брат! — услышала я крик дамы Мат. И больше она ничего не говорила, только всхлипывала. Она смотрела в сосуд, и лицо ее вновь стало дряхлым и изможденным. — Пусть так и будет! — она сделала шаг вперед, перевернула сосуд и выплеснула воду в источник. — Пусть так и будет!
Резкий, удивительно чистый звук раздался в утреннем воздухе: это был колокол тревоги с крепостной башни. То, чего мы так долго боялись, пришло и к нам — враг был рядом. Пони забеспокоился. Мне пришлось схватить его за поводья. Я пыталась успокоить испуганное животное. Тяжелые гулкие удары колокола отражались от гор и возвращались к нам предвестниками близящейся грозы. Я видела, как дама Мат протянула сосуд, как бы подавая его кому-то, и выронила в источник, после чего подошла ко мне. Ее хрупкое тело горело жаждой действия, опасность пробудила в ней молодость. Но на ее лице нельзя было увидеть надежду, нет, это было лицо человека, смотрящего в ночь, не имеющую конца.