Я всегда чувствовала себя чужой в Варке, но в этот момент поняла, что это в какой-то мере и мой народ, и что я сейчас что-то теряю. Но не все думали как Оманд — его домочадцы были, пожалуй, рады, что я ухожу.
Перекинув плащ через руку, я вернулась к Эфрике — больше мне здесь не с кем было прощаться. К своему удивлению я нашла там Джервона. Эфрика все еще укладывала в мой мешок свертки, а Джервон сидел у стола и держал в руках чашку с отваром трав, подслащенную диким медом.
Он встал, когда я вошла, и в нем была какая-то стремительность, которой я раньше не замечала.
— Мудрая Женщина сказала, что вы уезжаете, миледи.
— У меня дело, которое должно быть сделано.
— И у меня тоже, и я давно желал бы его выполнить. Но в наши дни, когда нужно смотреть по обе стороны дороги, человеку лучше ехать не одному. Так что мы поедем вместе.
Он не спрашивал, а говорил об этом, как о решенном деле. Меня это задело, но я понимала, что тон прав — ехать с человеком, который куда лучше меня знал опасности пути, было очень хорошо, и я не осмелилась отказаться от этой помощи, но все же спросила:
— А если я еду не в вашем направлении, меченосец?
Он пожал плечами.
— Я же сказал, что не знаю, где теперь мои господа. Если вы хотите искать брата на юго-западе, то я там найду сведения о моем знамени. Только предупреждаю вас, леди, что мы можем угодить прямиком в пасть дракона, вернее сказать, в зубы Собак.
— Ваши знания предупредят нас, — возразила я.
Я решила, что в этом путешествии он не будет обращаться со мной, как со знатной леди из Долин, и опекать, как ребенка.
Эфрика, увидев плащ, издала восторженный крик по поводу того, что у меня будет чудесная защита от холода, и немедленно достала брошь, чтобы скрепить его. И я знала, что в этой броши заключены самые мощные дорожные чары, какие только Эфрика могла призвать. Джервон поставил чашу.
— Значит, на рассвете, леди. Мы поедем верхом — у меня есть моя лошадь и лошадь Пола.
— На рассвете, — кивнула я. И мне была приятна мысль о лошадях, потому что это означало скорость. На юго-запад… Но куда, и далеко ли?
Мы были вынуждены ехать по той дороге, по которой приехал сюда Джервон, поскольку другой не было. Но с тех нор по дороге этой никто не ездил. Это была очень старая дорога, на которой тут и там были расставлены знаки. Но кем? Людьми? Я решила, что нет, потому что до нас здесь ходили только пастухи и охотники — сплошь бродячий народ.
— Эта дорога проходит в лиге от Брода, — сказал Джервон, — но здесь она делает петлю от моря. Мы повернули сюда только потому, что здесь легче и быстрее ехать. Но откуда и куда она идет… — он пожал плечами. — Это дорога Древних, и кто знает, по какой причине они проложили ее.
Так обычно говорят в Долинах, но я знала — в том, что осталось от Древних, всегда была логика, хотя и не наша, может быть.
— Вы не из Долин. — Он сделал это заявление, как если бы поражал насмерть хорошо направленной стрелой арбалета.
Насмерть? К чему я так подумала? Однако я ответила правдой;
— Я родилась в Варке, так что я не из Долин, но родители мои пришли из-за моря. Но только не из Ализона Их народ всегда воевал с Собаками, так что, когда мой отец услышал о вторжении, он немедленно поехал воевать. С тех пор мы ничего не слышали о нем Прошло много лет, и он наверняка погиб. Моя мать умерла, родив меня и Эйлина. Таково мое происхождение, меченосец.
Нет, в вас нет ничего от жителей Долин, — продолжал он, будто и не слышал моих слов — Люди Варка кое-что говорили о вас.
— Как говорят о всякой Мудрой Женщине, — подытожила я. И не сомневаюсь, что обо мне говорили многое, и, конечно, далеко не все в мою пользу, потому что я была близка только с Эфрикой. И такие, как женщины Оманда, всегда косо смотрели на меня. И я не была замужем и не собираюсь, потому что это идет вразрез с моими дарованиями. Это тоже разделяет. Будь у нас больше здоровых мужчин, я была бы поставлена перед решением, чреватым неприятностями, потому что я не желаю хранить домашний очаг ни одному из мужчин Варка.
— Говорят, что вы больше, чем просто Мудрая Женщина. Люди шепотом рассказывали о ваших связях с Древними. — В его голосе не слышалось ни страха, ни отвращения, а только любопытство. Так воин, встретившийся с новым оружием, интересуется им.
— Ох, если бы это было так! Ведь тот, кто способен говорить с Древними, не станет жить так, как живем мы. Но люди считают, что Власть может сделать все: выстроить замок из ничего, превратить в пыль вражескую армию, разбить сад на голом камне. Вы видели такое у вас?
К моему удивлению он рассмеялся.
— Далёко от этого, девушка-щитоносец. Но ведь я не принижаю знание Мудрой Женщины, где бы она ни была — в деревне или в доме Дам. Но я думаю, что Древних не интересуют наши мелкие перебранки, какими им, возможно, кажутся наши стремления, и они склонны отделаться от всякого, кто нарушает их покой.
Вы должны искать их, они не приходят без зова. — В этих словах, возможно, было и предвидение, но я об этом не знала.
Местность была пересеченной, и мы ехали очень осторожно, чтобы не переутомить наших животных. В полдень мы свернули с дороги, пустили лошадей пастись, а сами поели дорожного хлеба и напились в ручье. Джервон лег на спину и смотрел на свисающие над ручьем ветви деревьев.
— А я из Долин, сказал он — Мой отец был третьим сыном и поэтому остался без поместья По обычаю, он принес клятву лорду Дорка, который был родственником его матери, и стал маршалом конницы. А моя мать была из рода леди Гвиды. Меня хорошо учили. Мой отец мечтал, когда я подрасту, податься в дикие северные страны и найти себе землю. За ним обещали пойти четыре-пять глав семейств. Но потом пришли захватчики и уж нечего было думать о рейде на Север, надо было искать спасения, пытаться сохранить то, что уже было — Дорк был как раз на пути первого удара врагов. Они взяли замок через пять дней, потому что у захватчиков было новое оружие, бросающее огонь и проедающее камень. Я поехал в Хэвердейл просить помощь. Через три дня мы увидели на дороге двух выживших, которые сообщили, что Дорк был уничтожен и обращен в прах. Сначала мы им не поверили. В ту же ночь я доехал до вершины холмов, откуда видна была долина. Там не осталось камня на камне.
Джервон говорил без всякого волнения: вероятно, время притупило его чувство. Он помолчал. Его глаза, казалось, смотрели на ветви, но я знала, что они видят что-то совершенно другое.
— Я остался в Хэвердейле и принес клятву… Мы не смогли удержать западную дорогу, не могли бороться с дьявольским оружием Собак. Но это оружие вскоре исчезло. Отчаявшиеся люди уничтожили его. Похоже, что у Собак другого такого не было: по крайней мере, мы не видели, чтобы оно действовало снова в этих краях. Но они хорошо воспользовались им. Все крупные долины на Юге были уничтожены, все до одной. — Его рука сжалась в кулак, хотя голос по-прежнему был спокоен. — Не было лидера, который мог бы объединить всех лордов Долин. Собаки были уверены в этом. Решерд из Дорка, Майрик из Гестендейла, Дауч и Грюнен — все они либо лишились своих домов и приверженцев, либо сами были убиты. Собаки хорошо подготовились и знали все наши слабые точки, а этих точек, похоже, было больше, чем укрепленных. Лорды не были объединены, и их ничего не стоило перебить по одному, как сбивают с ветки созревшие плоды.
Мы могли только бежать, скрываться и снова бежать. И мы стали бы побелевшими костьми, если бы не четыре лорда, которые пришли с севера и навели среди нас кое-какой порядок. Они показали, что мы должны объединиться или погибнуть. Таким образом, появилась конфедерация, заключающая пакт со Всадниками-Оборотнями.
Это было долгим делом, но течение повернулось вспять; мы брали назад долину за долиной. Иногда враги удерживались, как было у Брода Ингры. Однако, я думаю, придет время, когда Собаки будут выть, а не лаять, и мы наконец-то рассчитаемся с ними. Правда, что тогда останется? Ведь уже многие лорды убиты, долины опустошены. Высокий Халлак будет совершенно другой страной. И возможно здесь будет правление Четырех — нет, Трех, потому что Скиркер умер и не оставил сына, который поднял бы знамя. Да, мы станем совсем другой страной.
— А что будете делать вы? Останетесь в Хэвердейле маршалом?
— Если доживу — вы хотите сказать? — он улыбнулся. — Нам теперь не приходится строить планы на будущее. Кое-кто здесь выживает, но как воин я не уверен, что окажусь среди них. Не знаю даже, доживу ли я до полной победы, потому что с тех пор, как я стал считаться мужчиной, я на войне. Я почти не помню, что такое мир. Так что — нет, я не дам клятвы мира Хэвердейлу. Может быть, я последую за мечтой моего отца — пойду на север искать свою собственную Долину. Но я ничего не планирую. Жить сегодняшним днем самое разумное.
— Говорят, что на Севере и Востоке больше осталось Древних, чем здесь. — Я пыталась вспомнить то немногое, что слышала о тех местах.
— Да, это верно. Возможно, именно поэтому туда не дошли беспорядки. Нам нора ехать, девушка-щитоносец.
Ночь застала нас в скалистом месте, и мы кое-как там устроились, не разводя предательского огня. Я предложила Джервону устроиться вместе со мной под плащом Оманда, как предложила бы любому товарищу. И он принял это спокойно, как будто я была Эйлином, а не Эллис. Вдвоем под плащом было тепло, и мы крепко спали, несмотря на мороз снаружи.
На другой день мы были у Брода. Тут все еще были заметные боевые разрушения, следы погребальных костров. Джервон отсалютовал им обнаженным мечом.
— Это сделал Хэвердейл. Его люди почтили мертвых. Значит, они собрали силы и вернулись.
Он спешился, побродил среди брошенного оружия и вернулся с десятком арбалетных стрел для пополнения своего скудного запаса. Он принес также красивый кинжал с украшенной камнем рукояткой; лезвие его нисколько не заржавело, хотя все это давно лежало на открытом воздухе.
— Это работа Собак, самая лучшая, — сказал он, засовывая кинжал за пояс и снова садясь в седло. — А теперь здесь торговая дорога, и она ведет н