Спасение? Этого Брикса не знала, но была уверена, что, когда жители Пустыни закончат схватку между собой, у нее уже не будет шанса сбежать. Едва она решилась попытаться, как бутон толкнул ее в ладонь, словно торопил, побуждал к действию. Или предостерегал, но Брикса пока не забыла, кто она есть, и твердо держалась собственного решения.
Все так же прижимаясь спиной к камню, она сдвинулась влево, так, чтобы оставить утес между собой и сражающимися. И вот выступ скалы скрыл от нее схватку. Сжимая в одной руке бутон, а в другой копье, она бросилась бежать – не в Пустыню, а обратно к темной линии холмов. Брикса понятия не имела, что будет делать, очутившись между полосой курганов и тварями Пустыни. Но в глубине выжженной земли ей вовсе не на что было надеяться.
Склоны курганов выросли перед ней, темные и голые под садившимся за спиной девушки солнцем. Вблизи они сулили мало надежды. И ей страшно было подумать о том, чтобы провести под ними ночь. И все же лучше здесь, чем в Пустыне.
Брикса перешагнула границу песков и увидела перед собой неодолимые кручи поросшей травой земли. Она готова была изрезать все руки острыми стеблями, лишь бы перевалить через этот гребень, оставить хотя бы один холм между собой и Пустыней. Девушка могла только надеяться, что птица-женщина и ее стая, если те выйдут победителями из схватки у останца, не сумеют достать ее за курганами.
От долгого бега у нее закололо под ребрами. Голод мучил, как тупая боль, а жажда еще сильнее. Она не знала, долго ли продержится на ногах. И не была уверена, в этом ли месте она вошла в Пустыню – забрела, как овца, подгоняемая чужой темной волей.
Наверх – она должна справиться! Напрягая остатки сил, Брикса вогнала копье в склон чуть выше уровня плеча и приготовилась подтянуться.
Она шлепнулась носом в землю, так что мерзкий запах наполнил ноздри и пробился в рот. Ее затуманенное сознание долго не могло постигнуть случившегося. А заставив себя наконец приподняться, она увидела…
Курган, на который она собиралась лезть, – пропал! Брикса лежала в узком проходе между двумя кручами бурой земли, и заходящее солнце высвечивало впереди только тени. Открытая дорога – хоть какая-то дорога!
Бегство и падение так измотали девушку, что минуту-другую она сидела на месте, ловя ртом воздух и беспомощно пытаясь стереть с лица пятна грязи.
Если на эту дорогу ее загнали силой – не приведет ли открывшаяся теперь тропа в новую ловушку, такую же смертельную, какой едва не оказалась для нее Пустыня? Если так – к чему спешить навстречу неведомой опасности? И Брикса оставалась на месте, пока последние лучи солнца угасали за спиной, а тени протягивались все дальше, нащупывая ее жадными пальцами. Она пыталась привести в порядок мысли, разобраться в случившемся – если бы только это было в ее силах!
Теперь ей представлялось, что с тех пор, как она спустилась к руинам Иггарсдейла и впуталась в дела полоумного владетеля, она перестала быть собой – по крайней мере, той Бриксой, какой вылепила себя, чтобы выжить.
Что, если чужая воля двигала ею, не спрашивая согласия и даже не давая о себе знать, ради целей, вовсе не касающихся дел ее рода? В жилах Бриксы текла чистая кровь обитателей Долин, без примеси Древних – не то что в Марбоне, который вполне мог оказаться податливым к колдовству. Правда, люди Долин – и мужчины, и женщины – попадались иногда в колдовские ловушки, разбросанные по стране пережившей много веков волей Древних. Брикса с детства помнила предостережения, о которых рассказывалось в старых сказках, – о том, что грозит безрассудному глупцу, сунувшему нос в запретные места. Искатели сокровищ возвращались безумными или полуживыми, а то и вовсе пропадали без вести. Иными владело любопытство, что сильнее жадности, – те искали Древние знания. Мало кто их находил, а нашедшие обнаруживали, что отныне собственные родичи боятся их, и становились отверженными.
Куниггуда… Не в первый раз за время долгих странствий Брикса ломала голову над тайной старой няньки. Куниггуда властно распоряжалась в Доме Торгуса – ведь Брикса не вышла ни годами, ни опытом, чтобы вести хозяйство, а от ее отца не было вестей с первого сражения против пришельцев из-за моря. Мать ее умерла в родах, и другой хозяйки в долине не было.
Но… кем была Куниггуда? И сколько ей было лет? Брикса помнила няньку, сколько помнила себя, и всегда она казалась такой же старой – совсем не менялась. Мудрой она себя не называла и не кичилась тайными познаниями, но владела лекарским искусством и знала травы. Богаче ее сада Брикса в жизни не видела. Впрочем, это ни о чем не говорит, ведь она мало что видела за пределами их долины.
Но и путешественники дивились ее саду. Странствующие купцы год за годом доставляли Куниггуде корешки и семена из дальних краев. Дважды в год та отправлялась в аббатство Норсдейла и, когда Брикса подросла, стала брать девочку с собой. И с настоятельницей, и с травницей аббатства Куниггуда говорила на равных.
У нее были, как говорят сельские жители, «зеленые пальцы» – растения под ее опекой пышно цвели и разрастались. И когда наступало время сева, первую горсть зерна в поле всегда бросала Куниггуда, призывая Гуннору благословить урожай.
Теперь Брикса подозревала, что у Куниггуды были свои секреты, о которых подопечная даже не догадывалась. Не благодаря ли урокам няньки дерево приняло ее прошлой ночью и одарило бутоном? Потому что Брикса уже не сомневалась – это был подарок.
Бутон был как-то связан – может быть, крепко связан – с преображением пера в птицу. Наверное, знай Брикса, как с ним обращаться, он послужил бы защитой надежнее копья и камней.
Раскрыв ладонь, девушка взглянула на бутон. Теперь он был сомкнут не так крепко. Темные листья наружной оболочки приоткрылись, В трещины пробивался слабый свет. И аромат – ослабевший, он все еще поднимался от ладони с бутоном.
Ни увядания, ни порчи. Сразу видно, что это не обычный бутон, какой можно отщипнуть с растения Долин. И раскрывался он на глазах – лепестки показывались, разгибались. Пьянящий аромат каким-то образом утолил и голод, и жажду Бриксы.
Поверх мягко светящегося цветка Брикса бросила взгляд на Пустыню. Она и не заметила, когда затих шум боя. Между ней и останцом, послужившим ей укрытием, не видно было ни малейшего движения.
Опираясь на копье, девушка встала и решительно повернулась лицом к проходу между чудом расступившимися курганами. Шла она медленно, лишь силой воли понуждая к движению ослабевшее, непослушное тело. Но ей хотелось, прежде чем искать убежище на ночь, скрыться от глаз и когтей тех, кто рыскал в Пустыне.
Тропа на обратном пути все так же петляла и извивалась. Изредка Бриксе казалось, что она сворачивает на север – более или менее в том направлении, куда вел след Уты. Но очень скоро девушка начала подозревать, что изгибы и повороты уводят не столько вперед, сколько в обратную сторону.
Так или иначе, дорога всегда находилась. Когда смерклось, цветок в ладони засветился ярче, оттеснив от девушки наползающую тьму. Ее тянуло вернуться к дереву, но Брикса сомневалась, возможно ли это. Наконец она стала спотыкаться так часто, что с тревогой признала – силы иссякли.
Она осела наземь, повернувшись спиной к курганам и вытянув перед собой усталые ноги. Копье она положила поперек коленей, а в сложенных чашечками ладонях приютила цветок, совсем открывшийся и мерцающий собственной жизнью – он словно дышал, подобно тем, кому приходится втягивать и выталкивать из легких воздух.
Сколько она еще продержится – без воды и пищи? Ей страшно было подумать, что утром предстоит тащиться дальше, а припасов у нее не прибавится. Брикса решительно призвала себя вспомнить старый урок: жить минутой, не думая о будущих бедах и разочарованиях.
Никаким хлыстом в эту ночь не заставить было усталое, голодное тело нести стражу. Сон тяготил веки, тяжело клонил тело к земле, и спорить с ним не приходилось. Брикса закрыла глаза, чтобы не видеть горбы курганов, нависшие над ней.
Раскрытый цветок лежал у нее на груди. Мерещится или его свет усиливается в такт биению сердца? Если и так, у Бриксы не хватило сил проверить. Впрочем, цветок погасил лучи и поблек, и тогда дыхание уснувшей девушки выровнялось, сердце забилось реже – такого спокойного сна она давно не знала.
Видела ли она сон? Брикса не взялась бы ответить ни да ни нет. Сохранились невнятные клочки воспоминаний – образ Куниггуды, лежащей в кругу Древних, – нет, не умершей, спящей, как ее усталое тело, но в чем-то ином, более важном, – бодрствующей. И Куниггуда – та ее суть, что была важнее тела, – видела Бриксу. Желала ли она ей добра? И этого Брикса не сумела вспомнить. Но что-то важное произошло между ними – да, в этом она не сомневалась.
Девушка открыла глаза. Сияние цветка разгоняло темноту всего на шаг или два. А облачная крыша над головой затмила даже искорки далеких звезд.
Брикса лежала долгую минуту. А потом призыв, вырвавший ее из дремоты, глубже проник в сознание. Она поднялась на колени и нашарила рукой копье. Сейчас она не ощущала тело своим – ею владело только стремление идти дальше.
Она встала и двинулась по тропе. Сияния цветка хватало лишь на шаг-другой. Если что-то поджидало ее впереди, тьма скрывала засаду. Но Брикса не могла свернуть с этой дороги и чувствовала, что надо спешить. Она поискала в себе причину спешки. Для того ли, чтобы догнать остальных? Или причиной была смутная тревога, запрещающая задерживаться в опасном месте? Та сила, что вчера подстроила ей ловушку, могла повторить попытку.
Из темноты доносились странные звуки. Прежде всего ей пришли на ум птицы с их хозяйкой, а потом сражавшиеся с птицами змееподобные создания, которых она почти не успела разглядеть. И еще те, похожие на жаб твари… В темноте могло таиться столько опасностей, что ни один человек не смог бы перечислить их за долгие-долгие дни и ночи.
Но вслушиваясь в шум, девушка все сильнее дивилась и недоумевала. Казалось, кто-то вел разговор – неподалеку, но все же слишком далеко, чтобы понять смысл слов. Голосов было много – одни тихие, другие более громкие. Брикса напрягала слух в надежде уловить хоть одно слово, понять, не на ее ли языке говорят ночные собеседники. Но если те и были подобны ей, то до них оставалось все так же далеко, хотя девушка, подгоняемая надеждой догнать тех троих, кого искала, все ускоряла шаг.