Ей чудилось что вокруг кипит обычная жизнь долины, только до нее не дотянуться сквозь тени. Или окружившие ее тени передразнивали живой мир?
Ночью всякое может привидеться. Особенно когда голова кружится от голода и жажды. Может быть, и запах цветка немножко мутил голову – бывает ведь, что сок или плод растения нагоняют сон, а то и сводят неосторожного с ума.
Но Брикса все шла вперед, вслушиваясь в недосягаемые голоса. Как-то раз ей пришло в голову, что курганы скрывают под собой руины замка и сейчас в ночи шепчутся души его прежних обитателей. Легенды ее народа о таком рассказывали.
Как ни удивительно, страх куда-то пропал. Та цель, что вела ее за собой, как будто окутала душу защитной оболочкой. Направо, теперь налево – ноги поворачивали сами собой. А темно было со всех сторон.
Шла ли она ночь напролет? Впоследствии Брикса так и не смогла этого вспомнить, да и не знала, сколько проспала, подкошенная изнеможением. Она бездумно переставляла ноги. И даже не пыталась смотреть вперед, потому что ее направляла чужая воля.
И перемены вокруг девушка заметила не сразу. Курганы стали попадаться реже, зато те, что встречались, казались в темноте выше прежнего. А тупой конец заменившего ей посох копья постукивал теперь не по мягкой земле, а ударял по чему-то твердому, отдававшемуся звоном, который почти вывел Бриксу из полусна.
Она подняла голову. Небо было тускло-серым. Она упала на колени – принуждение, толкавшее ее вперед, чуть отпустило. Брикса посветила себе цветком. Пригнанные друг к другу плиты – это могла быть только дорога. На плиту прямо перед Бриксой намело земли. И прямо посреди этого мягкого островка твердо, будто нарочно, отпечатался четкий след кошачьей лапы.
7
Брикса едва ли не с робостью потянулась пальцем к следу. Настоящий – не обман зрения в смутных предрассветных сумерках. Значит, Ута – если этот знак оставила Ута – хотя бы на время ускользнула из сетей, в которые едва не попалась девушка. Стоит поспешить, и она, конечно, найдет остальных, избавится от одиночества в этих колдовских местах, где у нее нет защиты, кроме цветка.
Она неуверенно поднялась на ноги, шатаясь, сделала шаг. Цветок снова закрывался, но не так быстро, как распустился. Его света еще хватало, чтобы ясно видеть тропу. Брикса высматривала новые следы, – конечно, Ута должна была оставлять их на каждом клочке земли.
Курганы уже не теснили ее. И кое-что новое появилось: кущи колючих кустов знакомой ей породы. Еще лепившиеся на ветках плоды ограждались длинными шипами, но Брикса, знавшая, как отгоняет голод и жажду их терпкий сок, радостно набивала рот. Не обращая внимания на царапины, она горстями рвала с веток темные шарики. Пища была скудной, кислой и мелкой. Но сейчас она показалась ей вкуснее яств на праздничном пиру. Наевшись так, что ни ягодки больше не лезло в глотку, девушка сорвала несколько листьев, колючками скрепила их в подобие кузовка и стала собирать ягоды впрок. Второй раз на такую счастливую находку она не надеялась.
К тому времени, когда она наполнила кузовок, небо раскрасилось первыми солнечными лучами. Брикса, немного подкрепив силы, внимательней осмотрелась кругом.
Неизвестно, скрывались ли под курганами древние руины, но были и другие признаки, что она идет путем Древних. Кое-где просматривались остатки стен, а мощеная дорога вела к высоким, выше курганов, холмам, темной стеной перегородившим небо на севере.
Следы Уты вели в том же направлении, – стало быть, туда ей и надо было идти, вопреки нарастающему недоверию ко всему, что связано с Пустыней. Впрочем, здесь Брикса ничего не «чуяла»: ни гостеприимного покоя, окружавшего иные развалины, ни злобы, отталкивавшей ее от других. Дорога шла прямо, плиты, хоть и заросшие кое-где травой и даже кустами, не пропадали из виду.
Уже в ясном дневном свете Брикса обратилась лицом к холмам и, не забывая об осторожности, двинулась к ним. Холмы, как и курганы, заросли травой – тусклой и увядшей на вид. И это были еще только предгорья, а дальше склоны поднимались все выше. Дорога устремлялась прямо в просвет между двумя холмами. По обе стороны ее стояли каменные колонны. Их вершины поднимались вровень с гребнями малых пригорков. Колонны были квадратными, на гладких гранях между выветренными углами виднелись древние знаки, такие же, как и резьба на скале, с которой она спустилась в Пустыню. На вершинах стояли изваяния.
Справа сквозь следы ветра и непогоды различалось подобие жабы. В нем угадывалась угроза, или, может быть, предостережение, – Жаба словно изготовилась соскочить с постамента и преградить ей дорогу.
Напротив, обращенное не навстречу, как зловещее подобие жабы, а поперек прохода, щурилось на соседку изваяние кошки. Кошка сидела в такой же спокойной позе, в какой любила сидеть Ута, – аккуратно уложив кончик хвоста на передние лапы. Эта статуя выражала не угрозу, а, пожалуй, спокойное любопытство.
При виде похожего на жабу существа рука Бриксы сама потянулась к груди, к закрывшемуся цветку. Она уже не удивилась, ощутив в ответ на прикосновение мягкое тепло.
За колоннами дорога сузилась, и теперь, раскинув руки, можно было коснуться кончиками пальцев склонов по сторонам.
И еще кое-что заметила Брикса. Как она ни старалась идти ровно, здесь ее шаг замедлился. Не нарочно, а от странного чувства, что ей постоянно приходится разгребать ногами невидимую липкую жижу. Продвигаться вперед становилось все труднее.
Ее снова глодал ненадолго утоленный ягодами голод и мучила жажда. Болели сбитые ноги, плохо защищенные самодельными сандалиями. Есть… пить… больно ногам… Тело все громче вопило, требуя отдыха и пищи.
В то же время возвратилось охватившее ее при пробуждении под деревом чувство ясности и единения с миром. Оно и подгоняло, и внушало, что нельзя пока поддаваться требованиям плоти.
Брикса упрямо брела вперед. На полоске неба над ней не было ни облачка. Но и лучи низкого солнца не проникали в знобкую тень холмов. Девушка вздрагивала и часто оглядывалась назад. С каждым вдохом ей все сильнее чудилась слежка. Может быть, ее выследила какая-то тварь из Пустыни? Брикса то и дело поглядывала вверх, страшась увидеть в небе темные крылья. И непрерывно вслушивалась – не сомневаясь, что рано или поздно услышит хриплое урчание Жаб или то невнятное бормотание, что сопровождало ее в краю курганов.
Пристально вглядываясь вперед и озираясь назад, Брикса то и дело находила оставленные Утой следы. Они неизменно обнаруживались на левом склоне, за колонной с кошкой.
Какое место занимал здесь народ Уты в давние времена? Бриксе иногда попадались изделия Древних – статуэтки, изредка красивые, иногда забавные, а чаще всего пугающе уродливые, изображающие неведомые нынешним жителям Долин существа. Среди них встречались изображения лошадей, пару раз – собак (заметно отличавшихся от собак Долин), но кошек она не видела ни разу. Собственно, Брикса всегда считала, что они, как и люди, недавно пришли в оставленную Древними страну.
Однако кошка на колонне явно не уступала возрастом подобию жабы. Тогда и сама Ута, может быть, не отбилась от дома или замка, как думала Брикса, а вышла из Пустыни. Если так… только глупец стал бы доверять порождению пустых земель.
Поступь девушки делалась все тяжелей, каждый шаг давался трудным усилием. Во рту опять пересохло, и горсть помятых ягод не помогла. Вода… бывают ли здесь родники, ручьи? Или пустые земли – настоящая Пустыня, а тайные источники в ней известны только местным ползучим, бегающим и летающим созданиям?
Мечта о воде завладела ее мыслями. Как наяву, представлялись лужицы, пробивающиеся из земли ключи…
Вода…
Брикса вскинула голову, рывком обернулась вправо. Этот дразнящий звук ей не померещился. Вода… журчит… сразу за холмом. Перед ней встал крутой склон. Прямо за ним – не то журчание не слышалось бы так ясно! Вода! Шершавый язык царапал сухие губы.
А потом…
Ожог – ее будто коснулось раскаленное докрасна железо. Она вскрикнула, схватившись за грудь. Под рубахой…
Оттянув одежду, она осмотрела свое тело. Цветок! Он не раскрылся, но плотный бутон снова излучал различимый в тенистой лощине свет. И не только свет, но и сильный жар, какого она не ощущала с тех пор, как стояла перед птицей-женщиной.
Брикса поднесла цветок к глазам. Исходивший от него жар не слабел. Свет лучился с самого кончика бутона, где смыкались лепестки, и это сияние снова напомнило ей фитилек горящей свечи.
Что-то подсказало ей поднести бутон к склону, на который она собиралась взобраться. Свет полыхнул, волна жара стала такой мощной, что, не ожидай она чего-то подобного, выронила бы бутон.
Девушка прикусила губу. Этот жар… предупреждение? Она мысленно задала вопрос, и пылающая вспышка как будто ответила: впереди опасность. А вода? Она напрягла слух, ловя громкое, заманчивое журчание.
Звук смолк. Снова приманка в западне? При виде цветка к ней вернулось ободряющее чувство единения с миром. Да, ее вера в себя росла, как укоренившийся в тучной земле, заботливо политый росток.
Значит, шум ручья – в самом деле ловушка. Кто ее расставил и на кого? Брикса не думала, что капкан расставлен на нее, – он, верно, существовал здесь с давних, давно забытых времен, но еще действовал, хотя ловца давно нет и в помине.
Жажда не прошла, но пока цветок был перед глазами, отступила – желания плоти утратили власть над духом. Нельзя прятать бутон, его надо держать наготове, как копье или сточенный нож, как оборону против всякой беды.
Однако Брикса обнаружила, что цветок, открывающий ей ловушки, отнюдь не противится той странной тяге, что заставляла ее брести вперед, преодолевая невидимую преграду. Всем известно, что колдовство бывает большим и малым. Одни заклятия способны двигать горы и изменять мир, другими едва приподнимешь камешек. Может быть, и этот бутон спасает от одних опасностей и почти бессилен против других.
Свет от его кончика не угасал. Это сияние воодушевляло Бриксу, хотя холмы поднимались все выше, а проход между ними делался все темнее. Теперь, чтобы увидеть небо, ей приходилось запрокидывать голову, глядя прямо вверх.