Но меч, хотя и был при нем, оставался пока в ножнах, и руки пришельца были пусты. Никакого оружия, если не считать оружием обнаженную ненависть. И Брикса, едва не назвавшая Марбоном хозяина зала, сейчас была почти уверена, что не ошиблась бы, дав это имя новому гостю.
Тот не сразу вошел в зал – задержался, словно ожидал приглашения или хотя бы признания от человека во главе стола. Он молча ждал, озирая собравшихся, а за спиной у него собиралась свита.
Пришелец словно стоял в толпе детей. В сравнении с теми, что сгрудились у него за спиной и по сторонам, он казался великаном. И все же на детей они походили только ростом, а выглядели зрелыми и, пожалуй, даже необычайно древними существами.
Тела их не были телами карликов – стройные, хорошо сложенные. Непокрытыми оставались лишь их маленькие ладони и лица с тонкими чертами. Тела же скрывались под кольчужными доспехами, словно сложенными из перламутровых пластинок. И шлемы их, если не были гигантскими ракушками, то верно передавали их форму.
– Привет тебе, родич…
Напряженное молчание, опустившееся вслед за грохотом двери, нарушил хозяин замка. Он чуть улыбнулся, но в изгибе улыбающихся губ крылась издевка.
Человек в дверях взглянул ему в глаза. Этот не улыбался, а тонкие морщины у его ноздрей и губ говорили, что он с великим трудом сдерживает себя. И ни шагу в зал он не сделал.
– Ты не дал знать, что почтишь нас своим присутствием, – продолжал владетель. – Однако в Катале всегда есть место родным…
– Такое же место, как в Ан-Яке? – впервые нарушил молчание пришелец. Говорил он тихо, но усилие, каким он сдерживал гнев, странным образом передалось Бриксе.
– Удивительный вопрос, родич. Что ты хочешь сказать? Не случилось ли какой беды с тобой и твоим водяным народцем?
Стоявший в дверях засмеялся:
– Верный вопрос, Элдор. Не случилось ли беды, спрашиваешь ты? А зачем спрашиваешь? С твоими-то глазами и ушами, читающими в шуме ветра, слушающими голоса трав, и птиц, и всех, кто доносит слухи или передает истину, ты и сам знаешь о случившемся.
Хозяин покачал головой:
– Ты приписываешь мне большие Силы, Зарстор. Обладай я хотя бы долей таковых, мне не пришлось бы спрашивать у людей…
– Так зачем спрашиваешь? – перебил Зарстор. – Беда – да, мы повстречались с бедой. Из тех бед, что происходят от дурных желаний, от игры с Силами, которые ослепляют прикоснувшегося. Мне не сравниться с тобой в дальнозоркости, Элдор, но и я слышал о неких призывах, о сделках и сговорах, о шевелении в странных местах. Мне говорили о Проклятии…
И снова, едва он произнес это слово, пала тишина – та тишина, что звучит грознее боевого клича. Никто не шевелился. Казалось, каждого здесь мгновенно сковал мороз.
Молчание нарушила женщина в белых самоцветах:
– Ты говоришь в гневе, владетель Зарстор, а ведь необдуманного слова не взять назад.
Впервые пришелец оторвал взгляд от Элдора, коснулся им женщины и тут же снова перевел на хозяина, словно были у него причины не спускать с него глаз.
Он ответил почтительно, но, отвечая, больше не смотрел на женщину.
– Да, милостивая, я разгневан. Но бывает, что человека прогневит правда и гневом он вооружается против несправедливости и коварного зла. Мои друзья тоже не обделены силами. На меня и на Ан-Як наложено Проклятие – я готов присягнуть в том даже на твоем алтаре под полной луной.
Тогда женщина повернулась к Элдору и взглянула на него в упор:
– Здесь прозвучали слова о Проклятии, направленном против этого владетеля и его земли. На такие слова должен быть дан ответ.
Элдор улыбнулся шире:
– Не утруждай себя, милостивая. Разве то, что стоит между родичами, касается не их одних?
Теперь в разговор вмешался юноша в шлеме со вздыбленным конем. Его темные брови в тени причудливого шлема сошлись к переносице.
– Верно, владетель Элдор, обычай говорит, что в споре родичей может возвысить голос лишь присягнувший им на верность вассал. Но Проклятие – не шутка, чтобы оставить его без внимания. С тех пор как мы собрались здесь, я спрашивал себя, отчего кое-кто из нас впервые удостоился приглашения. – Он кивком указал на подобия Жабы и птицы на дальнем конце стола.
Среди гостей прошел тихий ропот, в котором Бриксе послышалось в основном согласие. Но ни птица-женщина, ни Жаба – если их черты вообще способны были выражать чувства – не выказали ни удивления, ни недовольства.
За расходящимся по залу ропотом прозвучал голос зеленовласой женщины – легкий и нежный, как ветер в речных камышах.
– Владетель Элдор, не приличествует гостье говорить такие слова, но если в этой земле Сила встала против Силы, благоразумнее забыть об отсутствии должной вежливости и ответить…
11
– Хорошо ты сказала, госпожа Лалана: не пристало спрашивать хозяина, почему он устроил свой пир так, а не иначе. Но коль скоро речь начистоту – что ж, надо мной нет никакой Тени, чтобы скрывать свои дела, прошлые и будущие. – К самоуверенности Элдора прибавилась еще и надменность. – Верно, что среди нас, населяющих Арвон, ширится раскол, и в первую очередь потому, что никто не возвысит голоса, вопрошая о его причине. Мы не одной крови и принадлежим к разным народам, но ведь долгое время мы умудрялись жить рядом в мире…
Женщина с белыми самоцветами поднялась. В ее спокойствии Брикса почувствовала скрытый упрек говорившему. Женщина подняла руку к груди, шевельнула пальцами – уследить за их сложным движением Брикса не сумела. Но от этого движения в воздухе между ними чудом загорелся и остался пылать белый знак.
Впрочем, он недолго оставался белым – чистой белизны летнего полнолуния. Он тут же начал менять цвет, словно в него просачивалась чернота и, разъедая ее, кровь. Знак налился розовым, потемнел, но его очертания оставались прежними и различались отчетливо.
И вот он уже багровый. А переменам еще не конец: темнеет, темнеет – и вот уже все цвета изгнаны черным, а потом сам знак стал корчиться, словно эта перемена отдалась мукой в живом, чувствительном к боли существе.
Итак, белый знак почернел и сменил очертания. В серьезных взглядах сидевших за столом нарастала тревога. Только птица-женщина с Жабой остались невозмутимы.
Даже Элдор отступил на шаг. И тоже поднял было руку, словно хотел стереть это тусклое пятно в воздухе. Но его сжатый кулак опустился, не закончив движения. А вот лицо выразило холодную решимость.
Однако не он нарушил тишину, в которой все, казалось, затаили дыхание, как перед ударом грозы. Заговорила начертившая знак женщина.
– Да будет так… – Три слова прозвучали приговором суда, чье решение меняет судьбы целых народов.
Будто в ответ на ее слова гости стали подниматься с мест, бросая на Элдора полные укоризны взгляды. Он же высоко держал голову и твердо встречал эти взгляды в броне своего высокомерия.
– Я владетель Варра. – Он произнес эти слова так, словно в них крылся двойной смысл.
Женщина с белыми самоцветами чуть заметно склонила голову.
– Ты владетель Варра. – холодно сказала она. – Ты сам подтвердил свою власть. Но владетель должен и нести ответ за страну, доставшуюся ему в опеку, до конца.
Он по-волчьи оскалил зубы.
– Да, владение – тяжкая ноша. Не думай, милостивая, что я забыл об этом, когда…
– Когда связался с ними! – Зарстор сделал несколько шагов от двери. Он вскинул руку, словно готовился метнуть невидимое копье, указал пальцем на Жабу и птицу-женщину.
Элдор зарычал:
– Я сказал, что разберусь с тобой, родич. Ты навлек на меня позор, так пусть еще худшая судьба выпадет тебе, и твоим землям, и этим рыболюдям, которых ты приютил в своем логове. Поедатели грязи, в грязи живущие, скверна мира… – Его голос поднялся до крика. – Ты наплевал на имя своего Дома и едва не обратил во прах наш род…
Чем ярче пылала ярость Элдора, тем холодней становилось лицо Зарстора. Воины в чешуйчатых доспехах сплотились вокруг него. Руки их зависли над рукоятями мечей в ножнах, а глаза метались по залу, словно они ждали нападения врага с любой стороны.
– Спроси себя, Элдор – заговорил Зарстор, когда тот прервался, переводя дыхание, – с кем ты вступил в союз? Какой ценой заплатил за Проклятие? Не продал ли ты Варр…
– Ах-х-х! – В ответ раздался вопль чистой ненависти.
Но внимание Бриксы привлекло движение в конце стола – слабое, едва заметное.
Птица-женщина, держа в руке кубок, пристально вглядывалась в его глубину. Увиденное там увлекло ее больше ссоры двух владетелей. Голова ее качнулась вперед, будто клюнула. Зачерпнула содержимое кривым клювом или, наоборот, сплюнула в кубок? Этого Брикса не поняла. Но следующим движением она стремительно отшвырнула от себя кубок на середину стола прямо перед троном Элдора.
Вспышка – бывает ли пламя черным? – полыхнула, когда кубок ударился о стол, расплескав свое содержимое. Раздались крики. Все разбега́лись от взвившихся языков черного пламени.
Даже Элдор подался назад, вскинул руки, заслоняя лицо. А все прочие – и зеленая дама, и остальные – бежали от хлыстов вздымающегося пожара.
Огонь делался темнее, поднимался выше. Он заслонил собой всё. Брикса успела еще заметить бегущих к выходу и среди них – Зарстора и его чешуйчатых воинов.
В то же время она ощутила, как шкатулка в ее руке – подарок Уты – нагревается… Нет, раскаляется, так что держать ее сделалось пыткой. Но и разжать пальцы она не могла.
Зал пропал вместе с черным пламенем. Девушка повисла в серой пустоте. Она заметила, что дышит тяжело и жадно, словно легким не хватало воздуха.
Затем в серости проступила земля – голая, изрезанная бороздами, но не плуг пахаря проложил их. Нет, казалось, землю раз за разом рубили мечом, рассекая ударами все жизненные жилы, выпуская соки.
Туман все поднимался, открывая простор серой изнасилованной земли. Но Брикса откуда-то знала, как хороша была эта страна, пока на нее не пала Тень. Она видела опрокинутые, изъеденные временем стены со следами копоти и угадывала, что прежде здесь высился большой замок, гордый и прекрасный.