Теперь – с двух сторон из-за раздвинувшегося занавеса тумана – выступили двое мужчин. Каждого окружало видимое глазу облако, в котором девушка распознала ненависть, разъедавшую их, пока ни в одном не осталось жизни. И это место было не их миром (Брикса мимолетно удивилась, откуда ей это известно), а скорее адом, который они сами для себя создали вне времени. Кто бы из них ни был прав вначале, теперь оба были осквернены войной, она не отпускала их, и в отчаянии и ярости они обращались к Тьме, потому что Свет не поддерживал их. Теперь они были обречены вечно блуждать в своем аду.
Изрубленные кольчуги, заржавевшие от крови. На перевязях нет мечей. Из оружия у них осталась одна ненависть.
Вот один поднял руку и метнул в противника шар яростного гнева. Шар разбился о нагрудник, рассыпавшись дождем темных искр. Второй отступил на шаг или два, но не упал.
Удержавшись на ногах, он ударил в ладоши. Хлопка не прозвучало, но метнувший шар затрясся с головы до ног, как молодое деревце под ударом зимней бури.
Брикса, не желая того, против воли продвинулась вперед, так что оказалась посередине между противниками. Те медленно повернули головы, и она увидела лица в тени побитых шлемов. Черты их ссохлись, смятые страстью, но она узнала Элдора и Зарстора – состарившихся в ненависти.
Оба протянули к ней руки – не в мольбе, а требуя. И голоса их слились в один резкий приказ:
– Проклятие!
Нет, эти не растаяли, как другие до них, – двуногий волк, Жаба… Ута… Напротив, их фигуры проступили четче, ярче. Видя, что девушка не шевельнулась, Элдор заговорил снова:
– Отдай его мне, я сказал! Оно мое. Я трудился над ним, я вступил в союз с теми, кому нельзя доверять, я многим пожертвовал ради него! Если не отдашь доброй волей, я призову на помощь тех, кто воздаст тебе за то, что сама выбрала, – потому что выбор за тобой.
С такой же настойчивостью заговорил Зарстор:
– Оно мое! Оно было создано, чтобы сломить меня и моих сторонников, и по праву Силы я должен получить его, чтобы отразить его удар, чтобы своей рукой воздать ему созданное мне на погибель. Оно должно достаться мне!
В руке Бриксы лучилась теплом шкатулка. А в другой руке лежал цветок. Странной ощущалась их тяжесть, и еще удивительнее, что вес их был одинаков, а она казалась себе сейчас подобием застывших в равновесии весов. Непостижимо для нее, здесь творился суд, и ей предстояло рассудить двоих в деле, о котором она ничего не знала. Один угрожал ей – Элдор. В словах Зарстора можно было услышать оправдание и мольбу.
– Я его создал!
– Я против него сражался!
Два голоса слились в один.
– Зачем?
Ее вопрос ошеломил обоих. Как могла она рассудить по справедливости, не зная, что заставило их вцепиться друг другу в глотки?
С минуту они молчали. Затем Элдор шагнул к ней, протянув руки, словно готов был, если придется, вырвать шкатулку силой.
– У тебя нет выбора, – с яростью выговорил он. – На мой призыв неизбежно отзовутся. И тогда ты погибла.
– Если боишься, отдай его мне! Но тогда ты не узнаешь, что его угрозы – пустой звук, – вмешался Зарстор. – Если же отдашь ему, тебе до конца жизни ходить под сенью страха – и после смерти тоже! Так же как мы обречены проклятием скитаться здесь.
Шкатулка и цветок…
Брикса наконец сумела отвернуться от этих двоих, впившихся в нее взглядами. Она опустила глаза на свои ладони – чаши весов в равновесии.
Шкатулка открылась! В ней лежал округлый камень, и по нему перетекал слабый свет. Серый свет, словно пелена Тени, если Тень и Свет могут быть едины. Цветок также раскрылся во всю ширь, и из него лился Свет – не чистой белизны, как прежде, а зеленоватое сияние, ласкавшее и утешавшее взгляд.
– Так вот оно, Проклятие, – медленно проговорила Брикса. – Зачем ты его создал, Элдор, скажи правду, зачем?
Он ответил с угрюмым ожесточением:
– Потому что должен был победить врага.
– Нет, – покачала головой Брикса. – Не должен был, а хотел, не так ли? А почему он стал твоим врагом?
Резкое лицо помрачнело еще больше.
– Почему? Потому что… потому что… – Он сбился, прикусил губу.
– Забыл? – спросила девушка, видя, что он все медлит с ответом.
Он сверкнул глазами, но не ответил. Она повернулась к Зарстору:
– Почему он возненавидел тебя настолько, что пошел на такое зло?
– Я… Я…
– И ты забыл. – Она уже не спрашивала. – Но если вы уже не помните, почему стали врагами, какая разница, у кого в руках Проклятие? Оно вам больше не нужно, правда?
– Я Элдор! И поступлю с Проклятием, как сочту нужным!
– Я Зарстор! И Проклятие привело меня сюда… – Он взмахнул руками, указывая на истерзанный мир кругом, и руки его сжались в кулаки.
– Я Брикса, – сказала девушка, – и… сейчас даже не знаю, что еще. Но то, что обитает во мне, говорит: да будет так!
Она поднесла цветок к открытой шкатулке, и он пролил зеленоватое сияние на серый камень.
– Сила разрушения и сила роста, сила жизни. Посмотрим, кто победит даже здесь!
Серая пленка на камне теперь не переливалась. Она застыла коркой на его поверхности.
И в пролившемся сверху зеленом луче корка эта треснула, отшелушилась, выпустив наружу новое сияние. Между тем цветок увядал, сворачивал лепестки, ссыхался. Брикса хотела отдернуть его от жадного камня, но руки ей не повиновались. Цветок ссыхался и морщился, между тем как камень наливался светом. И не серым светом смерти – этой земли, которая была ловушкой, – нет, в его сердце разгоралась зеленая искра, словно зерно готовилось прорвать защитную оболочку и выпустить наружу новую жизнь.
От цветка осталась сухая, хрупкая шелуха. А потом и вовсе ничего не осталось. Ладонь была пуста. Но и шкатулка в другой ладони крошилась, выпуская из себя камень. Вот она уже рассыпалась пылью.
В камне больше не было Света. Если в нем и обитала Сила, она была скрыта лучше, чем Сила цветка. Зато от его красоты Бриксу объял трепет. Тогда она отвела взгляд, обратила его к Элдору, к Зарстору.
Она протянула камень Элдору:
– Ты все еще хочешь его получить? Думаю, это уже не то, что ты когда-то создал. Но хочешь ли ты взять его?
Морщины, делавшие его лицо старым и изможденным, разгладились. Гордость и властность остались, но за ними стояло другое – свобода! Взгляд его светился, но, когда девушка поднесла камень ближе, Элдор поспешил отдернуть руку:
– Этого я не делал. И не моя Сила его наполняет. Я не вправе больше называть его своим.
– А ты? – обратилась Брикса к Зарстору.
Он смотрел только на камень, не замечая ее. И ответил, не поднимая глаз:
– То, что должно было стать моим Проклятием, – нет, это не оно. В Зеленой магии жизнь, а не смерть. Правда, то, чем это было прежде, погубило меня. Но я не могу разбить его, как разбил бы Проклятие, чтобы выпустить на волю его зло. Это, госпожа, принадлежит тебе, поступай с ним, как знаешь. Потому что… – Он поднял голову, и в его лице были мир и покой, а за ними – великая усталость. – Потому что гис, привязавший нас к этому, нами же созданному миру, снят. И для нас пришло время отдыха.
Они оба отвернулись от Бриксы. Зарстор шел плечом к плечу с Элдором. Так – братьями по щиту, а не смертельными врагами – они ушли в туман по открывшейся только им дороге.
Брикса баюкала камень в ладонях. И, словно очнувшись от глубокого сна, с зародившимся беспокойством озиралась кругом.
Она не сомневалась, что это место не принадлежит ее времени и ее миру. Как же ей вернуться к себе? И возможно ли вернуться? Из зерна беспокойства быстро прорастала паника. Она громко позвала:
– Ута! Двед! – И наконец: – Марбон!
Она прислушалась, вопреки всему надеясь на ответ, на подсказку. И крикнула снова, громче, и не услышала ничего, кроме своего замирающего вдали голоса.
Имена… Она знала, что все имена обладают собственной силой – они такая же часть человека, как его кожа, волосы или зубы. Они даются в час рождения, и с этой минуты им может угрожать зло, их может укрепить добро. Теперь в помощь ей остались только имена. Правда, двое из тех, кого она призывала, ничем с ней не связаны и едва ли стремятся ей помогать, а третья – звериного, чужого ей рода. Может быть, нет на свете таких нитей, которые притянули бы ее обратно.
Брикса подняла сложенные чашечкой ладони, вгляделась в камень. Поистине, это предмет Силы. Он был создан, чтобы навлечь зло. Элдор (или та его часть, что пребывала здесь) сам это признал, и Зарстор с ним согласился. Но цветок каким-то образом обезвредил злую Силу. Станет ли камень служить ей, не обладающей никакой Силой, не учившейся искусству Мудрых?
– Ута… – На сей раз она не выкрикнула имя в туман, а тихо обратилась к камню. – Ута, если ты еще питаешь ко мне добрые чувства… Если есть в тебе желание меня спасти… Ута… Где ты?
И вновь по камню побежала световая рябь. Зеленая искра в его глубине росла и ширилась. Брикса старалась направить все свои мысли к Уте.
Темное пятнышко сложилось в острое ухо, открылись щелки глаз, очертилась голова. И голова эта проталкивалась сквозь поверхность камня. Брикса, уже почти разучившаяся удивляться, опустила руку к земле. Крошечное подобие кошки, проступая из камня, приобретало объем. Полностью высвободившись, оно спрыгнуло на землю.
Туман, смыкавшийся с тех пор, как скрылись Элдор с Зарстором, сбился клубами, отступая от кошки. Маленькая Ута повернула головку к девушке, разинула крошечный рот. Может быть, мяукнула, хотя Брикса не уловила звука. И рысцой побежала прочь, повела девушку за собой.
Туман затопил ей ноги до колена. Но кошку он не скрывал, вокруг нее сохранялось и двигалось вместе с ней чистое пространство. Брикса, заметив, что наваждение – или что это было? – удаляется все быстрей, тоже заспешила.
Она не могла бы сказать, сколько они прошли по этой невидимой земле. Но вот ее проводница замедлила шаг и, к отчаянию девушки, стала таять.
– Ута! – взвизгнула Брикса. Через кошачье тельце уже видно было насквозь – так быстро оно растворялось в тумане.