[5]Рассказ
Танри облизывала израненные, горящие от морской соли кончики пальцев. Волосы, отяжелевшие так, что их не трепал ветер, липли к обожженному песком лицу.
Пока что довольно и того, что она живой вырвалась из бурного моря. Да, для сулькарцев море – это жизнь, но оно же и смерть. Вопреки воспитанному в ней смирению, жажда жизни заставила Танри пробиваться к берегу.
Над головой пронзительно кричали чайки. В их голосах звучало такое отчаяние, что Танри подняла голову к мрачному после бури небу. Птицы завидели грозного врага. Широкие темные крылья, грудь с белым клинышком перьев – ошибки быть не могло. Сокол спикировал, схватил беспощадными когтями одну из чаек и унес жертву на вершину утеса.
Сидя на скале, он терзал добычу острым клювом. С его лап свешивались шнурки – знак службы.
Сокол.
Девушка сплюнула песчинки, обхватила руками исцарапанные колени, кое-как прикрытые сорочкой. Килт она сбросила вместе со всей одеждой, когда ныряла с бьющегося о пенные рифы корабля.
Корабль!
Она вскочила, обернулась к морю. Ярость шторма еще вздымала волны. На клыках рифов повис ее «Вепрь». От мачт остались одни обрубки. На глазах у Танри новая волна подхватила корабль и ударила о камни. Судно быстро разваливалось на части.
Танри задрожала, оглядывая узкую полоску песка. Спасся ли кто-то еще? Сулькарцы вскормлены морем – не может быть, чтобы ни один не добрался до берега.
Вклинившись между двумя камнями, чтобы не утащили в море отступающие волны, лицом вниз лежал мужчина. Танри подняла пальцы с обломанными ногтями, начертила ими знак Воттина, вознесла вековечную мольбу:
Ветер и волны,
Мать Море,
Ведите нас домой.
Гавань далека,
Коварны волны,
Но вашей силой
Сулькар спасется!
Человек пошевелился? Или ей это померещилось из-за воды, омывающей его?
Но этот человек… Он был не из сулькарской команды. Туловище от шеи до бедер затянуто в кожу, ноги обвиты водорослями.
Сокольник!
Она сплюнула запекшимися от соли губами. Правда, сокольники по давнему договору с сулькарцами служили наемными бойцами на их кораблях, но они всегда держались наособицу, эти крепкие молчаливые мужчины. В сражении хороши, да, надо отдать им должное. Но кто знает, что у них в головах, вечно укрытых шлемами в виде хищных птиц. Впрочем, этот, видно, сбросил боевое снаряжение и от этого казался непривычно голым.
Она услышала резкий крик. Сокол, насытившись, слетел к телу. Птица опустилась на песок, куда не доставали волны, и кричала, будто хотела разбудить хозяина.
Танри вздохнула. Она знала свой долг. Волоча ноги по песку, двинулась к лежащему. Сокол снова вскрикнул, всем видом выражая угрозу. Девушка остановилась, с опаской рассматривая птицу. Такие обучены бою, метят в глаза, в открытое лицо врага. Они для своих хозяев – тоже оружие.
Она заговорила вслух, как если бы обращалась к равному:
– Я не сделаю зла твоему господину, летун.
Она протянула к нему руку в древнейшем жесте мира.
Глаза птицы – крошечные тлеющие угольки – встретили ее взгляд. Танри почудилось, что разума в них больше, чем в глазах обычной птицы. Танри осторожно приблизилась к бесчувственному мужчине, и сокол больше не кричал, хотя в его упорном взгляде светилась угроза.
Танри была не из слабаков. Высокая и сильная, как все ее соплеменники, она была привычна поднимать тяжести, тянуть корабельные канаты, перетаскивать груз, если грузчиков не хватало. Сулькарцы проводили жизнь на корабельной палубе, женщины работали наравне с мужчинами.
Она наклонилась, подхватила сокольника под мышки, оттащила подальше на сушу и перевернула лицом к небу.
В последнем плавании «Вепрь» взял на борт дюжину наемников (поскольку шел на юг, где в море еще рыскали акулы-пираты), но Танри их друг от друга не отличала. Они не снимали закрывавших лицо шлемов и держались особняком, только их командир при необходимости заговаривал с корабельщиками.
Лицо мужчины покрывала корка песка, однако он дышал – грудь под промокшим кожаным жилетом слабо поднималась и опускалась. Танри смахнула песок с его тонких губ, прочистила ноздри. Между припорошенными песком бровями залегли глубокие морщины, на лице застыла маска суровости.
Танри снова села на пятки. Что ей известно о товарище по несчастью? Прежде всего то, что жизнь сокольников протекала в строгих и узких рамках, с какими не смирился бы другой народ. Никто не знал, где исток их рода. Много поколений назад что-то погнало их в странствия, тогда-то они и встретились с народом Танри, тогда между ними возникла связь – сокольники искали пути на юг от берегов, к которым причаливали только сулькарские корабли.
Они просили взять на борт все племя – около двух тысяч, из которых две трети – бойцы, каждый с обученным соколом на руке. Но отличал их от всех племен другой обычай. Женщины и дети с ними были, но ни кланов, ни семей у них не было. Сокольники видели в женщинах лишь средство вынашивать детей. Женщинам отводили отдельные поселения и посещали их только с дозволения и по выбору командиров. Лишь эти краткие встречи связывали два пола.
Сперва они двинулись в Эсткарп, потому что знали, что древнюю страну теснит враг. Но непреодолимая преграда не позволила эсткарпцам принять их на службу.
Правившие в Эсткарпе колдуньи сочли про́клятым народ, так обходившийся со своими женщинами. Тогда сокольники пробрались в незаселенные южные горы, построили свои гнездовья между Эсткарпом и Карстеном. В годы Великой войны они сражались плечом к плечу со Стражами Границ Эсткарпа. Но когда истощенный Эсткарп столкнулся с превосходящей мощью Карстена и колдуньи величайшим напряжением Сил (погубившим кое-кого из их числа) изменили сам лик земли, заранее предупрежденные сокольники поневоле вернулись на равнину.
Их к тому времени осталось мало, и мужчины искали любой службы. За Великой войной пришли смута и безвластие. Те, кто знал в жизни только войну, становились разбойниками, и хотя в самом Эсткарпе сохранилось подобие порядка, почти все прочие земли считались опасными. Танри подумалось, что этот сокольник, когда он без шлема, кольчуги и оружия, похож на любого мужчину Древней расы. Темные волосы, припорошенные песком, казались черными, кожа была бледнее ее загорелых рук. Острый нос походил скорее на кривой клюв сокола, и глаза у него были зеленые. Да, глаза открылись и смотрели на нее. Брови сдвинулись еще строже.
Мужчина, попробовав сесть, скривился от боли. Танри не читала мыслей, но была уверена, что свою слабость перед ней он принял как пощечину.
Сокольник снова попытался подняться, отодвинуться от нее, опираясь на руки. Одна рука подломилась. Девушка склонилась к нему – наверняка сломана кость.
– Нет! Ты… женщина! – В его голосе прозвучало такое отвращение, что она разозлилась.
– Как хочешь.
Она распрямилась, нарочно развернулась к нему спиной, отошла по песчаной полоске за утес близ поросшего водорослями рифа.
Ярость шторма, как обычно, принесла дары – что-то было сорвано с палубы «Вепря», что-то выброшено прежними бурями. Танри заставила себя сосредоточиться на поисках чего-нибудь полезного.
Она представления не имела, далеко ли отсюда до знакомых ей стран. Буря отбросила корабль далеко за границы Карстена. А по нынешним временам всего неизвестного следовало остерегаться.
В клубке морской травы что-то блеснуло. Танри поспешила подхватить, пока волны не унесли находку в море. Нож… нет, кинжал длиннее обычного ножа – каким-то чудом воткнулся острием в обломок доски. Она не без труда высвободила лезвие. Десятидюймовый клинок еще не успел заржаветь.
Какая удача! Крепко стиснув зубы, девушка зашагала к сокольнику. Тот закрывал глаза здоровой рукой, словно заслоняясь от мира. Нахохлившийся сокол рядом с ним гортанно вскрикивал. Танри с кинжалом в руке встала над обоими.
– Послушай, – холодно заговорила она. Не бросать же беспомощного в беде, хотя бы он и презирал ее помощь. – Слушай, сокольник, думай обо мне что хочешь. Я тоже не собираюсь распить с тобой чашу дружбы. Но раз море нас выплюнуло, значит не пришел еще наш час искать Последних Ворот. Жизнью так просто не разбрасываются. А потому… – Она встала рядом с ним на колени, заодно подтянув к себе валявшуюся поблизости деревяшку. – Согласишься ли ты обратиться к моему лекарскому искусству – уж какое оно ни есть? А оно, – откровенно призналась девушка, – невелико.
Он не убирал заслонявшей глаза ладони. Но и не отшатнулся, когда она разорвала на нем рукав рубашки и стеганого подлатника, обнажив плечо. Танри не слишком нежничала – медлить означало только затягивать боль. Мужчина не издал ни звука, пока она вправляла кость (слава Силе, перелом оказался простой) и обрывками собственной сорочки приматывала ему предплечье к дощечке-лубку. Только когда она закончила, он взглянул на девушку:
– Плохо?
– Перелом чистый, – заверила она. – Только… – Она смерила скалу хмурым взглядом. – Как ты, однорукий, туда вскарабкаешься?
Он с трудом сел – у Танри хватило ума не помогать ему. Опираясь на здоровую руку, он сумел окинуть взглядом скалы и море. И пожал плечами:
– Не важно…
– Это важно! – вспылила Танри.
Она пока не видела, как им обоим выбраться из этой бухты. Но не сидеть же здесь, пленницей скал и волн?
Она тронула пальцем нож-кинжал и снова принялась разглядывать скалы. Сунуться снова в воду – их разобьет о камни. А скальная стена вокруг бухты выветрена, хватает уступов и впадин, чтобы зацепиться и поставить ноги. Она прошлась вдоль короткого берега, изучая обрыв. У сулькарцев головы на высоте не кружатся, а сокольники – горные жители. Жаль только, этот не отрастил крыльев, как его летучий соратник.
Крылья! Она постукивала себя по зубам кончиком кинжала. В голове мелькнула мысль, и Танри крепко ухватила ее за хвост. И поспешно вернулась к мужчине.