В Высшем Холлаке никогда не бывало королей, все знатные лорды там были ровней друг другу. Никто не поддержал бы одного, пожелавшего возвыситься над остальными. Но Хигбольд был не из их общества, и лордам оставалось либо объединиться против него, либо признать его власть. И все же те, кто должен был первым восстать против его возвышения, почему-то медлили.
Между тем распространились слухи о некоем человеке, живущем на кромке трясины и умеющем укрощать самых диких зверей. И даже продавать их. Один предприимчивый купец в поисках диковинок не поленился свернуть с большой дороги. В Клавенпорт он вернулся с тремя странными животными.
Они были невелики, но во всем напоминали свирепых снежных котов, что водились в горах. Только эти были очаровательно ручными, такими кроткими, что жена того купца и многие знатные дамы сразу захотели обзавестись такими питомцами. Купец дважды возвращался на край трясины и привозил новых котов – к своей большой выгоде.
Потом ему понадобилось разрешение на вывоз, и пришлось идти к Хигбольду. В крепость он, по обычаю, явился с «подарком» – с одним из своих котов. Хигбольд не отличался любовью к животным. Лошадей он использовал только для езды, и в его залах не разгуливали охотничьи собаки. Но кота он принял – для жены. Быть может, подумал, что давно не оказывал ей внимания, и решил прикрыть грубость щедростью.
Вскоре после того ему стали сниться сны. А надо сказать, в его прошлом хватило бы ужасов на кошмары для целого войска. Однако снилось ему не прошлое, а настоящее и мрачное будущее. Во сне – таком ярком, что, проснувшись, он всякий раз вскакивал на кровати и звал слуг со свечами, – он раз за разом терял принесенный Эльфрой перстень, залог всех его успехов.
Перстень этот он носил скрытно – на груди под одеждой. Но во сне колечко всякий раз ускользало со своего места, и Хигбольд стал спать, сжимая его в кулаке.
А однажды утром, проснувшись, не увидел перстня. И чуть не погиб от испуга, пока кольцо не нашлось в складках постели. Ночные страхи довели его до того, что Хигбольд стал на ночь класть перстень под язык. А нрав его сделался таков, что всякий, имевший с ним дело, опасался за свою жизнь.
Однажды ночью он опять увидел сон, на этот раз неотличимый от яви. Что-то подкралось к изножью его постели и медленно поползло дальше, к подушкам в изголовье. Хигбольд не мог шевельнуться, а лежал, обливаясь потом, и ждал.
Напавший на него чих прервал кошмар. Кольцо, вылетев изо рта, лежало на одеяле. А рядом с ним лежал странный кот с глазами, светящимися не по-кошачьи: в них горел недобрый разум, вселившийся в маленькое кошачье тельце. Глаза зверька холодно смерили человека, и тот застыл, не смея протянуть руку к перстню. А кот как ни в чем не бывало взял в пасть зеленый камешек с красными прожилками, спрыгнул с кровати и был таков.
Хигбольд закричал, хватая руками воздух. Но зверек уже шмыгнул за дверь опочивальни, проскочив между ногами сбежавшейся на зов господина стражи. Хигбольд, гонясь за ним, растолкал своих людей.
– Кот! – Его крик переполошил всю крепость. – Где кот?
Но случилось все это в самый сонный предрассветный час, и люди, разбуженные его воплями, еще долго моргали, приходя в себя.
Хигбольд понимал, что в крепости сотни, если не тысячи мест, где может укрыться маленький зверек – или куда он может закатить украденную игрушку, так что никто не отыщет. Взбешенный этой мыслью, он поначалу метался как сумасшедший, требуя изловить кота.
А потом ему доложили, что часовые видели, как кот перескочил через стену и ушел из крепости и из города. В глубине души Хигбольда зародился смертный холод – это был конец всем его замыслам. Ведь если крепость полна щелей и тайников, что сказать о полях и лесах?
Онемев от огромности потери, он возвратился в свои покои. И там бил кулаком о камень стен, пока боль не прорвалась в измученный ум, позволив снова мыслить ясно.
Животное можно выследить. Он держал собак на псарне, хоть и не тратил никогда времени на любимый высокородными господами звериный гон. Он устроит на этого кота такую охоту, какой еще не бывало в Высшем Холлаке. Придя в себя, он стал отдавать приказы таким голосом, что все вокруг ежились и искали, где бы спрятаться.
Охота началась перед рассветом – из крепости выехал маленький отряд. Хигбольд взял с собой только ловчего с лучшими легавыми и оруженосца.
След был свежим и ясным, собаки бодро бежали по нему. Но скоро им пришлось свернуть с большой дороги в поля. По бездорожью люди скакали не так быстро, и псы их опередили. Лай своры говорил отставшим охотникам, что собаки еще держат след. Хигбольд, смиряя страх тугой уздой, не торопил коня, но вся его осанка говорила, что, отрасти он крылья, не замедлил бы взмыть на них в воздух и помчаться вперед.
Места становились все глуше. Лошадь оруженосца охромела от усталости, ему пришлось отстать. Хигбольд даже не оглянулся на юношу. Солнце поднялось высоко, впереди лежала гладкая зелень трясины. Леденящий холод в душе Хигбольда подбирался к сердцу. Если кот добрался туда, след его пропадет.
У границы этой мрачной страны след резко взял в сторону и потянулся по краю, словно зверек решил не доверяться манящей безопасности болот.
Наконец они подъехали к хижине, выстроенной из того, что давала эта глухая страна: стены из камней и булыжника, крыша из сучьев и веток. Собаки перед этой хижиной шарахнулись, словно наткнулись на невидимую стену. С визгом бросившись вперед, они снова отлетели и будто обезумели от ярости.
Их хозяин сошел с измученного коня и кинулся вперед. Но и ловчего встретила преграда. Споткнувшись, едва удержавшись на ногах, он выбросил вперед руки, повел ими вправо и влево. Казалось, ладони скользят по прочной стене.
Хигбольд, спрыгнув с седла, шагнул к псарю:
– Что такое? – Он заговорил впервые за много часов, и его голос царапал ухо.
– Здесь… здесь стена, господин, – выговорил ловчий, пятясь и от преграды, и от Хигбольда.
Хигбольд не замедлил шага. Он обошел ловчего и скулящих, жмущихся брюхом к земле собак. И человек, и его псы сошли с ума. Не было там никакой стены, только эта хижина и в ней – то, что он ищет.
В раздражении он с силой ударил по хлипкой двери, и та распахнулась.
Хигбольд увидел перед собой грубо сколоченный стол и табурет. На табурете сидел Калеб. На столе мурлыкал под ласковой рукой человека кот. Рядом с ним лежало кольцо.
Хигбольд потянулся схватить свое сокровище. Едва увидев его, он забыл все на свете. Ни кота, ни человека для него больше не существовало. Но вторая рука Калеба легко накрыла кольцо, и Хигбольда приковало к месту.
– Хигбольд, – прямо обратился к нему Калеб, не тратя слов на почтительное титулование. – Ты злой человек, но достиг власти – слишком большой власти. В последний год ты очень умно ею распоряжался. Еще немного, и корона у тебя в руках – разве не так?
Он говорил тихо и свободно, словно не ведал страха. Оружия у него не было – кроме того, что под ладонью. Хигбольд от ненависти забыл о страхе, ему сейчас хотелось одного: разбить лицо Калеба в кровавую кашу. Но он и пальцем не мог шевельнуть.
– Ты, мне думается, – продолжал Калеб, – получил от него много добра.
Он приподнял ладонь, открыв перстень.
– Мое! – Хигбольд едва не сорвал горло криком.
– Нет, – покачал головой Калеб, говоря мягко, словно с ребенком, который требует чужую игрушку. – Я расскажу тебе, Хигбольд. Этот перстень – подарок, он дан мне по доброй воле. Я сумел немного облегчить смерть создания, не принадлежащего к нашему роду и замученного насмерть твоими братьями по духу. Ее застигли врасплох, не то она бы защищалась – ты сейчас на себе испытываешь, какая у нее была защита. Но ее взяли обманом и обошлись с ней так жестоко, что всякому стало бы стыдно за человеческий род. Я пытался помочь, но мало что сумел сделать. Мне оставили этот знак – и мое право на него подтвердили ее сородичи. Впрочем, время его действия ограниченно. Я хотел использовать его во благо. Тебе это смешно, Хигбольд?
Ты же, прикрываясь именем жены, заставил меня прийти на помощь женщине, которую я считал обиженной тобой. Я был слеп и сам пустил в дом измену. Я – простой человек, но кое-что по силам и простым людям. Принять Хигбольда как верховного короля этих земель – это зло за пределами наших желаний и страхов.
И потому я обратился к обитателям болот и с их помощью расставил ловушку, чтобы завлечь тебя сюда. Ты в нее и попался, проще простого. А теперь…
Он поднял ладонь, оставив перстень лежать на столе. Камень будто светился, и Хигбольд прикипел к нему взглядом, ничего больше не видя. За пределом его взгляда, в стороне от сияния зеленого с красным камня, прозвучал голос:
– Возьми кольцо, раз ты так этого хочешь, Хигбольд. Надень его снова на палец. А потом ступай и бери свое королевство!
Хигбольд понял, что рука его свободна, и протянул ее. Пальцы сжали кольцо. Торопливо, пока не вернулось колдовство, Хигбольд надел его на палец.
Он больше не взглянул на Калеба – выбежал из хижины, словно там и не было никого. Собаки, лежа на брюхе в грязи, вылизывали сбитые лапы. Ловчий сел на пятки, уставившись на вернувшегося господина. Обе лошади стояли, понурив головы, роняя пену с удил.
Хигбольд не подошел к коню и не заговорил с заждавшимся его ловчим. Нет, он обратился лицом на запад или чуть южнее. И, словно увидел перед собой желанную цель, зашагал прямо в трясину. Ловчий не пытался его остановить. Он, разинув рот, смотрел вслед, пока туман не поглотил человека.
Из хижины вышел Калеб с котом на плече, встал как ни в чем не бывало. Он первым и нарушил молчание:
– Воротись к своей госпоже, мой друг, и скажи ей, что Хигбольд ушел искать свое королевство. Он не вернется.
Потом и он тоже канул в болотный туман, и больше его никто не видел.
Ловчий, вернувшись в Клавенпорт, рассказал госпоже Исбель все, что видел и слышал. Тогда она собралась с силами (словно избавившись от лежавшей на ней тени или действия яда) и вышла из своих покоев. Она приказала раздать богатства Хигбольда людям.