Я сел за обеденный стол, взял из миски яблоко и надкусил его.
– Тебе следует научиться договариваться со своими родителями.
Она бросила на меня сердитый взгляд.
– Мои родители хотят управлять мной, Эм. Ты бы смирился, если бы кто-то диктовал тебе, как жить?
Я ухмыльнулся. Это казалось неуместным. Страшным, словно гром в теплый летний вечер.
– Я бы никому не позволил распоряжаться мной, Изобель. Никому.
– Я тоже. Вот почему я здесь.
– Ты здесь, потому что хочешь быть рядом со мной. – Яблоко треснуло, когда я снова надкусил его. – Я ненавижу лжецов. Придерживайся правды.
– Я не лгала.
Я повертел яблоко между пальцами.
– Ты позволяешь, чтобы с тобой делали что угодно. И эти «случайные» ночные прогулки – твой маленький бунт, когда мама и папа не смотрят.
Она поднялась на ноги. Волосы высохли и от жара камина сделались волнистыми.
– Тогда скажи мне, что, черт возьми, я должна делать, Эм? Ты знаешь, какую власть имеют над нами родители!
– Знаю ли я это? – Я поднял бровь и посмотрел на яблоко. Оно было все искусано и покрыто гнилыми пятнами. Так похоже на меня. – Может быть, мне стоит спросить свою мать, сосланную к Одиноким Сестрам, правда ли это. Или моего отца, который вонзил нож себе в грудь после того, как она ушла.
Черты лица Изобель смягчились.
– Боже, Эм. Мне очень жаль.
– Почему?
– Потому что…
– Если тебе сначала нужно подумать, о чем ты сожалеешь, ты понятия не имеешь. Не лишай этот жест ценности, легкомысленно извиняясь, не зная за что.
Изобель пальцем водила по фонарю на каминной полке. Она делала вид, что осматривает железную ручку. Я бросил яблоко в ведро рядом с импровизированной кухонной столешницей и встал. Бесшумно, потому что эти хищные движения глубоко укоренились во мне. Я пересек комнату. Стоя перед Изобель, я прислонился плечом к каминной полке и положил палец ей под подбородок. Огонь отражался в ее радужках.
– Хотелось бы мне ненавидеть тебя, Эм.
– Было бы лучше, если бы ты ненавидела.
– Я не могу.
– Я знаю.
Она опустила взгляд. Ее веки дрогнули, прежде чем Изобель подняла глаза.
– Как долго это должно продолжаться? Как долго я должна бегать за тобой и терпеть, когда ты отталкиваешь меня?
Я склонил голову. Ее кожа казалась слишком мягкой для моих грубых пальцев, как будто мы были из разных миров.
– Так долго, пока ты не поймешь, что мы с тобой не можем быть вместе.
Ее подбородок дрожал.
– Кто это говорит?
– Закон жизни.
– Нет такого понятия, как закон жизни, Эмилль!
Я улыбнулся. Мой большой палец переместился выше и провел по ее скуле.
– Для меня это так, рыжик. – Я опустил руку, и моя улыбка исчезла. – Я никогда не смогу дать тебе того, чего ты от меня хочешь.
Она прерывисто задышала.
– Как ты можешь смотреть на меня так, как будто я для тебя все, а потом говорить такие вещи?
– То, как я смотрю на тебя, – это твоя интерпретация. Однако я могу заверить, что смотрю на тебя и ничего не вижу. Просто очередная девушка из нашего народа, чьи родители-католики более состоятельны и консервативны, чем следовало бы.
Изобель издала звук, похожий на сдавленный крик ярости. Рывком она протянула руку. Всего через миллисекунду я почувствовал воздух, измененный с помощью воды.
Я оказался быстрее ее. Инстинктивно поднял руку, и вода остановилась. Я почувствовал сопротивление ее силы и сжал руку, сопротивляясь давлению, пока вода не отступила и не пролилась на пол.
Я надменно улыбнулся ей в ответ. Кончики наших носов были очень близко друг к другу. Я почувствовал тонкий аромат ее цветочных духов. С ним смешался запах боевого пота, копоти и тонкой соляной пленки.
– Какая безнадежная попытка, рыжик.
Дыхание Изобель сделалось учащенным и тяжелым. Я чувствовал его на своих губах.
– У нас тобой всегда все безнадежно, Эм. Но кем бы я была, перестав надеяться?
Я не мог игнорировать ее близость. Когда между нами было расстояние, мне это удавалось. Но не тогда, когда я чувствовал ее, когда чувствовал запах Изобель, и когда ее чертово эльфийское лицо было всего в миллиметрах от моего.
Я наклонился вперед. Мои губы коснулись ее. Она затаила дыхание. Но, когда я понял, что Изобель хотела большего, что она тоже наклонилась, чтобы перейти от этого нежного прикосновения к чему-то большему, я отстранился.
– Уходи, Изобель. – Я отошел от нее и открыл дверь. Шторм приветствовал нас. – Иди и перестань надеяться.
Она продолжала стоять на том же месте. Изобель моргнула, как будто не понимала, что нас прервало. Но, когда осознание смягчило ее черты, я понял, какую сильную боль причинил ей. Изобель резко отвернулась. Она смотрела в другую часть комнаты, но я был уверен, что она ничего не видела. Затем Изобель промчалась мимо, не удостоив меня взглядом. Я закрыл дверь и больше не думал об Изобель Андерсон.
Я был жуликом. Я был нищим и отцом дочери, которую у меня могли отнять в любой день. Я был сыном без родителей и человеком без образования. Мужчина, который вырос на улице.
Я представлял из себя что-то, но ничего такого, чего заслуживала Изобель.
Хелена
Звук тикающих стрелок часов наполнял высокие стены библиотеки. Циферблат украшали узорчатые элементы из латуни. Половина одиннадцатого. Этот идиот опаздывал.
С недовольством я отодвинула стул; его ножки заскрипели по недавно вымытому паркету. Я обыскала ряды полок, пока не нашла учебник по истории Шотландии за шестнадцатый век. Мой палец блуждал по широким корешкам книг. Беззвучными движениями губ я читала названия. Я как раз вынимала историю шотландского общества за 1520–1586 годы, когда краем глаза заметила, что рядом с полкой появился высокий человек.
С невозмутимым видом я листала книгу.
– Ты опоздал.
– Возникли некие сложности. – Тираэль прислонился к полке. Верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты. Галстук отсутствовал. Это привело меня в бешенство, но я не знала, почему.
– Ты думаешь, что можешь так просто это делать?
– Что?
– Да все.
– Я не знаю, что ты имеешь в виду.
– То, как ты разговариваешь со мной. Твое надменное поведение. Заставлять меня сидеть в библиотеке. Опаздывать, потому что, «о да, это же просто Хелена, мне насрать на нее, круто».
– Круто?
– Но знаешь что? – Я приблизилась к нему, прижимая к груди собранные книги. – Я такого не приемлю.
– Боже правый. – Уголок его рта дернулся. – Хелена не приемлет такого.
Я прищурила глаза.
– Знаешь, можешь просто уйти. Я сделаю это одна. Тогда посмотрим, как ты потом профессору Робертсону…
– Ладно, увидимся. – Тираэль развернулся и пошел прочь бодрыми шагами, как будто я сделала ему подарок.
– Эй! – Я побежал за ним следом. – Куда ты собрался? Ты не можешь просто уйти!
Тираэль остановился и посмотрел на меня. Его лицо выражало театральное удивление.
– Нет? Но погоди минутку, что уж ты там говорила? – Он сделал вид, что задумался. – Ах, точно. Хелена не приемлет такого. Знаешь, твои слова меня напугали. Вот почему я сейчас ухожу и собираюсь спрятаться в темном углу. Я собирался поплакать в тишине и покое.
Я плотно сжала губы. Мое лицо горело.
– Ты останешься здесь. Если ты уйдешь сейчас, Тираэль, я клянусь, что очерню твое имя.
– Ох, боже ж ты мой! – Он схватился за грудь. – Очернишь имя! Пожалуйста, миледи, проявите милосердие. Мое сердце наполнено страхом…
Я ничего не ответила. Вместо этого сверкнула на него глазами, развернулась и направилась обратно к ряду полок. Он последовал за мной.
– Нам это не нужно, – сказал Бернетт, когда я взяла «Религиозную политику в эпоху Марии Стюарт».
– Ты не можешь этого знать наверняка.
– Могу.
– Ну конечно. Ты это читал? Нет. Так что оставь свое высокомерие и…
– Я читал эту книгу.
– Ага, конечно.
– В основном эта книга затрагивает пятого графа Аргайлла и то, какое влияние он оказал на политическую эпоху во времена правления Марии Стюарт. – Его губы сложились в подобие самодовольной улыбки. Это действовало обезоруживающе. И выглядело горячо. Боже, как я его ненавидела. Бернетта и его глупую улыбку.
– Неужели твоя жизнь настолько скучна, что ты проводишь свободное время за чтением толстых томов о прошлых веках?
– Иногда. – Он поднял руку и прислонил ее к полке. Мой взгляд на мгновение задержался на его бицепсах. – Но, может быть, я просто люблю читать.
– Не могу себе этого представить.
– Почему? – Он прикусил нижнюю губу и снова отпустил ее. Низ моего живота отреагировал покалыванием, которое я определенно не одобряла. Когда я заметила, что мой взгляд сфокусировался на его губах, я снова сосредоточилась на названиях книг.
– Не знаю. Ты не выглядишь как любитель книг.
– А я ведь говорил тебе, чтобы ты не воображала, что знаешь меня. – Тираэль оттолкнулся от полки, провел пальцем по корешкам и наконец вытащил книгу в кроваво-красном переплете. Держа одну руку под книгой, а другую на ней, он вручил ее мне. «Мария, королева Шотландии, убийца лорда Дарнли». – Вот это нам нужно.
– И почему я знала, что ты это возьмешь? – Я вздохнула. – Ты знаешь, что профессор Робертсон попросил нас пересмотреть свое мнение и составить новую характеристику?
Он взял с полки еще две книги.
– Не совсем, Иверсен. Мы не должны отказываться от своих мнений, мы должны объединиться.
– Это то же самое.
– Это не так. Я предпочитаю точность определений.
– Здорово.
Я прошла мимо него. Тираэль последовал за мной.
Я незаметно оглянулась.
– Если хочешь, я расскажу тебе, как сильно ты действуешь мне на нервы.
– Хелена, Хелена, Хелена. – Тираэль опустился на деревянный стол рядом с арочным окном, усаживаясь напротив меня. Его черные волосы блестели на солнце. Он изобразил искусственную улыбку и наклонился вперед. – Ложь – это симптом страха. Ты знала это?