Некоторое время я оторопело таращилась на него, даже не чувствуя холода. Лишь когда стало колоть пальцы, а тело мелко задрожало, спешно натянула пальто и застегнула до горла.
– Как же это… – вырвалось у меня.
Осознание, что за время, пока я превращалась в розовый куст, прошла осень заставило содрогнуться. За это время с Кириллом могло произойти ужасное. В голову полезли мысли одна другой страшнее, и среди них громадиной возвысился плохо очерченный облик ледяной колдуньи, окруженной клубами метели.
– Боже мой… – пробормотала я. – Надеюсь, он жив…
В груди сжималось от одной только мысли, что я опоздала. Но именно это и толкало вперед.
Поправив сумку и завязав ботинки, я поспешила подальше от дома Лапидуса Рембо, кудесника, который делает из людей цветы.
Двигаясь наугад по улице вверх, я прикидывала, смогу ли самостоятельно найти таверну «Сизый лось». В жизни привыкла все делать сама, что Кириллу не слишком нравится, особенно когда стараюсь вникнуть в его дела. Он возмущается, а я пытаюсь донести свою позицию. Мне ведь нужно понимать, разбираться, чтобы в случае чего знать, что делать и как выпутываться. Но у Кирилла на этот счет свое мнение.
Снега пока немного, едва припорошило, в Москве нападало гораздо больше. Но в остальном от нашего снега он не отличается, все так же блестит на солнце, как серебро. Во всяком случае, этот. Я помнила о словах яги по поводу колдовского снега, но после экзерсиса с Рембо он уже не казался таким устрашающим. К тому же как поняла, он бывает только за параллельным разделом.
Чем выше поднималась по улочке, тем меньше становилось снега – то ли его здесь убирают, то ли ветром сдувает. Спустя полчаса блуждания по закоулкам Парсапольда, поняла, что так найти таверну не выйдет. Заглянув в сумку, с облегчением нашла карту, и хотя помнила, что на ней изображалось все в более мелком масштабе, понадеялась, что она как-то поможет.
К моему изумлению, карта теперь выглядит несколько иначе. Прилежащие земли исчезли, море тоже, и на весь лист раскинулось изображение Парсапольда, огромного, запутанного и испещренного линиями улиц, переулков и каналов. Минут десять я пыталась разобраться, что тут и как, но, в конце концов, поняла, что без геометки, какие есть в современных интерактивных картах, не справлюсь.
– Ну супер, – фыркнула я. – Я потерялась в гигантском городе в параллельном мире.
Свежий морозный воздух бодрил, но солнце, по всей видимости, вечернее, все еще греет, и даже без шапки не холодно. Проверила карманы – шапка и шаль Лукерьи на месте. Что ж мелочь, а приятно. Значит, этот псих не опустился до того, чтобы грабить беззащитную девушку.
Размышляя о свалившихся тяготах, я вновь побрела по улочке. Дома стали выше. Теперь они громоздятся так плотно, что между ними совсем не остается места, крыши усеяны остроконечными башенками, как грибами, причем порой по несколько штук на одной. Эти грибы тянутся к небу, на извилистых ножках, сильно загораживая небо. В некоторых окошках уже горит свет, хотя еще день, другие зияют темнотой.
Я все плетусь, сунув пальцы в карманы. Спустя еще минут двадцать блуждания, обратилась к прохожей – суховатой женщине в шапке из какого-то пушистого животного, чей хвост свисает до самой поясницы:
– Простите, вы не подскажете…
Женщина оглянулась на меня так, будто я уже этими словами оскорбила ее достоинство. Но отступать я не собиралась.
– Извините, вы не подскажете, как пройти к таверне «Сизый лось»?
После этих слов выражение лица женщины стало таким, что сразу поняла – я пала в ее глазах так низко, что подняться почти нереально.
– Приличные девушки даже названия этой таверны не знают, – пренебрежительно сказала она.
Я хмыкнула и вернула вилку:
– Выходит, вам оно как раз известно?
Глаза женщины округлились, рот раскрылся от возмущения, она резко поправила хвост шапки и, резко развернувшись, направилась вниз по улице. Я смотрела на ее гордо выпрямленную от оскорбления осанку, и думала, что можно было бы проявить дипломатичность. Но терпеть оскорбления от какой-то воблы тоже не в моих правилах.
– Какая цаца, – проговорила я под нос и двинулась в противоположную сторону.
Я надеялась спросить дорогу еще у кого-нибудь, но прохожие, словно сговорились – напрочь исчезли с улицы. Пришлось снова брести наугад, поворачивая вслед за изгибами припорошенной снегом брусчатки.
Бродила, видимо, долго, потому что захотелось пить. Вспомнив, что Варвара заботливо положила в сумку бутылку, я полезла внутрь и, когда нашла, с радостным выдохом дернула ее наружу. Вместе в бутылкой выпрыгнул клубок ниток и поскакал по мостовой обратно вниз.
Вскрикнув, я бросилась следом.
– Стой! Куда! Мне не туда… наверное. Мне к таверне! Да стой ты!
На клубок я кричала скорее по привычке, так же, как разговариваю с котлетами, чтоб не брызгали маслом во время жарки или стиральной машинкой, у которой иногда заедает дверцу. Но к моему великому изумлению, клубок резко сменил направление и, описав дугу, покатился вверх.
– Эээ… – растерянно протянула я, сжимая бутылку, когда он чинно прокувыркался мимо меня в направлении переулка.
За время пребывания в этой загадочной стране с еще более загадочным названием Коф, успела понять, что хлопать ушами не стоит, иначе успеют те, кто не хлопает. Потому бросилась следом за клубком, который уже повернул направо в переулок.
Пока бежала, про себя усмехнулась собственной недогадливости. Клубок я получила от настоящей яги, было бы странно, если бы он не умел показывать дорогу. Во всяком случае, в каждой сказке он так и делал.
Переулок оказался сквозным. Мы мчались по присыпанной белой пудрой мостовой, огибая пирамиды бочек, телеги с сеном, столики, которые, видимо выставили, чтобы коротать вечера за кружкой или бокалом. Пару раз за клубком пытались гнаться кошки, но, едва приближались, с обиженным мяуканьем шмыгали в сторону. Прохожие все-таки появились и на нас с клубком косятся с явным недоверием, но окликнуть никто так и не попытался. Напротив, когда ловили на себе мой взгляд, втягивали голову в плечи и спешили удалиться.
Бежать по мостовой неудобно даже в моих подготовленных для московской зимы ботинках, и спустя некоторое время, я стала отставать. Ноги устали, дыхание вместе с пульсом зашлись, я остановилась и, наклонившись, уперла ладони в колени.
– Стой… – просипела я, – подожди, дай отдышаться…
Клубок снова развернулся по дуге и, быстро подкатившись ко мне. Стал накручивать круги, точно щенок, который за целый день соскучился за хозяином.
– Какой ты лапочка, – проговорила я, немного подождав, пока восстановится дыхание, и выпрямилась. – Ну, пойдем дальше. Только не несись так. Я не успеваю.
В ответ клубок два раза отпружинил от мостовой и покувыркался дальше, но я с благодарностью отметила, что катится он теперь значительно спокойней.
Преодолев еще три поворота и один переход по мосту, под которым блестит черная гладь реки, мы оказались в квартале, то ли рыбаков, то ли моряков. Во всяком случае, количеством сетей, развешенных между домами, можно было бы снабдить не одну рыбацкую команду.
Солнце тем временем заползло за крыши, тени в переулках стали глубже, а тонкий слой снега придал обстановке некой готичности. Огней в окнах стало больше, начали зажигаться уличные фонари. Сами. Хотя горит в них самый что ни есть огонь.
– Долго еще? – спросила я клубок, хотя догадывалась, что он не ответит при всем желании.
Но к моему удивлению, он остановился, затем описал уже привычную дугу и со всего разгона метнулся мне в сумку. От напора меня покачнуло.
– Кажется, кому-то надо на фитнес. И этот кто-то – не я. А ты, колобок, – сказала я и подняла взгляд.
Передо мной предстала таверна. Опознала ее по широкой вывеске на палке, что торчит из стены с изображением лосиной морды. Таверна трехэтажная, с каменным цоколем, который можно считать отдельным этажом, хотя сама сложена из бревен. На крыше, кое-где в прогалинах снега видна черепица, там же чердачные балкончики с навесами, между ними веревки с бельем. Все окна светятся теплым светом, а изнутри доносится гогот и музыка.
– Почти как в клубе, – проговорила я себе, хотя внутри как-то не по себе. Все-таки таверна – это нецивилизованное заведение в центре современного мегаполиса, где чуть что, вызовут полицию. Хотя я неправа, этот Парсапольд очень даже «мега».
– С другой стороны, – продолжала я рассуждать вслух, – внутрь заходить меня никто не заставляет. Нужно всего-то отыскать дилижанс.
Это решение ободрило. Поправив сумку, я обошла таверну вокруг. К глубокому разочарованию не обнаружила даже намека на дилижанс, повозку или хотя бы бричку. Оставалось только одно – все же зайти внутрь и узнать об этом мифическом дилижансе.
Я поднялась по ступенькам, стараясь не глядеть в сточную канаву под ними, откуда тянет вполне определенно, и вошла.
В нос ударили ароматы жареного, пареного, вперемешку с хмелем и запахами мужских тел. Этих тел тут оказалось битком – за столами, за барной стойкой, возле колонн и даже рядом с музыкантами. И все эти тале обратили свои взоры на меня.
Музыка чуть затихла, мужик, что рядом с дверями, видимо, вышибала, почесал лоб и произнес гулким басом:
– Мадам, а вы дверкой-то не ошиблись?
– Во-первых, мадмуазель, – проговорила я, до вспотевшей спины испугавшись собственной смелости, и нервно улыбнулась.
– Пардоньте, – отозвался вышибала и обнажил в улыбке два ряда конских зубов. – Ежели мадмуазель, то мобыть и не ошиблись. Хе-хе.
Эти улыбка и смешок быстро дали понять, что произошло в его узколобой голове и меня передернуло от омерзения.
Я поспешила объяснить:
– Вы снова меня неправильно поняли. Я зашла спросить.
Музыканты тоже перестали играть и теперь в повисшей тишине буквально слышу собственное сердцебиение. За барной стойкой долговязый и какой-то бледный бармен натирает бокал. Он окинул меня бесстрастным взглядом, затем незаметно кивнул, и верзила широким жестом пропустил меня дальше. Народ как-то сразу расслабился, хотя глазеть на меня не перестал. Я же, решив, что бармен тут главный, подошла к стойке.