На улице давно стемнело, Причудливые силуэты домов бросают тени на брусчатку, по обочинам горят фонари, освещая улицы желтоватым светом, а с неба срывается снежок, мелкий больше похожий на муку.
Я приподняла воротник и проговорила:
– Спасибо тебе большое. Правда, очень помогла.
– Да брось, – отмахнулась девица. – Всякое бывает. Тем более, вот.
Она похлопала себя по карману куда спрятала монеты и добавила:
– Я не внакладе. Да и, похоже, ты отличное шоу устроила в нашем "Сизом лосе".
Я усмехнулась.
– Да, наверное, моё пение запомнят надолго.
– Что это за песня была?
– Культовая в моих землях, – отозвалась я. – И певец был мощный.
– Был? Эх, годная, годная песня. Но сочинители всякие тем и хороши, что могут оставить опосля себя не только тушку в земле. Ладно, давай. Хватит устраивать долгие прощания. Шуруй давай.
Я ещё раз поблагодарила девушку и быстро зашагала по улице к углу таверны. Едва завернула, как чуть не налетела на огромное колесо, которое принадлежит дилижансу. Вскрикнув, я отскочила. Дилижанс оказался большим, темным, с двумя фонарями по краям впереди и запряженным аж четырьмя лошадьми цвета дегтя, чьи гривы свисают до самой мостовой. Впереди на козлах высокая фигура в плаще и шляпе, возница склонил голову и лица не видно. Между пальцами зажаты вожжи, лошади трясут гривами и роют копытами, и вообще от всей этой повозки веет с чем-то тревожным и опасным. Неудивительно, что посетители таверны замолкли и явно перепугались, когда услышали о моей просьбе.
И всё же это тот самый возница, который может отвезти меня к параллельному разделу. Поэтому, несмотря на страх и щекотание в районе поясницы, я собралась с духом и проговорила:
– Извините, вы извозчик, возница или как там правильно? На параллельный раздел едете?
Возница молча кивнул. От этого стало еще больше жутко, садиться к нему в дилижанс вдруг показалось чем-то вопиюще неправильным, но пути назад нет. На дорогу к этому самому разделу пешком уйдет слишком много времени, а я и так его потеряла целый вагон, пока воображала себя розовым кустом в саду у Рембо.
– Что ж, – сказала я, – тогда везите. И скажите, сколько стоит проезд. А то танцовщица из таверны намекнула, что вам надо заплатить, но не сказала сколько.
Извозчик плавно покачал головой. Я не поняла.
– Что? Не надо платить?
Он вновь покачал головой.
– Но танцовщица сказала…
Я не договорила, потому что возница вскинул ладонь, прерывая меня, и недовольно заерзал на козлах.
Мне явно придется ехать в жутком непонятном транспорте, чей водитель не может внятно сказать о таксе. С другой стороны, могу сэкономить, правда непонятно, куда потом тратить эти золотые дублоны или дукаты, или как это правильно зовется. Вряд ли мне позволят забрать их в мой мир, чтоб баланса не нарушать, или может из-за какого-нибудь учета. А совершать шопинг в Парсапольде я не планировала.
Снег пошёл сильнее, мельтеша и клубясь вокруг фонарей. Оставаться на улице стало как-то неуютно, темные переулки и пустые подворотни показались холодными и пугающими. Причем больше, чем дилижанс. Пришлось взять себя в руки и забраться в него.
Салон оказался просторным, сиденья обиты мягким бархатом и приятно пружинят, на стенах небольшие светильники, вроде керосиновые, но не пахнут. Немного успокоившись, я отклонилась на спинку и выглянула в окно. В этот же момент послышался свист кнута, заржали лошади и дилижанс с места рванул вперёд.
Глава 16
Едва дилижанс сдернулся с места, я ощутила все прелести брусчатой дороги. Судя по всему, амортизация в колёсах, рессорах или где их делают на дилижансах всё-таки есть, но на мостовой трясёт, как в массажном виброкресле, какие ставят в торговых центрах.
Я уцепилась пальцами за край сиденья, опасаясь, что долго в таком режиме не выдержу, а, выглянув в окно, с изумлением обнаружила, что едем мы достаточно быстро для такого нереактивного транспорта – дома и свет в окнах мелькают, словно я мчусь в такси по проспекту. Только очень трясучему. Видимо, наличие четырех лошадей, всё же, сказывается.
Потом подумала о том, какой волей должен обладать человек, который сидит на козлах и управляет этой бешеной четверкой. Стало жутко, волосы на затылке зашевелились.
Чтобы как-то отвлечься, начала думать, как быть дальше, что делать, когда доберусь до этого мифического параллельного раздела. Яга и все остальные хором говорят, что место это опасное, особенно тем, что там властвуют некий колдовской снег, который подчиняется колдунье. Той самой, которая посмела украсть моего мужчину, которая подло прокралась в наш уютный мир и воспользовалась минутной слабостью. Именно так и происходит большинство измен – по глупости. Кто-то с кем-то поругался из-за невынесенного мусора, непомытой тарелки или некупленного шампанского…
Я надеялась, что до измен дело не дошло. В конце концов, она же ледяная, во всяком случае, я себе ее именно такой представляла. А Кирилл терпеть не может холода и даже отказывается ездить отдыхать в горы, потому что там холодно.
Но толковых идей по свержению гнета ледяной колдуньи почему-то не приходило, кроме того, что представляла, как хватаю гигантскую дубинку и размахиваю ею, как неандерталец на охоте. В фильмах это почему-то оказывалось очень действенным – враги в страхе разбегались. Но в действительности я прекрасно понимала, что это дурная блажь и выдумка режиссеров. Как справиться с ледяной колдуньей я не представляла. Единственное, что понимала чётко – это то, что оставлять у неё Кирилла не собираюсь. Пусть она будет хоть трижды колдуньей и четырежды ледяной.
За размышлениями не заметила, как тряска прекратилась. Когда вновь посмотрела в окно, обнаружила, что за ним быстро плывёт заснеженное поле, освещаемое луной, вдалеке темнеет полоска леса, а по небу несутся тучи, видимо, снег идет только в Парсапольде.
Мы же, совершенно очевидно, из него выехали, и теперь с бешеной скоростью катимся по какой-то грунтовой дороге, весьма ровной, в сравнении с брусчаткой, в направлении севера.
Я попробовала опустить стекло на дверце, которое, как выяснилось, можно сдвинуть вниз с помощью ручки, чем-то напоминающий те, что делали в старых советских машинах. В «жигулях» и «запорожцах» их нужно было крутить, и стекло автомобиля опускалось. Сейчас такие, наверное, уже не делают, хотя мне удалось в детстве поездить на дедушкиной «копейке».
В дилижансе окно, очевидно, открывали очень редко – поддавалось оно с трудом и скрипом. Когда оно, наконец, поддалось, я попыталась высунуть голову, но ветер с такой силой ударил в лицо, что едва не задохнулась воздухом.
Быстро вернувшись в салон и прилизывая растрепавшиеся волосы, я поспешила закрыть окно. По коже прокатился озноб – даже представить сложно, с какой скоростью несется дилижанс и еще сложнее понять, как ему это удается. Но потом вспомнила, где нахожусь, каким образом попала в этот мир и вообще о последних событиях, и как-то смирилась.
Ехали долго. Я вслушивалась в едва заметный скрип колес и грохот копыт, который доносится снаружи. Звуки начал начали убаюкивать, и через какое-то время я погрузилась в дрему. Мне казалось, что я вовсе не еду в дилижансе, а качаюсь в лодке, которая плывет через ледяные моря и пустыни. Вокруг гигантские айсберги, синяя вода, и так холодно, что пар идёт даже от кожи. Хотелось укрыться, но одеяла не было. А потом вновь пошёл снег, наверное, я слишком много думала о колдовском снеге, если он даже во снах начал являться…
Проснулась, когда дилижанс остановился. Я подумала, мы приехали. Но, когда в очередной раз посмотрела в окно, увидела всё тоже ночное поле, покрытое снежным одеялом. Чуть дальше небольшая роща, тоже присыпанная снегом, деревья стоят молчаливые, темные, а в лунном свете кажутся тревожными и зловещими.
Стоять в таком месте показалось жутко неправильным и опасным.
Я всё-таки снова опустила окно и крикнула:
– Извините, почему мы остановились?
Дилижанс качнулся, послышался тихий скрип и глухой удар сапог, видимо возница спрыгнул на землю.
Похоже, он сошел с другой стороны, и я некоторое время не видела его. Затем его укутанная в плащ фигура остановилась у одной из лошадей, возница подергал хомуты, подпруги. Лошади почти синхронно завивали, тряся шикарными гривами. Мелькнула мысль, что такие лошади в моем мире могли бы стоить целое состояние, в них я не разбиралась, но даже человек, который в жизни не видел коней, понял бы, эти животные уникальны.
Извозчик тем временем, закончил проверять оснащение и развернулся ко мне.
Я видела, как он движется к двери, и внутри всё сжималось. Этот возница почему-то внушал какое-то непонятное, тревожное ощущение, которое с каждым шагом все росло. Когда он приблизился и отворил створку, я совсем ошалела от ужаса и поспешно отсела к противоположной стене, вытаращив глаза.
Извозчик поднял над макушкой фонарь, на темный плащ падают блики и пляшут тени, делая возницу похожим на какого-то инквизитора. Некоторое время он стоял, опустив голову, и я не видела лица под полами шляпы, но когда голову поднял, в груди ухнуло.
На меня уставились тёмные лукавые глаза, губы растянулись в ослепительной улыбке, сверкая двумя рядами идеально ровных белых зубов, а когда подул ветер, распахивая край плаща, я отчётливо увидела черную футболку со смайликом черенком.
– Ты, – только и смогла выдохнуть я.
Он усмехнулся и как-то картинно поклонился.
– Собственной персоной, – отозвался демон.
Я пару секунд хлопала ресницами, пытаясь понять, что делать, куда бежать, кому звонить. Потом запоздало вспомнила, что звонить в общем-то некому и даже не с чего. А даже если бы было с чего, то всё равно ничего бы не получилось.
– Какого… ты тут вообще делаешь? – спросила я сбивчиво. – Ты же должен был остаться в черном… черном тракте или… как там… Ты что, гнался за мной? Ты следил? Да ты псих!
От неожиданности мысли разбежались потревоженными муравьями.