В первую секунду меня всю буквально обожгло холодом. Такого мороза я не ощущала никогда, и, наверное, даже в Якутии людям гораздо легче. Здесь было ощущение, что холод забирается под кожу, проникает в самое нутро. Не сковывает, но остужает все, превращая в бесстрастное и равнодушное нечто.
Сжавшись в комочек, я прищурилась от пурги и пошла вперед. Здесь, под ногами у ледяной дамы, колдовской снег бушевал во всей красе, во все власти. И я готова была к иллюзиям. Теперь я знала, какими реалистичными он способен из делать.
Как действовать дальше я вновь не знала, плана опять не было. Но я верила, если Кирилл всю жизнь опирался на чутье, что и у меня получится. А сейчас оно говорило, что иначе нельзя. Надо двигаться, хотя понятия не имела – куда.
Буран все усиливался, словно не желая меня пускать дальше. Это придало решимости.
– Тебе меня не остановить! – закричала я.
В ответ завыл ветер, такой жуткий и зловещий, что в жилах застыла кровь. Под ногами захрустело, снежинки превратились в кусочки льда, которые больно царапают щеки и норовят попасть в глаза. Я стала щуриться сильнее, и прикрываться ладонями, пальцы моментально окоченели, кожа заболела. Но я продолжала идти.
Когда в воздухе раздался протяжный вопль, я вздрогнула и остановилась.
– Назад… – простонало в буране.
Я никогда не любила, когда мне указывают. Ни мужчины, ни начальство, ни даже Кирилл. И уж тем более, не собиралась терпеть приказы снега, пусть и колдовского.
– Обойдешься, – выдавила я, стуча зубами.
Только сейчас ощутила, насколько замерзла. Но теперь путь сквозь эту метель стал чем-то краеугольным. Словно от него зависит не только моя жизнь и жизнь Кирилла, но и что-то еще. Что-то важное.
Из снега стали вырисовываться фигуры, похожие на каменного исполина в иллюзорном подземелье. Но я старалась не смотреть на них. Знала – они не настоящие. Видимо, снег понял, что меня этим уже не пронять и стал посылать видения из моего прошлого – мою работу, коллег, которые не верили, что я смогу добиться успеха. Насмешки, упреки.
– Думаешь, я такая дура? – усмехаясь, замерзшими губами спросила я, задрав голову к снегу. – Я что, по-твоему, не вижу разницы?
А потом из метели вышел Кирилл. Он появился прям из снега, живой и настоящий, словно ледяная колдунья не замораживала его чувства. Он идет ко мне с мирной улыбкой, в рубашке, которую я ему подарила на день рождения и брюках, что выбирали целый час в бутике.
– Мирослава, – проговорил он ласково и протянул ладонь.
В груди все сжалось, а затем помчалось с удвоенной скорость. Я дернулась вперед, чтобы обнять его, но почему-то в последний момент остановилась.
Это был Кирилл. Мой Кирилл.
Я смотрела на него и пыталась понять, как все зашло так далеко.
– Кирилл, это ты? – спросила я.
– Конечно я, дурочка, – сказал он с улыбкой.
В груди сладко защемило, руки сами потянулись к нему.
– Идем со мной, Мира, – произнес он. – Идем наконец. Я заждался.
– Ты меня ждал? – спросила я удивленно.
– Ну конечно ждал, Мирослава, – сказал он, – с самого начала.
Я проговорила озадаченно:
– Но ты же сидел, как ледяной истукан. Почему ты не реагировал? Я тебя пыталась привести в чувства. Я кричала тебе, но ты не слышал.
Его улыбка стала какой-то растерянной.
– Я все слышал, – отозвался он. – Слышал каждое твое слово.
– Но не мог ответить? – предположила я.
– Тогда не мог.
– Идем домой, Кирилл, – попросила я. – Давай уйдем, наконец, из этого непонятного мира. Пойдем.
Он стал приближаться, и теперь в его глазах я отчетливо увидела блеск. Холодный блеск льда, которого никогда не было в глазах моего Кира.
– Лучше пойдем со мной, – сказал он. – Я открою тебе жизнь гораздо приятнее, чем прежняя.
– Ты не Кирилл, – сказала я отшагнув.
– Какая разница? – произнес тот. – Я выгляжу, как он. Я дам тебе то, чего не может дать никто. Ты устала, замерзла, хочешь покоя. Я дам тебе покой. Никто больше не будет тебе указывать что делать, не нужно будет доказывать, что ты чего-то стоишь. Ни одна бабка в магазине не скажет, что ты сидишь на шее мужчины.
Возникло ощущение, что оно копается в моей памяти, как в шкафу с бельем. Невольно ощутила, как округляются глаза, несмотря на то, что холодные льдинки все еще больно царапают.
А он продолжал:
– Я могу дать тебе все, что пожелаешь. Ты ведь мечтаешь о безраздельной власти?
Мечтала ли я о ней? Наверное, да, если это создание смогло выкопать это в недрах моего сознания. Но оно не понимало одного.
– Власть – это приятно, – согласилась я. – Но зачем она мне, если ее нес кем разделить?
– Глупая, – усмехнулось существо. – Власть не нужно ни с кем делить.
– Это ты глупый, – отозвалась я. – Зачем мне власть, если я буду одна?
Глава 19
Видимо, мои слова озадачили существо, прикинувшееся Кириллом, что вообще-то очень эффектно. Оно вытаращило на меня сверкающие глаза и вновь потянулось рукой. Я же на автомате сунула пальцы в сумку, они нащупали рукоять ножа, который положила туда Варвара.
Дальше просто выхватила его и с размаха ударила.
Образ Кирилла разлетелся в стороны мириадами снежинок, которые заклубились в бешеном танце. Воздухе снова завыло, словно раненый зверь.
– Тебе меня не запутать! – прокричала я вверх. – Слышишь, ты, колдовской снег! Не запутать!
В каком-то бешеном запале я ринулась дальше, сжимая в пальцах простой кухонный нож.
Внезапно пурга кончилась. Я выскочила на тропинку, отсыпанную песком и растерянно заозиралась. Вокруг розы, весна, беседка, увитая лозами. Но все какое-то голубоватое, будто поддернуто дымкой.
– Это что… – проговорила я себе, а потом увидела, как в беседку с лозами входит девушка.
Волосы до пояса, белые как снег, на голове венок из ромашек, зеленое платье развевается от ветерка.
Я последовала за ней и остановилась у окошка. Девушка села на скамейку, улыбаясь и держа в руках белую розу. Ее лицо свежее, румяное, губы чувственные, а глаза цвета васильков. Но все равно в ней я смогла узнать ледяную колдунью, ту самую, которая сейчас творит буран в середине замерзшего замка.
Девушка поглядывала в сторону дома и явно кого-то ждала. Шло время, она все ждала, теребя в пальцах цветок, улыбка на ее лице гасла, вместе с зарей на вечереющем небе.
Потом она поднялась и направилась к дому. Девушка двигалась осторожно, будто ей нельзя заходить дальше беседки. Я последовала за ней, стараясь не строить догадок. Когда она тихо вошла в дом, я прошмыгнула следом, хотя, скорее всего, меня тут вообще никто не видит.
Идя следом, я смотрела по сторонам и казалось, что все здесь смутно знакомо, но в то же время как-то изменено настолько, что память никак не дает связать одно с другим.
Поднимаясь по ступенькам, она поглядывала вверх, будто боялась, что внезапно столкнутся со слугой или хозяином, затем мы обе оказались в коридоре, где есть единственная дверь.
Девушка медлила. На ее невинном и чистом лице отражалась борьба – поддаться любопытству и узнать правду, либо уйти и остаться в счастливом неведении.
Победило первое.
Шагнув вперед, она осторожно повернула ручку и плавно отворила дверь. Я заглянула через плечо и остолбенела.
Мужчина натужно трудился над женщиной, его ягодицы сверкали в свете настенных ламп, женщина стонала и извивалась под ним. Даже мне, совершенно стороннему участнику этой истории стало почему-то мерзко. Белокурая девушка же застыла, как столб, округлив глаза и не в силах пошевелиться.
Парочка все стонала, мужчина двигался быстрей, девица кричала, обхватывая его ногами. Потом они оба содрогнулись, девица отвалилась на кушетку, а мужчина повернул к нам вспотевшее лицо.
И я едва не осела на пол.
На нас смотрел Рембо.
– Лунария? – произнес он и стал спешно подниматься, прикрываясь пледом.
– Лапидус… что это… почему… – сбивчиво пробормотала девушка и попятилась.
– Лунария, стой, я тебе все объясню, – попытался оправдаться Рембо и спешно натянул брюки, такие же, что были на нем и при нашей встрече.
Но Лунария уже развернулась и с громким топотом бежит по лестнице. Рембо бросился следом, а мне стало так обидно за девушку, что я со всего размаху ударила его кулаком.
– Скотина!
Кулак, естественно, прошел насквозь, не оставив и следа на безупречном лице Лапидуса Рембо. Он пробежал по коридору, сверкая идеальным торсом, я, боясь упустить что-то важное, помчалась следом.
Когда спустилась и выскочила из дома, который не узнала, видимо из-за магии этого Рембо и его привычке менять обстановку, он уже догнал Лунарию.
– Лунария, ну что ты как маленькая, – говорил он ей, пытаясь взять за руки. – Ну серьезно, милая, что тут такого?
Девушка вырвала ладони из его пальцев, по щекам покатились слезы.
– Не называй меня милой, – проговорила она дрожа, – после того, что… После этого… Ты… Да как же…
– Ну хорошо, я не буду называть тебя милой, – ласковым бархатным голосом произнес Рембо, – но ты все слишком усложняешь.
– Я думала, ты меня любишь, – прошептала Лунария, глотая слезы, и сама едва не заплакала, увидев, как это чистое и незапятнанное лицо исказилось от боли.
– Конечно люблю, – сказал он снисходительно.
Она в замешательстве отшатнулась.
– Но как же та девушка? Я же видела…
– Ах, Лунария, ну что ты заладила. Я мужчина, мне нужно удовлетворять некоторые потребности. Ты ведь согласна на это только после свадьбы.
Губы девушки затряслись, по щекам покатились новые блестящие дорожки.
– Свадьбы не будет… – прошептала она, опуская взгляд.
– Что ты сказала? – спросил Рембо ласково, но в его тоне я ощутила явную угрозу.
– Не будет… – повторила она.
Она закатил глаза и взял ее за плечи.
– Ох, милая, давай без сцен. У нас все было так замечательно. Почему ты не дождалась меня в беседке? Зачем пошла туда, куда ходить не надо? В итоге увидела то, что видеть не стоит. ты ведь сама виновата.