– Лунария, – снова проговорила я, приближаясь еще немного. – Я знаю, что произошло. Я все видела.
– Не смей называть меня этим именем, тля, – грозно произнесла ледяная колдунья.
– Но это твое имя, – настаивала я. – Твое настоящее имя, которое ты стремишься забыть.
– Я уже забыла.
– Нет, – сказала я, качая головой. – Если я смогла увидеть то, что увидела, ты не забыла. Ты все помнишь. И матушку, и этого скота Лапидуса. Но я повторяю тебе снова, и если надо, буду повторять столько, сколько получится: ты не виновата. Слышишь? Лунария, ты не виновата. Ты ни в чем не виновата.
Я продолжала двигаться в ее сторону, чувствуя странную решимость, словно во мне разгорался огонь, способный растопить самый старый лед. Я знала, что все делаю правильно. Без плана и программы, просто по наитию, отдаваясь чутью.
– То, что он сделал с тобой, не твоя вина. А его, – говорила я, – и это он заслуживает справедливого суда, а не ты. Ты была доверчивой и наивной. А он этим воспользовался. Лунария, я знакома с ним и могу с уверенностью заявить – он самовлюбленный псих.
– Прекрати! – приказала ледяная колдунья холодно, но в ее тоне я уловила нотки сомнения, колдунья чуть отшагнула. – Как ты смеешь говорить об этом? Как смела коснуться того, что тебя не касается!
Я сказала честно:
– Я вошла в твой снег и увидела все, что нужно.
– Никто не имеет права лезть в чужие воспоминания, – грозно прогремела колдунья. – Ты за это поплатишься, тля.
Кивнув, я проговорила:
– Согласна, подглядывать за чужими воспоминаниями не слишком правильно. Но ты не оставила мне выбора. И я снова повторю, ты не виновата в том, что случилось.
– Не все так считали, – коротко бросила колдунья и глаза ее недовольно сверкнули, будто сама не рада, что сказала это.
Я же напротив внутри заликовала, значит действительно движусь в верном направлении.
– Лунария, ты превращаешь всех мужчин в башни, но все они тебе не сделали ничего дурного. Ты наказываешь не тех.
– Я наказываю тех, кто заслуживает, – отозвалась колдунья. – Разве твой Кирилл не предал тебя? Разве он не заслуживает того, чтобы стать еще одной башней на моем замке? Разве не ты назвала его бесчувственным и достойным быть парой лишь с ледяной королевой? Так вот она, я ледяная колдунья. И я выполняю твое пожелание.
Ее слова звучали ровно и уверенно, но теперь я чувствовала в себе силы противостоять этому холодному логическому ряду.
– Это все не то, – сказала я. – Ты пытаешься отыграться на других мужчинах, но все равно не получаешь удовлетворения. Я, может, и накричала на Кирилла, но это было в запале и несерьезно. Согласна, за языком следить надо, но и воспринимать все так буквально, прости, конечно, но это глупо.
– Ты называешь меня глупой? – спросила колдунья, как мне показалось с легким оттенком удивления.
– Я называю тебя запутавшейся, – ответила я. – Ты пытаешься добраться до всех, обидчиков, пусть даже если они ими не являются. Но это все подмена.
– До одного я так и не добралась… – вдруг произнесла ледяная колдунья, и я поняла, еще немного, и я одержу победу. – Он сокрыт от моих глаз, от моего снега, от моего льда.
Глава 20
Вспоминая идеальное лицо кудесника, я передернула плечами от омерзения – теперь он казался мне еще ужасней. Сложно поверить, что за такой внешностью скрывается такая грязь.
– Ты говоришь о Лапидусе Рембо? – спросила я.
В зале колыхнулся мощный порыв ветра, взвивая снег и крупинки льда, которые больно царапают щеки. Волосы и платье колдуньи вздыбились, глаза загорелись голубым, а вокруг затрещали синие молнии.
– Лапидус… – буквально прошипела она, раскинув руки, словно собирается прихлопнуть меня.
Она задрожала, как марево над тающим льдом, снег продолжал клубиться, а разряды молний грозили покончить с нами одним разом. Замок загудел, видимо, имя кудесника всколыхнуло в ней что-то замороженное и глубоко запрятанное в самые недра холода и бесстрастности.
А я сковырнула эту ледяную коросту.
И сейчас под ней нагнетается боль, подобно магме в вулкане. Я прекрасно понимала, если ей удастся вырваться на волю, от нас не останется даже ледяной пыли.
Асмодей похлопал меня по плечу сосулькой и спросил:
– Слушай ты, Карл Юнг, может бежим, пока непоздно?
– Нет, – сказала я твердо.
– Можно еще вопрос?
– Попробуй.
– Ты в своем уме?
Я оглянулась на демона, думала, он издевается. Но лицо Асмодея серьезное, темные глаза смотрят внимательно, на щеке ожог почти затянулся. И он со все серьезностью интересуется моим психическим состоянием.
– Я в порядке, – ответила я. – Верь мне.
– Вот это вообще неубедительно, – отозвался он.
Но больше объяснять ничего ему не хотелось. Зато в голове сформировалось четкое понимание, что я должна делать.
Колдунья продолжала дрожать, наполняя воздух звоном и льдинами. Я же собрала всю себя воедино и… расслабилась. Еще из книг по психологии знала, что нервных людей можно успокоить только покоем, а колдунья, хоть и ледяная, но тоже человек.
А затем я раскинула руки и решительно пошла к ней.
Из-за спины раздался тревожны голос Асмодея:
– Ты что делаешь?
– Верь мне, – повторила я.
Ледяная колдунья остановила на мне взгляд сияющих, как фонари, глаз и чуть отшатнулась.
– Что ты задумала? – прогудела она.
– То, что никто не сделал для тебя прежде, – сказала я просто.
– Не смей… – выдохнула колдунья, обдав меня клубами холодного пара потому, что я уже подошла слишком близко.
Но теперь отступать некуда, да и незачем.
Колдунья попятилась, округлив глаза и занося руку для ледяного удара. Однако она не успела. Я резко шагнула вперед и обняла ее со словами:
– Ты не виновата.
Дальше произошло что-то дикое и трудно поддающееся описанию. Я помню, что держала в руках саму зиму, которая визжала и вырывалась, как обезумевшая кошка. Меня дергало и трепало, норовя расшибить о ледяной пол и стены, выл ветер и метель невиданной силы заволокла мир, поменяв местами небо и землю. Обжигающий холод сковал меня и, даже если бы я вдруг решила разжать руки, теперь у меня ничего бы не вышло. Зажмурившись я повторяла, как заклинание:
– Ты не виновата… ты не виновата…
А ледяная колдунья продолжала бесноваться, от чего-то не в силах вырваться из моих рук.
Казалось, прошла вечность, а мы все еще боролись, словно огонь и лед. Сквозь вой бурана и визг колдуньи я слышала крик Асмодея, который, видимо, пытается придумать, как меня вытащить из этой круговерти. Но я не собиралась вытаскиваться. Я хотела ее победить. Победить ледяную колдунью и вернуть ее.
Не знаю, сколько бы могла еще выдержать, но все резко прекратилось, метель исчезла, ледяные осколки со звоном посыпались на пол, молнии потухли. Через секунду по залу прокатился крик, переполненный болью страданием и… очищением.
Я точно знала, что это очищение. Я буквально кожей ощущала катарсис, который случился в эту секунду в душе невинной девочки, с которой обошлись так несправедливо и жестоко. Ведь никто просто так не станет ледяной колдуньей. Ледяной колдуньей может стать только глубоко страдающая, обиженная женщина, изо всей силы желающая эти страдания заглушить. Превратить в лед.
А потом я услышала рыдания. Эти рыдания сотрясали замок, рискуя обрушить его нам на головы и навсегда оставить в этом замерзшем мире.
– Надо бежать!.. – услышала я крик Асмодея откуда-то издалека, словно он за стеной.
Но продолжала сжимать в руках кого-то хрупкого и беззащитного, как ребенка. Это ребенок дрожал и плакал, цепляясь за меня, как утопающий за тоненькую ветку, и я не могла позволить ему утонуть во второй раз.
– Ты не виновата…
– Правда? – раздался надрывный всхлип прямо возле моего уха.
– Правда, – отозвалась я, хотя меня саму трясло, и только теперь осознала, что у самой по щекам катятся горячие дорожки.
С этих дорожек капает на плечо беззащитного существа у меня в руках, и оно обретает цвет. Такой, каким должен выглядеть живой человек, а не ледяная колода.
Осторожно, боясь нарушить хрупкое состояние, я отстранила от себя существо и увидела перед собой ту самую девушку, ту самую Лунарию, которая сидела в беседке и ждала кудесника. Голубоглазую, с белыми волосами и в светло-зеленом платье. Лицо заплаканное.
– Все будет хорошо, – сказала я, продолжая держать ее за руку, чтобы она ощущала поддержку. Ту самую, которой не получила даже от мачехи. Или хотя бы подобие поддержки. Во всяком случае, я старалась дать ей все, что могла.
Замок продолжал дрожать, с потолка посыпались ледяные осколки и снег, слева возник Асмодей и прокричал:
– Мирослава, раскопыть его тудыть! Надо бежать!
– Где Кирилл? – выдохнула я, в миг ощутив жгучую вспышку в районе груди.
– Да вот он! – выпалил демон, вытащив откуда-то из воздуха моего Кира, взъерошенного, очумелого, но совершенно человечного.
Кирилл ошалело вытаращился на меня и проговорил, скидывая с себя пальцы демона:
– Мира? Что тут… Где мы вообще?
– Кир, ты меня узнаешь? – едва не запищав от радости, спросила я.
– Что? Конечно узнаю, – отозвался он. – Это что, какой-то розыгрыш на годовщину? Тут жутко холодно.
Годовщина. Во всей этой круговерти я и помнить забыла о такой мелочи, как годовщина.
– Я потом тебе все объясню, – сказала я и поднялась, помогая встать Лунарии.
Из холодной и непоколебимой колдуньи она вдруг превратилась в испуганную девочку, которая обхватила себя за плечи и дрожит, как осиновый лист. Только сейчас до меня дошло – до этого она была ледяной и не чувствовала холода, а сейчас вновь стала человеком. Кирилл тоже одет не по погоде, его ведь умыкнули прямо из квартиры.
– Асмодей прав, надо убираться, – скомандовала я.
– Ну наконец-то, – бросил тот.
А Кирилл, покосившись на него, спросил изумленно:
– Асмодей? Это как демон похоти и блуда?