О воздушных демонах писал в одном из своих сочинений инок Досифей (в миру Топорков), племянник Иосифа Волоцкого и современник Максима Грека: «Егда бо душа от тела разлучится и преходит мытарства на воздусе, тации бо тамо злии въздушнии князи тме председящии и на аере и бесове подносяще свиткы, в нихже суть написано съгрешениа убогыа душа». Хорошо известны земные бесы, подстрекающие ко злу. Иконы и храмовые изображения демонстрируют бесчисленное количество примеров бесов «адских». Известно русским книжникам было и соотношение холод-тьма («мраз зол»)[347].
В «Повести о Савве Грудцыне» бесы представлены в трех видах – крылатыми юношами с синими, багряными и черными лицами. Этот роман, составленный во второй половине XVII в., был очень популярен и сохранился во множестве списков. Он повествует о судьбе торговца Саввы, который вступил в соглашение с бесом подобно Фаусту[348]. Сюжет контракта с дьяволом бытовал в отечественной духовной литературе с XII в. Теперь это светский сюжет, настоящий мистический байопик, отвечающий всем критериям жанра.
Про оборотничество бесов упоминалось в сюжетах о языческих практиках в Полоцке в XI в. В православной книжности это свойство нечисти также отмечено неоднократно. Как упоминалось выше, согласно приложениям к житию Св. Иоанна (Илью) Новгородского, бес предстал девицей, когда пытался опорочить святителя. Это был один из важнейших инструментов искушения.
В XVII в. оформился целый ряд отечественных сочинений, посвященных контактам с бесами и борьбе с ними. В те же годы, что «Повесть о Савве Грудцыне», была составлена «Повесть о бесноватой жене Соломонии», где демон соблазнил героиню в первую же брачную ночь. Все случилось в Ерогоцкой волости около Великого Устюга в 1660/1661 г., когда после свадьбы молодые уединились, но супругу вдруг понадобилось выйти «на предверие», телесной ради нужды. Девушка осталась одна и разволновалась. Раздался стук в дверь. Она, думая, что вернулся супруг, открыла. Ей в лицо рванул «вихрь велий», проникнув во все углы дома, пронзив глаза и тело, подобно пламени «некий синь». Соломония поняла, что это не муж, а какое-то «страхование неприязненное», то есть дух нечистый. На третий день после случившегося она почувствовала в утробе демона и стала бесноватой. Так продолжалось более 10 лет, она порождала «чернообразных демонов» и страдала. Потом усилиями устюжских святых ее удалось избавить от напасти. Бесов перебили[349].
В русском фольклоре история совокупления с дьяволом – частый сюжет. В 1632 г. в соответствующем приказе даже рассматривалось дело о самоубийстве некоей Оленки Шиховой из Тотемского уезда, которая незадолго до суицида поведала игумену соседнего монастыря, что жила с чертом[350].
В «Повести о Соломонии» бесы демонстрируют наличие иерархии, соблюдают во время пирушек определенный порядок мест («друг друга честию больша себе творящее»). Они пьют из чаши по кругу, как общинники, члены религиозного сообщества, и убеждают Соломонию веровать в Сатану, их отца.
Бестелесные духи оказываются видимы, они обладают невероятной силой, швыряются камнями и деревьями, крушат постройки, наводят бурю, грозу и ветер, «запирают» реки. Русское православие не увлекалось каталогизацией нечисти и не представило богословия колдовства. Обвинения в чародействе в России не обременялись теоретическими моделями или теологическими разъяснениями. Наказывали, конечно, за ущерб – чью-то смерть или недуг. Сама одержимость бесами – беда, но за это не казнят. Наказывать следует за зло, а не за духовный изъян. В этом едва ли не главное отличие русских колдовских процессов от западноевропейской охоты на ведьм, когда на костер могли попасть люди только за наличие греховных мыслей. В остальном понимание основ противостояния с потусторонним совпадало. И Сатана терзал людей вне зависимости от конфессий. Правоверным московским царям в XVII в. доставалось не менее других.
Трагическим для царя Алексея Михайловича стал 1669 год. Что-то надломилось, и Сатана поиздевался над великим государем. Трудно припомнить более страшную пору, более жестокую атаку бесов.
В начале года царь дополнил Соборное уложение рядом «новоуказных статей», которые, в частности, касались казни колдунов (ст. 99). Тогда же стали выделять клириков для этих целей, отправляя к церковному суду. Может быть, это дьявол взвыл и попытался отомстить. 28 февраля 1669 г. умерла новорожденная царевна Евдокия, а 3 марта родильная горячка прибрала к Господу ее мать – царицу Марию Ильиничну. 19 июня не стало четырехлетнего царевича Симеона, а к концу года заболел наследник престола – царевич Алексей, который умер 17 января 1670 г.
Тяжелые душевные испытания, многочисленные похороны и многомесячный траур не сломили великого царя. Молитвы и пост помогли укрепиться и справиться. Уже в 1669 г. он пытался выбирать новую супругу, но дело растянулось на несколько лет. Опять свозили в столицу виднейших красавиц. Финальный тур проходил ночью 22 апреля 1670 г., когда кандидаток посещал сам Алексей Михайлович. И тогда же во дворце обнаружились заговорные колдовские письма. Одно, скрепленное сургучом, нашел истопник перед Грановитой палатой в сенях, а второе было прилеплено к дверям Шатерной палаты, которые выходили на Постельное крыльцо. Документы отнесли дворецкому боярину Б. М. Хитрово, который доложил царю. Их содержание было настолько возмутительным, что его не решились куда-либо переписать. В материалах следствия сказано про текст, что «такова воровства и при прежних государях не бывало…, а писаны непристойные…» Подозрение пало на Ивана Шихарева, дядю одной из финалисток. Его тут же арестовали. При обыске у него нашли таинственные травы. Шихарев подвергся жестокой пытке: «распрашиван накрепко и подниман и к огню приношен». И потом еще «было ему 13 ударов и огнем жжен, а с пытки и с огня говорил прежние речи… а которые травы выняты у него на дворе, толченая и не толченая, и те де травы дали ему на Вологде ныне в Великий пост, а сказывали ему, что те травы уразныя [от увечья], а велели ему те травы пить в вине и в пиве от убою, потому что он ранен…»[351]. Трава оказалась зверобоем, но кандидатура племянницы Шихарева из невест сразу выпала. Бесы не прорвались.
В конце концов второй супругой царя Алексея стала Наталья Кирилловна Нарышкина (1651–1694). Свадьбу сыграли 22 января 1671 г. тайно. Присутствовали только ближайшие родственники. Вход в Кремль был перекрыт, а венчание провел царский духовник в сопровождении лишь двух певчих. Приготовлениями руководил Артамон Сергеевич Матвеев (1625–1682), ставший к тому времени ближайшим советником государя. Новая царица была его дальней родственницей и воспитывалась в его доме. Этого мудрого царедворца причисляют к «западникам» при московском дворе. Действительно, он был увлечен познанием мудростей, много читал и вел ученые беседы с заезжими философами. Впоследствии это стало поводом для обвинений его в контактах с нечистью, но пока, кажется, бои шли на другом фланге.
В том же 1671 г. подозрение в колдовстве пало на придворную «комнатную бабку» Марфу Тимофееву, которая якобы захотела поесть грибов и ради этого стащила с царицыной поварни соль, на чем попалась. Она была немедленно «поымана на дыбу»[352]. О ее дальнейшей судьбе сведений не сохранилось.
В то время подозрения в чародействе были распространены беспримерно широко. Иногда такие обвинения высказывали целые общины. В 1664 г. «били челом сумские черкасы всем городом и подали в Белгород… две заручные на него Кондрашка во многом его воровстве и чародействе». Жертвами колдовства становились очень многие. В 1677 г. «сыскана на Курмыше против челобиться Курмышских жителей в еретичестве и в порче людей пришлый человек Сенька Иванов да жена его Сенькина Манька Иванова дочь, а в роспросе и с пыток сказали, что они на Курмыше испортили еретическими словами и отравами мужеска полу и женска многих людей и от того де порченые люди кличут». В Лухе в 1657–1659 гг. случилась настоящая эпидемия одержимости. Дела были массовыми во всех смыслах. В 1647 г. по делу Тимошки Афанасьева с сыном Ларькой привлекли 47 человек; в 1648-м по делу Первушки Петрова – 98 человек; а в 1664 г. по делу Умая Шамордина было допрошено 1 452 жителя Сум. Правительство предпринимало исключительные усилия, стараясь усмирить бесовский разгул. Священники увещевали, воеводы проводили показательные казни. Государевым указом от 29 октября 1676 г. было предписано в Сокольском «пушкарю Панке Ломоносову и жене его Аноске дать им отца духовного, и сказать им их вину в торговый день при многих людях, и велеть казнити смертью, сжечь в срубе с кореньем и с травами, чтоб иным не повадно было так воровать и людей кореньем до смерти отравливать». 3 ноября 1676 г. аутодафе привели в исполнение[353].
Различные формы неповиновения и бунта неизменно сопоставлялись с вторжением потустороннего, нарушающего государственную гармонию. Известная атаманша Алена Арзамасская слыла ведьмой[354]. Народ верил, что легендарный бандит Стенька Разин был великим волшебником и чародеем. Этот смутьян в 1670 г. предъявил самозванца, выдававшего себя за спасшегося от придворных интриг царевича Алексея Алексеевича, чем особенно прогневал царя, именно тогда державшего траур по своему любимому наследнику. Возможно, что именно с этим связана особая жестокость казни Разина в 1672 г. В официальных документах его именовали «богоотступником», деяния его признавались «дьявольскими», соборным постановлением в 1671 г. он был предан анафеме и осужден как «враг креста Христова».