– Скорей всего. Это целая культура. Да чего там – философия. Где наголо бреются, где, наоборот, космы разводят.
– Не просветишь?
– Давай потом. Ты мне лучше про Славика расскажи, на что он способен.
Зина сразу посерьезнела.
– Ну вот, такое хорошее настроение было. Может, ну его, а?
– Нет, Зина, не «ну его». Он, как я понял, от тебя не отстанет.
– Не отстанет, – вздохнула девушка. – Сережка, обещалкин, блин, посадить его не может! Он бандит еще тот! Всегда с пушкой ездит. Я говорила Сергею, но гаишники не хотят останавливать. То ли боятся, то ли распоряжение у них негласное. Обыск прокурор не подписывает. Доказательств, видите ли, мало! А сколько нужно? Полгорода его знают. – Зина разволновалась не на шутку. – Куплено у них все! – выпалила, хлопнув ладонью по столу.
Посуда, впрочем, не шелохнулась. Кухонный стол: круглый, старинный, с резными ножками, сколоченный из натурального дерева, – чистый антиквариат, на современной кухне смотрящийся несколько не к месту, – был прочен.
– Спокойно, Зинаида, спокойно, все будет хорошо. – Я погладил ее руку, подождал, пока девушка успокоится, и спросил: – А где он живет?
Зина отдернула руку и посмотрела на меня подозрительно:
– Убить хочешь? Ты же завязал! Не надо мне такой помощи, слышишь! – шарахнулась от меня как черт от ладана.
– Нет, нет! – Я поспешил ее успокоить, вкладывая в слова как можно больше искренности. – Исключительно посадить. Верь мне.
Девушка посопела и бросила:
– Речная, одиннадцать. Коттедж у него. На другой стороне города пригород есть, целый поселок для наших олигархов типа новых русских.
Продолжила, нервно закурив:
– Он всегда говорил: «наш дом». Да в гробу я его видала! Из дома никуда, друзья-подруги побоку, а потом и руку поднимать начал. Какая я была дура! По малолетству влюбилась, теперь ненавижу… – выдавила сквозь зубы, сжав кулаки так, что кожа на костяшках натянулась и побелела, превратившись в мрамор с прожилками. – Говорят, что от любви до ненависти один шаг. Это мой случай. Может… ты его убьешь? – сказала и охнула от испуга: – Ой!
Зажала рукой рот и быстро замотала головой. Во взоре легко читалось отчаянное раскаяние.
– Это я пошутила, Егор, шутка, шутка, – затараторила как заведенная. – Сгоряча ляпнула. За языком не слежу, не серьезно это… Ты меня не слушай, ладно? Пусть посидит, может, образумится. Сережа его обязательно посадит, вот увидишь, – закончила уже медленней, немного успокоившись.
Я был образцом сдержанности. Мой вид должен был перечеркнуть образ наемного убийцы, который, похоже, закрепился в Зининой голове очень прочно.
– Да не собираюсь я его убивать, я же говорил! Успокойся, ты чего?!
Девушка ревела навзрыд. Терпеть не могу женские слезы. Сразу хочется утешить, приласкать, конфетку подарить. Но, наученный горьким опытом, я знал, что это только усилит истерику. Она хоть и жаждет ласки, хоть и мечтает опереться о твердое плечо, ждет утешения и уговоров, а в ответ на мужское увещевание все равно следует новый водопад слез. Грудь бы себе порвать, которая ноет от жалости, засунуть бы ее голову внутрь, спрятать всю ее в себя. Только бы успокоилась, только бы ноя, скребущего душу, не слышать.
Иногда мне кажется, что женщины плачут не для кого-то, а исключительно для себя. От жалости к себе. Если не притворяются, конечно. Зина явно не играла.
Успокоилась с трудом, через долгие, мучительные всхлипывания. Дальнейшего разговора не получилось. Зина переживала за свои слова и боялась за меня. Или меня? Скорее, всего вместе. Фионе я запретил подсказывать. А она легко могла бы обрисовать мне, если не мысли, то эмоции – точно. Но неудобно перед девушкой. Как можно в голову человека, который тебе доверился, заглядывать? Стыдно. Но любопытно, черт побери!
Зина, уставшая после смены, проплакавшаяся, ушла спать. А я полез в астрал.
– Я могу показать тебе любого человека в реальном времени, только дай мне его четкий астральный образ, – говорила Фиона.
Я, выглядящий точь-в-точь как старик Гэндальф в фильме «Властелин Колец», сидел в своем любимом «домике хоббита». Фиона напротив меня в образе классической бизнес-леди. Астралом можно крутить как угодно, воплощать там любые фантазии. Я предпочитал представляться Гэндальфом и создавать уютную обстановку обиталища Фродо Беггинса.
– Славик, – четко произнес я, тем самым представляя нужный образ.
Передо мной возникла маленькая фигурка бывшего Зининого мужа. Помигала, зарябила, словно в поломанном телевизоре, и бесследно растаяла.
Фиона с сожалением покачала головой:
– Я сняла образ только с Зины. Когда ты встречался с другими, твой астрал… можно сказать, спал.
– А в прошлое? Наверняка в инфо-ноосфере хранятся отпечатки всех событий.
– Хранятся. В переработке людских сознаний, мыслей и эмоций, и не всегда они верные. Даже более того – всегда субъективные. События выглядят так, как люди хотят их видеть, или так, как увидеть опасаются.
– Да мы же так в Эгнор попали, а ты говоришь – неверные! Я смотрел через инфо-сферу в далекое прошлое и нашел-таки прибытие на Землю «инопланетян», которые оказались древними эгнорцами.
– По всем моим расчетам, этого не должно было случиться, вмешался неизвестный мне фактор. И я не говорила «неверные», я говорила «обработанные людским подсознанием». Две разные вещи.
– Знаю я этот фактор, давай о нем не будем. – Даже в астрале мне было неприятно думать о влиянии на мою судьбу «провидения».
– Как скажешь.
– Вернемся к Славику. Покажи вчерашний день, утро.
На меня навалились злость, страх, боль в руке. К этому примешивалось похмелье. Я сидел в травмпункте и сквозь зубы матерился на медсестру, делающую мне перевязку. Майка присохла к ранам и, хоть и размоченная фурацилином, отдиралась с болью.
– Потерпите, больной, тряпка до конца теперь не отмокнет. Что же вы сразу не приехали? Ужас, укусы страшные. Владимир Павлович, я сняла повязку!
Я посмотрел на руку, и мне стало плохо. Голые кости, как у скелета, зловеще шевелились. Белые, отполированные годами могильного тления пальцы, фаланги которых крепились друг к другу без всяких связок, норовили вцепиться мне в глотку. Рука сама собой, независимо от моей воли, словно была совершенно чужой, тянулась к горлу. Страх пронзил с макушки до ногтей на ногах. Передо мной стоял ночной колдун. Он появился ниоткуда, будто всегда был здесь. Его длинные волосы шипели и шевелились. Точно! Это змеи. Каждая пасть разевает, и с зубов яд капает. Я не могу пошевелиться. Колдун смотрит прямо в душу.
– Я могу заставить твою руку задушить тебя, – зловеще захохотал он. Кровь в жилах застыла. Мне стало очень холодно. – Но я не стану этого делать, помучайся. Любопытно посмотреть, как ты проживешь с такой рукой.
Моя рука, точнее, принадлежащая мне рука скелета поднялась к моему же лицу и показала мне фигу.
К колдуну подошла ослепительно красивая Зинка, обняла и поцеловала взасос.
– Убей ты эту падаль, дорогой, – капризно надув губки, протянула она. – Я так хочу! – топнула ножкой.
Колдуна сменил доктор. Владимир Павлович, старый знакомый. Он не раз меня лечил после неудачных разборок. Он жил за мой счет. Да и остальная братва не скупилась.
– Вячеслав Игоревич, я вам сколько раз говорил: осторожней надо быть с бойцовыми собаками.
«А то я не знаю, как с ними обращаться! Умник хренов. Лепи, лепила! – думалось с раздражением. – Тебе бы с колдуном повстречаться, сука».
Куда пропал сам виновник моего несчастья, только что стоявший на месте доктора, меня почему-то интересовало мало.
– Они привитые от бешенства?
– Разумеется, – бросил сквозь зубы. Как он меня раздражает!
Краем глаза заметил свою руку. Раны как раны – и не такие видел. Врач их обработал и позвал медсестру.
Спрятался колдунишка, сволочь. Где он может быть?
– Любаша, перевязку с гипертоническим. Придется, Вячеслав Игоревич, на уколы походить. Антибиотики надо проставить: раны грязные. Тем более укушенные – значит, инфицированные по определению. Как бы заражение не пошло.
– А колеса нельзя попить? – Мотаться каждый день на другой конец города не хотелось.
– Можно, только у них эффективность меньше. Не советую.
– Я попью, – выдавил я, сжимая зубы. Любаша что-то такое в ране задела. Еле сдержался, чтобы не матернуться.
– Хорошо, я выпишу рецепт. Любаша, после повязки поставь анатоксин.
– Сделаю, Владимир Павлович.
– Что это еще за антитиксин? – В голову вдруг закралось смутное подозрение. Что-то не нравится мне сегодня этот лепила.
– Противостолбнячная прививка, под лопатку. Это совсем не больно.
«Ага, рассказывай сказки! В военкомате ставили, два дня болело».
Медсестра занялась рукой, а я, едва только поднял голову, снова увидел Зинку. Вместо Любаши, которая пропала так же, как до этого колдунишка. Она со зловещей улыбкой медленно поднимала молоток, намереваясь опустить его на мою скелетную руку. Я опять не могу шевелиться, даже взгляд не могу отвести. Хрясь! Кости пальцев разлетелись вдребезги. Боль ужасная! Я завопил во все горло.
– Потерпите, больной, – сказала Зинка голосом Любаши, сохраняя зловещую ухмылку.
Убью гадину! Вырвусь отсюда и убью ее вместе с колдунишкой! Любовничка себе нашла, падла?! Он, гондон, моего любимого Тотошу забрал. Ничего, еще стволы имеются. Вы у меня дождетесь, любовнички. И Тотошку верну, никаких денег на месть не пожалею. Паровоза подключу – плевать на все! Хоть и с такой рукой, но поживу еще. Гады!!!
А душу меж тем заполнял ужас. Дикий, панический, неуправляемый.
– Придется походить на перевязки, а дома солевым раствором повязку поливайте, чтобы она всегда была влажной. Две чайные ложки соли на стакан воды. – Теперь передо мной стоял докторишка с притворно-заботливым лицом. Тоже сволочь редкостная. Ужас прошел. Я и думать о том страхе забыл.
По пути домой из-за каждого угла показывались хохочущие колдун с Зинкой. Она показывала на меня, а колдун грозил мне своим узловатым указательным пальцем с огромным когтем. Специально дразнили меня, целовались в открытую. А потом колдун стал раздевать мою жену. Обида и злость от бессилия захлестнули с новой силой. Моя правая, «скелетная» рука так и норовила крутануть руль, чтобы въехать в ближайший фонарный столб.