Внизу она пригладила ему волосы крючковатыми пальцами. Здесь было темно, и перед глазами плавали яркие пятна. Мирон смотрел на них и боялся, что грохнется в обморок, как когда-то с бабушкой в церкви.
— Во. А то на чорта[2] похож.
Она заковыляла не по стрелке «Большой дворец», а в Хлебный дом, направо. Во дворце Мирон был в пятом классе, с экскурсией от школы. Сначала им рассказывали про царицу, а потом выкатили блинов, и блины он помнил, а про царицу — нет. Перед Хлебным домом все заныли, что устали, — хлеба после блинов и правда совсем не хотелось. В экскурсионном автобусе Мирон задремал и проснулся, только когда Алису укачало и вырвало блинами ему под ноги. Еще благодарил, что не выше.
Хлебный дом оказался скромнее и меньше дворца, хлебом здесь и не пахло. Сразу за лестницей Калерия опустилась на лавку, Мирон остался стоять. Это был внутренний дворик: уличная плитка на полу, стрельчатые окна второго этажа, под прозрачной крышей — горшки с цветами. Имитация сквера в замкнутом пространстве. Краем глаза он приметил небольшой деревянный органчик, потом, когда стоявшие впереди чуть расступились, Василия на лавке напротив, тот сидел с пустым взглядом и смотрел прямо перед собой, и только в конце — что все здесь, даже Калерия, были одеты в серенькие льняные робы, как у художников, и круглые шапочки. Все, кроме него и Василия. Несколько шапочек валялось на полу — вероятно, ими кидались.
«Ты как?» — взглядом спросил Мирон.
«Отвали», — так же ответил Василий и отвернулся.
— Посмотрите на нее! — вопил тип без шапочки с аккуратно подстриженной бородкой. — И это будущая шорница ЦАО?!
Мирон подпрыгнул и увидел сидевшую рядом с Калерией зареванную Еву. Никита, ее подмастерье, делал вид, что увлечен устройством деревянного органчика.
— Послушайте, — встала коротко стриженная женщина в робе поверх черной косухи. — Ева еще дитя. Южный округ — это два мертвых мужа у старух, самоубийца на Кантемировской и погрызенная капуста в «Дикси». Я… — Она посмотрела на Еву — та дважды обернула косички вокруг шеи. — Я не уверена, что Ева готова.
Шум возобновился. Кто-то крикнул:
— Он! — Или «Мирон». Прозвучало неразборчиво, но волна звука схлынула, и льняные спины раздвинулись перед ним. Мирон остался стоять один. Ева глаз с него не сводила. Глядя на нее, Мирон потер веки. Откашлялся и сказал:
— Я все слил. — Василий под его случайным взглядом задвинулся за впереди стоящего шорника. — Ноа погиб из-за меня.
— Ноа тебя выбрал, — сказала женщина в косухе. — Он знал, что так будет.
— Не меня. Одного из нас.
«Дурак», «кто это?», «такой юный…» — пронеслось по рядам. И дальше: «Сын ее», «да нет, внук», «бездушь поймал», «обманул бездушь», «бездушь»…
Мирон отмахнулся, отгоняя шепот.
— Бездушь поймал мой друг. Я только… Я только направлял. А он там был, он… — Мирон растерянно посмотрел на Василия: не понимал, почему тот молчит и не защищает себя. — Без него ничего бы не получилось.
— Адиль! — позвал кто-то. По голосу Мирон угадал, что это страдж Этери. — Пойдешь работать в ЦАО?
— Упаси Аллах! — весело отозвался Адиль. — С меня вяза самоубийц хватило.
— Мирон?
— Постойте, — сказал он твердо. Протолкнулся к Василию, взял его под локоть и потащил за органчик. Зашептал: — Ты чего, эй? Это твое место, ты гениально прожил поддельную жизнь, бездушь — реальная стремота: смотри, как все тут зассали, думаешь, они справились бы лучше? Нет! Им бы ума не хватило такое провернуть.
— И мне. Это ты все придумал. А я подставил Ноа.
— Ты не подставлял Ноа. Ты освободил кучу людей, а скольких еще не убьют по этому дурацкому договору?
— Иди и соглашайся.
— Сам соглашайся.
Мирон развернулся, чтобы крикнуть: «Он согласен», но что-то мелькнуло над плечом, и в центр образованного шорниками круга мягко приземлился рыжеватый кот. Кот был явно крупнее всех кошек, которых Мирон когда-нибудь видел, с короткими лапами и закругленными ушами. Под недоумевающими взглядами он принялся вылизывать бок и делал это до тех пор, пока Калерия не сгребла его под мышку своей костяной рукой.
— Дурень ты, Васька, — сказала она ласково.
— Это… — задохнулся Мирон, — что, кот?..
— Это манул.
— Калерия Даниловна… — укоризненно протянула Этери, а дядька с бородкой выкрикнул:
— Помощник! Нечестно! У него был волшебный помощник!
— А как иначе я должна была убедить его работать? — огрызнулась Калерия. — Он же упертый как баран.
— То есть… Это…
Мирон посмотрел на кота, на Калерию, снова на кота — и выбежал из зала.
На улице он свернул за стеклянный павильон, под деревья, и, упав на скамейку, подтянул колени к груди. Ощущение глобального, спланированного, мерзкого обмана ширилось с каждым вдохом. Зато теперь понятно, откуда Василий все про всех знал. И по правде говоря, Мирон остался из-за него. Даже если бы Калерия сама рассказала про договор, как и полагается наставнику, а не нагоняла туману присказками, он не решился бы. Василий был одновременно и старшим, и равным. И тем, на кого Мирону хотелось быть похожим.
Что-то легонько коснулось его плеча. Мирон поднял голову — сверху на него глядели черные круглые глаза. Он протянул еноту руку, и тот перебрался к нему на колени.
— Такие дела, Фраппе, — тихо сказал Мирон, поглаживая шерстку на енотьей спине. — Такие дела… Пойдем, что ли? — За деревьями виднелся киоск с кофе навынос. — Воды купим.
— Мира!
Он сделал вид, что не услышал, и побрел к киоску. Енот трусил следом — можно подумать, выбрал его новым хозяином.
— Мир…
— Две бутылки. Без газа. И стаканчик.
Все еще не обращая внимания на Василия, он наполнил пластиковый стакан и наклонился, чтобы Фраппе мог попить.
Кроссовки Василия так и маячили перед глазами.
— Уходи, — вяло сказал Мирон. — Или как там у вас правильно. Брысь.
— Мир, ну че ты как маленький? Реально расхотел становиться шорником только из-за меня?
— Ты предатель. Ненастоящий друг. Тебя вообще нет, ты кот. Я дружил с котом, блин!
— Не кот, а манул-оборотец. Последнее желание Калерии, прежде чем ей руку оттяпали.
— Ну и зачем я ей нужен, если у нее уже есть такой подмастерье?
— Ты сам сказал. Я ненастоящий. Она надеялась, что ты займешь ее место.
— Так давай я займу ее место. — Мирон наконец-то поднялся — ноги затекли. — Только не место Ноа. Пусть вон бородатый туда идет, который громче всех орал.
— Мир, еще неделю назад они бы подрались за ЦАО, но теперь никто не рвется, там что-то не то в Чертолье…
— Ха, — сказал Мирон. — Ха-ха. Фрап, пошли отсюда. Надеюсь, хоть ты не оборотец…
К счастью, Василий не стал их догонять.
— Как думаешь, сдали?
— Я вроде нормально написал, — ответил Мирон рассеянно. — Ты стопудово на девяносто минимум, даже не сомневаюсь.
— Родители когда возвращаются?
— М-м… — Он стоял с телефоном Алисы в руках и пытался вызвать такси через приложение. — Мы вроде договорились, что я после экзаменов в Питер еду.
— Класс, — сказала Алиса. — Ну чего там?
— Да вот понять не могу…
Он смотрел на карту, оборачивался на фасад здания за спиной и снова приближал и удалял точку, в которой они стояли.
— Здесь написано, что мы на Большой Чертольской, но мы на Пречистенке.
— В смысле, Чертольский проезд? Он дальше, вызови сюда, пожалуйста, спать уже кошмарно хочется…
— Да куда «сюда»? — взорвался Мирон. — На несуществующую улицу?
Алиса выдернула телефон из его вспотевшей ладони. Пока она сверяла названия, бормотала «задрали» и злобно тыкала в экран, Мирон огляделся. Улица будто вымерла. Второе июня, одиннадцать вечера, центр. С тех пор как они вышли из кафе, мимо не проехала ни одна машина, не проскочил ни один курьер. Даже ветра нет…
Мирон еще раз посмотрел на вывеску кафе и адресную табличку.
«Б. Чертольская».
— …ите! — По ярко освещенной фонарями улице, размахивая портфелем, бежал человек. — Помогите!
Чуть раньше, выехав из-за поворота, причалила к бордюру машина с рыжим знаком такси на крыше. Мирон распахнул заднюю дверь и, как только бегущий поравнялся с ними, ловко запихнул его в салон. Алиса села вперед и заторопила:
— Поехали, поехали!
Мирон обернулся: улица по-прежнему была пустынной. Только некто странно шел по тротуару к тому месту, где они только что были…
Парень в костюме и галстуке вытирал лицо бумажным носовым платком и шумно дышал. Мирон ждал объяснений, но тот буркнул только:
— Спасибо. Я оплачу, — и отвернулся к окну.
— От чего ты бежал?
— Заработался. Показалось.
— Не уверен. — Мирон закрыл глаза, чтобы восстановить в памяти: шел странно. Странно… Почему? — Коленками назад! — выпалил он, и сидевший рядом клерк крупно вздрогнул.
— Не показалось, — неожиданно заговорил таксист. — Я тоже этого урода видел. С тех пор два года — ни капли.
— Где? — хором спросили Мирон и Алиса.
— Да тут, на Остоженке. Ночь была, приехал на вызов, стою. А из-за угла эта хрень — и ковыляет ко мне. Я газу оттуда, клиент звонит, орет: в аэропорт опаздывает. Я вернулся, конечно, но трясло всю дорогу и еще обратно. Неделю потом на даче жил, думал, «белка», — не дай бог топор возьму и жену покалечу. Она у меня…
— Что за дом? — перебил Мирон. — Помните?
— Такое забудешь… Деревянная хата в Мансуровском переулке, прямо за «Тифлисским двориком».
Алиса открыла на телефоне карту и показала водителю экран.
— Этот? Который «Дом мастера»?
— Здесь останови, — буркнул клерк и протянул водиле пятитысячную купюру. — Сдачи не надо.
В голове Мирона крутилась детская загадка: «Кто ходит коленками назад?» Говорить больше не хотелось. Он закрыл глаза и открыл их, только когда проехали поворот на Видное. Обществознание в понедельник — за выходные нужно все повторить. Опять он во что-то влез.