Коленками назад… Нужно перестать гулять. Отсидеться дома, сдать ЕГЭ — и к бабушке в Питер.
— Похоже, твои вернулись!
Мирон поднял голову — как раз подъехали к дому. В кухне горел свет.
Из машины он буквально вылетел. Алиса направилась к своей двери.
— Зайдешь поздороваться? — крикнул он, улыбаясь, как идиот. И она улыбнулась тоже.
— Ага.
Мирон вбежал в прихожую, сбросил кеды — и застыл на пороге кухни, вцепившись в дверной косяк. За столом сидели Василий, Калерия и Жура.
Алиса шумно выдохнула у него за спиной.
— Как вы сюда попали? Алис, ты дала ключи?
— Нет. Они у меня всегда с собой, тут, подожди…
Алиса стала копаться в сумке, Фраппе с интересом наблюдал за ней с холодильника.
— Это… — Она ткнула в него пальцем. — Ты! Ты рылся в моих вещах! И браслеты мои, отдай!
Енот развел лапками и улизнул в гостиную. Его шею украшали две нитки разноцветных бусин. Алиса бросилась следом — когти убегающего енота звонко цокали по паркету.
— Чорт, — сказала Калерия. — Чорт ходит коленками назад, вот кто.
— Ноа искал его, — подхватил Василий, — и не нашел.
— Ты видел чорта. Он…
— Фраппе! Иди сюда, говорю!
— …держит их в беззвучном мире, они все помнят, но не могут вернуться.
— Уходите. Все.
В гостиной что-то стеклянно грохнуло и разлетелось. Рванув туда, Мирон без труда изловил енота, снял с его шеи браслеты и протянул Алисе.
— Давай, до завтра.
— До завтра… — прошелестела она и вышла. Калерия с Василием неуверенно потянулись следом. Жура присела, чтобы надеть стоптанные лоферы. За дверью Мирон услышал: «Ты не отвечал на звонки» — «Был занят, давай завтра?» — «Супер, договорились».
Жура встала и положила руку ему на плечо.
— Чорт видел тебя, а ты — его. Что бы ни решил, береги себя.
— Как? — спросил Мирон тоскливо.
— Выверни футболку и всегда так ходи. Всегда, слышишь? И кольцо. У тебя было деревянное кольцо…
Мирон поискал — на комоде под зеркалом, там, куда положил утром, кольца не оказалось. Зато на этом месте сидел Фраппе. Под строгим взглядом Мирона енот протянул кольцо маленькими черными пальцами.
— Надень и не снимай, — кивнула Жура. — С ним ты их не услышишь, и они тебя не услышат. А главное — ни ногой в Чертолье. Чорт будет хитрить, строить козни, заманивать тебя, но ты не поддавайся. И Фраппе береги, не отдавай никому — она тебя еще удивит.
— Она? — уже начал удивляться Мирон.
— Само собой, Фраппе — енотиха. О! Кто это тут проснулся?
Жура чуть сдвинула полу вязаной кофты, и из-под нее высунулась заспанная мордаха котенка Бусины. Мирон погладил ее одним пальцем.
— А хвост? Уже удалили остаток?
— Зачем? — Жура хитро подмигнула ему и вытянула котенка целиком. На месте обрубка был тощий, но явно целый хвост. — Поедем домой. Нас ждет много хороших дел.
— Жура, — задержал ее Мирон, — скажите, у Ноа кто-то был? Ну, семья?
— Никого. Только я. Он был моим подмастерьем в Талдоме. Талантливый мальчик… Совсем как ты.
Она взяла за ручку свой исполинский чемодан и покатила его по брусчатке к калитке. Когда стук колесиков стих, Мирон потащился по лестнице к себе, на ходу выворачивая наизнанку футболку. Он не видел, как в темноте палисадника, не задев ни травинки, отошел от окна долговязый чорт. Коленками назад.
Часть II. Большой дом. Москва, 2021 год
Глава 1. Чертям раздолье
Мирон приоткрыл глаза. Губы склеились, язык не ворочался, отчего-то ныло плечо. Стараясь не двигать глазными яблоками, он медленно повернул голову влево и увидел черную стену с черной «плазмой». Выше висела растяжка с белыми бумажными буквами: «ЭТО НОРМАЛЬНО». Вряд ли, подумал Мирон и так же плавно посмотрел вправо. По чужой подушке разметались светлые волосы. Тут он начал вспоминать и тихонько застонал: день рождения Рината, клуб, Аня, квартира Ани…
— Привет!
— Привет, — сказал он хрипло и пошарил рукой в поисках телефона. Горячая Анина ладонь тем временем гуляла по его животу и груди.
— Закажешь завтрак? Я хочу сырники с абрикосовой начинкой и кленовый раф.
Сам он хотел сейчас только одного: ледяной воды из-под крана, но встать с таким эхом в голове было нереально. Еще бы пару часов поспать… Выпитое не выветрилось, и его по-прежнему качало, даже если лежать совсем неподвижно.
— Что дальше? — выдохнула Аня ему в шею. Мирон промолчал, потому что не понял вопроса. Он искал сырники с абрикосом, но попадались только обычные. — Завтра, — не сдавалась она, — или в понедельник, когда мы встретимся в универе. Эта ночь вообще для тебя что-нибудь значила? — Приподнявшись на локте, Аня заглянула ему в лицо. — Ладно, Мира, держись. Я принесу аспирин.
Глотая воду с шипящими таблетками, он почти влюбился в ту, что протянула стакан. Даже нашел в себе силы спросить:
— Какой у тебя адрес?
— Калошин переулок, дом шесть, строение один.
Мирон уставился на запятую геолокации в приложении, соображая.
— Да, правильно, — откуда-то издалека подтвердила Аня, но он не пошевелился.
Четыре года избегать, чтобы так глупо влипнуть… Внезапно зачесалась левая ладонь, он поскреб ее ногтями правой. Дыши, дыши, приехал же сюда, и ничего не случилось — значит, и выбраться можно.
Он вскочил, зашел в ванную и пустил холодную воду. Подождал, пока протечет, и умылся ледяной, попил из сложенных лодочкой ладоней, чувствуя, как холод спускается по сухому горлу.
— Говорящий хлеб, — шепнули из отверстия в раковине.
Мирон застыл. Выключил воду и наклонился к сливу. Внутри было темно и безысходно.
— Говорящий хлеб, — повторили оттуда, — знает, как найти.
Мирон стиснул пальцы, чтобы почувствовать кольцо, — но кольца не было.
— Что найти? — спросил он тихо.
— Нас. Мы здесь. Помоги нам.
Из ванной он вылетел с влажным лицом и волосами. Проверил под подушкой, на тумбочке у кровати, на полу… Спустя минуту они с Аней искали вместе.
— Мы стояли здесь, — вспоминала Аня в прихожей, — ты зацепил мне волосы кольцом, я попросила его снять. Оно упало и покатилось…
— Точно упало?
— Точно. Я слышала.
Мирон заглянул под вешалку, Аня сдвинула коврик. Но кольцо будто чорт побрал.
— Ладно, по фигу, — сказал он и вернулся в спальню. Футболка валялась возле кровати. Мирон поднял ее и растянул, как шкуру, снятую с убитого животного: две половины держались на шве воротника.
— Прости, — вспыхнула Аня и отвернулась.
Оставался еще свитшот: он лежал на подоконнике уже швами наружу.
— Ты наизнанку надел.
— Так надо.
Запищал домофон. Аня забрала у курьера сырники и кофе и поставила возле двери. Мирон мрачно обувался, такси должно было приехать через пару минут. В голове смутно вертелось, что хорошо бы попросить ее сказать всю эту ерунду про ношу на всякий случай, но нет, никакого случая, он больше в это не ввяжется, нет.
— Мира. Все было плохо, да?
Он посмотрел на нее и только сейчас увидел: растрепанную, сонную, с отпечатком подушки на щеке. В универе они общались, но Аня никогда не давала понять, что он ей нравится, да и сам он относился к ней ровно, не более. Вчера они танцевали, потом вышли на улицу покурить. Ане нужно было купить стики для «гло», вместе пошли до магазина, на обратном пути говорили почему-то про ковид и после этого уже держались рядом. Мирон перебрал, но старался казаться трезвым и, как грузили в машину совершенно невменяемого парня из параллельного потока, помнил. Он потерялся ближе к концу вечера, когда танцпол опустел и почти все разъехались, Аня ждала свое такси, а Мирон прикидывал, во сколько обойдется поездка в три ночи в Видное. Бармен просто так налил им по шоту, — кажется, их было несколько, — и вот уже он целует Аню в гардеробе, на улице, в машине, в подъезде…
— Я не жалею, — сказал Мирон.
— Я тоже. Если найду кольцо, принесу в понедельник. Напиши, как доедешь.
— Обязательно.
Двор был перегорожен шлагбаумами, до машины предстояло дойти пешком. Солнце фигачило в глаза, в одном кроссовке перекатывался острый камушек. Краем глаза Мирон зафиксировал табличку «Калошин переулок» и двинулся вдоль дома. Там же, на стене, красным маркером было написано: «Зато ты есть. Далеко, но есть». Кто-то насыпал хлебных крошек на канализационный люк, и сейчас там толкались голуби.
— Говорящий хлеб, — напомнили из-под чугунной крышки. Мирон поежился и открыл приложение, чтобы посмотреть номер такси.
«Водитель отменил заказ».
Ноги сделались мягкими. Мирон вышел в переулок Сивцев Вражек, но на карте было написано «Большая Чертольская». Чорт появился из-за ворот дома-музея Герцена и заковылял к нему.
Мирон внутренне захныкал. С собой у него были телефон, банковская карта и студенческий билет. Ключи, пряжка ремня, лихорадочно перебирал он в голове, твою ма-ать… Он метнулся к урне, пинком опрокинул ее — и по асфальту разлетелись бычки и мятые жестянки. Ничего, чем можно было бы…
— Говорящий хлеб! — ухнуло в водосточной трубе. Потом что-то застучало, падая с высоты, — и из трубы под ноги Мирону вывалился осколок бутылочного стекла. Мирон дохнул на него и обтер о джинсы.
Четыре года тишины чорту под копыта! Он резанул осколком по ладони, заорал, выставил руку чорту навстречу и… не придумал. Разучился. Просто не знал, что делать. Рявкнул:
— Ходи нормально!
Колени чорта с хрустом выгнулись в обратную сторону. Чорт остановился, глянул вниз, попытался идти, но вместо того, чтобы двигаться вперед, замахал верхними конечностями и попятился. Врезался спиной в стену, оттолкнулся от нее, но упал и задергался на земле, отбрыкиваясь. Дальше Мирон смотреть не стал — развернулся и побежал к метро «Арбатская».
Жура говорила: ты их не услышишь, и они тебя не услышат. Теперь он слышал их даже дома — из посудомоечной машины, душевой лейки и унитаза. Мирон отправил несколько панических сообщений Ане — она не ответила. Все выходные он провел за столом. Комп был включен, но Мирон не мог сосредоточиться даже на «Геншине» — он лежал лицом в клавиатуру, а Фраппе перебирала волосы у него на затылке.