. Антракс смотрел на него с любопытством.
Если все получилось, за калиткой сейчас должна быть ночь.
Однако многоэтажку по ту сторону дороги окутывала серость. Чтобы убедиться, Мирон подобрал мелкий камушек и с размаху швырнул через дорогу. Камень упал без единого звука.
— Хух, — почесал затылок Мирон, взглядом ища у Антракса поддержки.
— Ча, — согласился тот и прикурил вторую сигарету.
— Откуда он вообще взялся? — Для разнообразия Мирон снова воспользовался трубой. — Чорт?
— Он ко мне пришел, — отозвался Антракс неохотно. — Я тогда лежал под капельницей после, ну…
— Запоя.
— Ага, этого. Я сначала заорал: в жизни такого ужаса не испытывал, думал, сердце остановится. Тут врачи — руки вяжут, чтоб не бился, успокоительное… А он в уголочке за ними стоит — и никто, кроме меня, его не видит. А потом меня осенило, что все предметы и явления нашего мира можно описать одним словом. Хухча! И я как будто все, все-все понял — и о себе, и о мире, и почему Дашка от меня ушла. Я, блин, веришь, нет, просветлел. — Мирон вздохнул и не ответил. — Я по образованию инженер-проектировщик, а тут осознал, что занимаюсь по жизни не тем. Творить хочу. Умы потрясать. Такое кино делать, чтобы зритель вот это мое озарение тоже пережил. Катарсис! Обновление через глубокие переживания. Страх — он же не просто так. Он все-все форточки в мозгу открывает — такие силы появляются! Вот ты, когда впервые его увидел, что почувствовал?
— Ну, охренел, конечно. Решил, что показалось. А потом коленки ему вперед загнул.
— Хух, — крякнул Антракс. — Это ты зря… В общем, заключили мы договор, но я, чесслово, не знал, зачем это окно.
— И зачем же чорту окно?
— Чтобы играть. Ему актеры нужны: сцен много, и все это постоянно крутится, крутится… Я покажу!
Заинтриговал, конечно. Мирон вернулся в дом и вслед за режиссером двинулся по коридору, на ходу заглядывая в комнаты. Вместо комнат были другие коридоры, тоже с дверями — внутри беззвучно прыгали и размахивали руками люди. Откуда-то сбоку перед Мироном выскочила девушка в разорванном платье и пустилась бежать: ее преследовал бородатый хипстер с ножом для разделки мяса. Антракс проводил их усталым взглядом и распахнул одну из дверей.
— Проходи, читай. Это все моя работа. Я же сам сценарии пишу.
Комнатушка за дверью больше всего напоминала склад макулатуры: папкам с бумагой стало тесно на полках, и они выперли на пол и в углы. Мирон поднял затоптанный лист, по которому только что прошелся сам.
КАРПОВ наносит РУМЯНОВОЙ 16 ударов ножом и убегает в рощу за гаражами. Тело РУМЯНОВОЙ спустя двое суток находит пенсионер КУРИЦЫН.
Фигня какая-то. Прямо перед глазами, прилипшая к стеллажу, висела другая страница.
…лобовое столкновение. Пешеходка КОЗИНА не успевает отбежать, и ее подбрасывает на высоту 3 метра. Пьяный водитель бээмвэ блогер ВЕРИВЕЛ пытается сбежать с места аварии на переломанных ногах…
— Тьфу, — не выдержал Мирон. — Это точно сценарии?
— Да, — с блеском в глазах подтвердил Антракс. — Да!
— А нормальные есть? Без чернухи. Про дружбу там. Взаимопомощь. Любовь хотя бы. Счастливую, без шестнадцати ножевых в финале.
— Разве это интересно? — насупился Антракс. Кажется, критика его задела. — Вот, глянь. Из того, что посвежее. Неделю писал, такая интрига, ух! Сам до конца не понимал, чем дело закончится.
Огонь разгорается все сильнее, в ревущее пламя по очереди прыгают и сгорают ГЕННАДИЙ ПЕТРОВИЧ, ЛЕНКА и АНУШ. ВАСИЛИЙ пытается помешать НОА, но у него не хватает сил, и НОА тоже разбегается и прыгает.
Бумага в руках Мирона задрожала.
— Это не просто сценарии.
— Догадался! — подмигнул Антракс и погрозил Мирону пальцем. — Не просто, ой не просто!
Лавируя между стопками папок, он забурился за столешницу, водруженную на папки, и на что-то там присел. Отстучал на печатной машинке одним пальцем и тут же озвучил написанное в трубу:
— ВАСИЛИЙ и АЛИСА ищут МИРОНА и оказываются в киноцентре «Огонек» на сеансе гениального отечественного хоррора «Хухча». Они понимают, что МИРОН ушел в пространство на экране, и следуют…
Антракс задумался, постукивая ногтем по верхнему зубу.
— Предсказуемо, не находишь? А что, если…
— Стой, — попросил Мирон. — Остановись. Это смертельно скучно. Такой сюжет никого не заинтересует.
— Тут ведь понимаешь, какое дело… — Режиссер посмотрел на него отрешенно. — Мне, в сущности, важно заинтересовать всего одного человека — себя.
— Читай вслух! — не сдержался и выкрикнул Мирон, когда тот настрочил что-то молча. Судя по ухмылке, не менее стремное, чем раньше.
— Прочти сам. — Антракс выдернул лист из печатной машинки и швырнул его Мирону: всего-то страница текста с полуторным интервалом. И выгнул колени назад с таким наслаждением, будто наконец снял ботинки на пару размеров меньше. — Редкая удача — когда играет не актер, а сам прототип. У тебя есть роль!
— Хух! — выдохнула Алиса, перелезая через подоконник. Мирон выставил руки, протестуя, но она все равно его обняла. Василий тоже лыбился — до тех пор, пока Мирон не протянул ему телефон с напечатанным текстом.
— Ча, — прочитав, озадаченно выдал он и показал Алисе. — Хух?
Алиса быстро набрала: «Мы должны умереть? Уверен?»
«Да, — напечатал Мирон. — Как только выйдем из этой комнаты. За дверью нас расстреляют, за окном — отрежут голову. Не пытайтесь говорить. Пишите».
«Это не прикол?»
Все это было в сценарии. Мирон закрыл глаза и вспомнил.
АЛИСА печатает: «Мы должны умереть? Уверен?» МИРОН печатает, что им нельзя выходить из комнаты: за дверью их расстреляют, за окном — отрежут голову. ВАСИЛИЙ печатает: «Это не прикол?»
Дальше он сидит у стены, как сейчас, и думает, а под дверь просовывают записку.
Алиса указала на нее жестом, подняла и развернула. Прочитав, изменилась в лице. Василий тоже пробежал глазами, настала очередь Мирона. «Если выйдет и умрет кто-то один, остальные вернутся домой. Выбирайте».
МИРОН и ВАСИЛИЙ тяжело молчат. АЛИСА мечется по комнате от окна к двери и обратно, ужас на ее лице постепенно сменяется угрюмым выражением решительности. АЛИСА замирает и кладет ладонь на ручку двери. МИРОН пытается ее оттащить. АЛИСА брыкается, ей удается вывернуться. ВАСИЛИЙ и АЛИСА толкаются у двери, каждый пытается выйти первым. АЛИСА открывает дверь. ВАСИЛИЙ и АЛИСА замирают в проеме. Звучит автоматная очередь. Тело АЛИСЫ переваливается через порог, сверху падает тело ВАСИЛИЯ, течет кровь. МИРОН видит за дверью вооруженных людей в черном. МИРОН падает.
Мирон лежал и смотрел на перевернутое окно, за которым темнел зрительный зал. Прямо сейчас там зажегся свет. Единственным зрителем была девушка с белыми волосами. Мирон видел, что она плачет. Он смотрел на нее, а она все не уходила и не уходила, — и тогда он устал смотреть и закрыл глаза.
Глава 2. Амелия делает мир лучше
В форточку тянуло жареным луком. Спиленные ветки так и не вывезли, хотя она напоминала дворнику вчера, позавчера и три дня назад. Раскаленный асфальт вызывал боль одним своим видом. Амелия не любила жару и выходить из дома в жару, но сегодня нужно было купить вина и ехать к Елизавете. Две недели договаривались и переносили: то у Амелии окулист и стоматолог, то у Елизаветы студенты — состыковать расписания не получалось.
Теперь Амелия сняла квартиру в пяти минутах на метро от Елизаветы. Она давно собиралась перебраться поближе, а тут это объявление с какой-то немыслимо низкой арендной платой. Как сбывшаяся мечта. Как чудо. Одно из немногих в ее жизни.
Амелия вздохнула, потушила в пепельнице сигарету и вышла в прихожую. Скрутила рыжие с сединой кудри в узел и спрятала их под платком. Написала Елизавете в телеграме: «Я вышла, буду через полчаса» — и действительно вышла.
Боже, что за пекло. Переносица под оправой очков мгновенно вспотела. Амелия сняла их и надела снова. Не заметить было невозможно: расплывался даже дом-яйцо через дорогу, а ведь всего месяц назад меняла линзы… Было минус восемь, а сейчас?.. Зачем вообще об этом волноваться — достаточно и того, что даже в удобных босоножках больно наступать на левую пятку, и это еще расходилась, с утра вообще волокла ногу, как раненый пес…
Амелия вышла за железную калитку с домофоном и снова посмотрела на дом-яйцо. В дела соседей она не лезла, но было понятно, что в дорогущих апартаментах живет всего один человек — почти подросток. Пару раз Амелия видела, как он выезжал с подземной стоянки на огромном автомобиле. Чей-то с рождения обласканный жизнью сынок? Что странно, по вечерам окна оставались темными. Амелия представляла себя в его возрасте и думала, что, если бы ей предложили тогда пожить в таком доме хотя бы неделю, дым из окон собирался бы в огромную тучу, а музыка гремела бы на всю Машкова… Но этот сидел тихо. Изредка в дом приходили гости — словно бы тайком: прохаживались туда-сюда, смотрели по сторонам, выжидали за углом, там, где в «яйцо» вела отдельная железная дверь с панелью домофона. Со своего этажа Амелия прекрасно их видела. Заподозрив неладное, даже смотрела на дом сквозь боль, но боли там не причиняли. Она бы заметила, ох, она была заметила.
С бутылкой риохи — любимого вина Елизаветы — в рюкзаке она спустилась в метро на Чистых, приложила к терминалу «Тройку» и уже на эскалаторе заметила этого. После Сергея Амелия перестала задаваться вопросом, как именно она выделяет из толпы мудаков, — просто узнавала, и неважно, насколько чистыми были их руки и кеды, лица их женщин, смартфоны детей. Каждый смотрел глазами Сергея. И как только Амелия ловила этот взгляд, она понимала, за кем наблюдать, — и наблюдала изо всех сил.
Этот держал впереди себя за шиворот девочку. Девочка ныла и вертелась на ступеньке; волосенки, прилипшие ко лбу, были мокрыми. Прежде чем оба сошли с эскалатора,