— А дальше мы узнали, что теперь нельзя днем выходить… Мама… Появились жеребцы. Но она все равно соседке картошку понесла, тетя Тома одна совсем. И теперь вот…
Она всхлипнула, закаменев, и прошептала.
— А по ночам мы их даже видим. Тени, которые кружатся около забора.
Сережа опустил голову, сложив руки перед собой.
Виктор Палыч поднялся, подтянул себе трость, неведомым образом умудрившуюся не потеряться во всем этом хаосе, и обвел взглядом маленькую кухоньку:
— Значит так, я поеду за помощью, — он сдвинул брови, — Машина моя на ходу, стоит прямо за забором. Заскочу и…
Он махнул тростью.
— Не надо, дедушка, — взмолилась Маша, — Они не дадут! Они ж и вас…
— Вы лучше за больными присмотрите, — сложил руки на груди Трофим.
Дед сник, снова сев на продавленный диван.
— Да что я могу…
Ваня вышел из комнаты, ополаскивая руки в тазу, и встревоженно посмотрел на Трофима, качая головой. Трофим мысленно уже миллион раз перебрал состав зелий, которые они привезли с собой. Выходило, что ничего путного и не было. Можно было немного приостановить действие метки, но Ваня пока и сам справился, влив в больных чуть своей силы.
— Знаете, с чего все началось? — спросил у притихших детей.
Маша подошла к столу и потянулась к конфетам, жалобно глядя на Сережу.
— Да бери уж, чего… — отвернулся он.
Она медленно развернула фантик и положила леденец в рот, зажмурившись.
— Все резко как-то, — Сережа посмотрел на Трофима, — Скотина сначала… Мы думали, это из-за свинокомплекса, который тут строить начали. Мы ж митинги проводили, ругались. А потом коровы полегли. Так мы и думали, это они нам… Они церковь старую снести успели, разрыли там котлован, а потом какие-то разрешения не получили и свернулись.
— Есть чистые тряпки? — спросил Ваня, вытирая руки стареньким полотенцем, — На повязки?
И добавил, глядя на Трофима:
— У Макса на месте пятна язвы образуются, у меня бинтов не хватит…
Маша тут же вскочила и побежала в комнату, открывая низенький зеркальный шифоньер:
— Простыни и наволочки подойдут? — деловито положила стопку на диван рядом с Виктором Палычем.
— Подойдут, подойдут, — ответил он и поднялся, — А ну-ка, малышня, нагрейте-ка мне воды. Уж с этим-то я справлюсь, раны что у животины, что у человека…
Он взял со стола леденец и пошел в комнату, садясь на продавленную кровать Макса.
— Ну-ну, не брыкайся, — ласково донеслось до Трофима, — Сахарок получишь. Ну-тка, что у тебя там?
— Я осмотрюсь, — сказал детям и вышел на улицу. На крайний случай он призовет стихию и выжжет метку, но Макс не умрет. Если это будет стоить ему разума, что ж… Трофим усмехнулся. Один раз он уже пожалел себя, больше не станет.
Ваня вышел следом, сев на маленький каменный порожек.
— Не понимаю, — он потер лицо, — Я делал все, как надо. Не получается. Если бы я больше умел…
— Как они выглядят? — спросил Трофим, зажигая сигарету.
— Всадники? — Ваня зажмурился, — Я видел марево, то расползающееся на спине жеребца, то снова собирающееся в темный сгусток. Будто глаза кто отводил.
— Похоже на полуденицу? — Трофим выпустил дым и посмотрел на солнце, почти скрывшееся за горизонтом.
— Нет, — дернулся парень, — А что? Она?
— Не знаю, но метка у Макса появилась после встречи с ней, — Трофим прислонился спиной к кирпичной стене дома, — Я раньше не слышал, чтобы они вредили, но все бывает в первый раз.
— Ну… — потянул Ваня, — На самом деле, когда мы утром с ним гуляли, пока вы в машине спали, еще до этой старухи, мы видели пасущееся стадо лошадей. Я тогда еще подумал, что не видел, чтоб у нас их так отпускали, не стреноженных, одних… Но тут…
Трофим мотнул головой, выкидывая сигарету.
— Я ж не думал, что это важно, — жалобно добавил парень и замолчал.
— Как стемнеет, сходим посмотрим, что там у церкви, — Трофим подошел к забору и, подтянувшись, выглянул на пустынную улицу.
— А как же? — изумленно вскинулся Ваня, — Нельзя же выходить!
Трофим хмыкнул, оборачиваясь.
— Мы все встретили эту дрянь на лошади. Пострадал только Макс и дед. Макс помоложе, он еще долго сопротивлялся, дед, как ты помнишь, сразу чуть за кромку не ушел. Как думаешь, почему?
— И почему? — удивился тот.
— Потому что ко мне не липнет, — улыбнулся Трофим, отряхиваясь, — А ты у нас вроде как для нежити свой, если помнишь слова мавки. Кроме того, нам нужны компоненты для восстанавливающего зелья. Не уверен, что найдем все тут в окрестностях, но попробовать стоит, тем более с твоим нюхом на травы.
— А кто это вообще? — поднялся Ваня, — Вы знаете?
— Догадываюсь, — Трофим обошел его и открыл входную дверь, — Давай еще раз проверим твоих пациентов, убедимся, что они дождутся помощи. Я помогу, покажу, как стазис накладывать. Мои силы чуть другой природы, скорее навредят, а вот у тебя должно получиться.
Глава 18
Ваня оперся рукой о стену и помотал головой.
— Поешь чего-нибудь, — посоветовал Трофим, наливая чай, — И конфету обязательно, с непривычки всегда так. Раньше ты по наитию силы использовал, поэтому и не уставал.
— Жесть, — Ваня упал на диванчик у стола, на котором в блюдечках стояло несколько свечей.
— Жесть — это когда тебе стадо коров надо привить за день, — подключился Виктор Палыч, — Вот помню, приехал я как-то…
И стушевался, замолчав.
— Да что я, в самом деле, старый… — он потрепал Сережу по волосам, — Тут не до коров сейчас. Спасли вы меня, сынки, — посмотрел на Трофима, — Может и остальным поможете.
Маша села на табуретку перед Ваней и придвинула ему пакетик с леденцами:
— Самое лучшее лекарство, — она улыбнулась, — Правда Сережка мне много не дает, по одной в день, но для гостей не жалко.
Она вдохнула:
— Только бы мама…
— Не мети языком попусту, — дернулся мальчишка, — Накличешь.
Ваня улыбнулся, принимая угощение, и захрустел конфетой, отпивая чай, который ему Трофим поставил.
— Спасибо, правда уже получше.
— Дождемся полуночи и пойдем, — Трофим перебирал содержимое своего рюкзака. Хорошо, корни расковника есть, одной головной болью меньше. Надо будет потом стребовать у Ирины пополнить запасы его трав. Если у кого и есть редкие виды, то это у нее. А то «посмотри, колдун, на деревушку». Ведь знала же, ведьма старая, куда его отправляет, только вот сказать не удосужилась. Он встряхнул мешочек с адамовой головой и задумчиво поглядел на плиту. Он еще успеет сварить зелье. Оно, конечно, не настоится как надо, но на ночь ему хватит.
Покопался в сумке и вытащил маленькую ступку, отсыпал туда чуть сухой травы и принялся толочь, привычно склонив голову к плечу.
— А что это вы делаете? — подошла ближе Маша, заглядывая через плечо, — Заговор на здоровье?
— Почти, — улыбнулся Трофим.
Ваня потянул носом, хмурясь.
Трофим взял ковшик, зачерпнул немного воды и поставил на огонь. Подумал и подлил туда чуть самогона. А затем высыпал траву, помешивая.
Виктор Палыч поерзал на месте:
— Ох, ребят, чую, что нельзя спрашивать, но вы сами-то кто такие?
— Сложно объяснить, — Трофим достал из рюкзака измельченный порошок, открыл его и скривился, чихнув, отмерил чайную ложку и сыпанул следом, тут же убрав ковшик с огня и отставляя в сторону. Почти готово.
Дед кашлянул:
— Мне батя про таких, как вы, рассказывал, — он дернул головой, — Только я думал, сказки все, он только с войны вернулся, мне лет пять было…Рассказывал про то, как вы танки голыми руками поджигали, окопы движением ладоней рыли, про то, как под огнем выносили раненых, лечили тут же…
Маша восторженно охнула, а Сережа подсел поближе. Даже Ваня подобрался, выпрямившись.
— А потом он забывать стал… Несколько лет прошло — и только рукой на меня махал, дескать, что еще за сказки, — дед подпер рукой щеку, — Только я эти истории до сих пор вспоминаю.
Он помолчал и спросил:
— Мы ведь тоже потом не вспомним о встрече с вами?
— Кто знает? — Трофим понюхал содержимое ковшика, довольно кивнув, и отпил, чувствуя, как прокатывается горячее зелье внутри, — Скорее всего нет. Будете помнить про болезнь, про страх, а вот про нас… Людская психика так защищается.
— Жаль, — потянул Виктор Палыч, наливая себе стопку, — Очень жаль.
Трофим дернулся, закрыв глаза, и тут же распахнул их, чувствуя, как затопила чернота радужку. Картинка перед лицом подернулась и выцвела, оставив только яркие пятна на месте людей. Дети светились ярким голубым светом, дед — потусклее, но Трофим довольно кивнул — тот еще десяток лет протянет. А вот Ваня…
Трофим подошел ближе, касаясь рукой перетекающих над головой парня потоков черноты и ослепительно белого света.
— Что? — поднял он глаза, — Что-то не так?
— Все так, — Трофим прошел в комнату и посмотрел на Макса, который уже не стонал, спеленатый стазисным заклинанием. И у него, и у женщины, лежащей на диване, по груди растекались безобразные алые кляксы, пульсируя. Вихри воздушной силы вокруг Макса не прекратили движение, они бились, пытаясь остановить распространение метки. Трофим наклонился, прищурившись, отодвинул мокрые от пота волосы ученика и с интересом уставился на маленькое солнце, будто бы вырезанное на коже прямо под ухом Макса.
— Все нормально? — отодвинул занавески Ваня, заглядывая в комнату.
Трофим обернулся и поманил того к себе:
— Ты видел?
Ваня, нахмурившись, наклонился над кроватью:
— Это? — ткнул пальцем, — Видел. Думал, Макс татуху сделал обережную. Я не чувствую движения болезни у головы, все вниз спускается, поэтому и подумал…
— Обережную, — потянул Трофим и выпрямился, — Нет, Вань, не было у Макса татуировки.
— А что это тогда?
— Оберег и есть.
— А… — Ваня нахмурил лоб, — Кто тогда? Старуха эта что ли? Полуденица? Она потому к нам подошла? С чего бы?
— Видно, и ей новые соседи житья не дают.
— Или, как сказал бы сам Макс, — Ваня хохотнул, — Он просто очень хорошенький.