– Вот он почему так спешил домой, – улыбнулся нойда – По тебе скучал!
– Да если бы! – неожиданно резко отозвалась молодка. – Прежде Вархо совсем другим был. Все к жрецам Бабушки-Березы на капище ходил, беседы с ними премудрые вел… Потом решил уйти к нурманам. Почему – лишь боги ведают… Ну а когда вернулся – мы его вовсе не узнали. Поначалу-то обрадовались: пришел с богатой добычей, красавец, удалец… Девки на него так и вешались. И до свадьбы… и после… И нрав у него переменился – был тихий, себе на уме, а стал резкий, недобрый… Ты ведь и сам с шевами и духами знаешься. Вот и представь…
«А чего ты ждала? – думал нойда, слушая жалобы молодки. – Ещё бы Вархо не измениться! Он ходил в походы, убивал людей колдовством и железом. Насмотрелся такого, что от прежнего юноши и памяти не осталось…»
Он так глубоко ушёл в свои мысли, что не сразу заметил, что Хилья замолчала.
– И ты чародей, да я тебя не боюсь, – сказала вдруг она. – Ты тоже красивый, да не такой, как Вархо…
Нойда смутился. Молодка подсела поближе, протянула руку, отогнула ворот его рубахи и принялась рассматривать знаки, выколотые на груди.
– А наши все тебя испугались. В ограду пускать не хотели. Думали, вдруг ты кузнеца загрыз, в колдуна перекинулся, а теперь нас выманить наружу пытаешься? Хоть батюшка и не велит верить в россказни о чудище, но все верят…
– По всякому меня называли, – хмыкнул нойда. – Но чудищем – впервые!
– А жаль, что ты не оно!
– Что? – рассмеялся нойда.
Легкие прикосновения женщины волновали его. Он потянул ее к себе, но Хилья отстранилась:
– Нам тут нужен кто-то сильный и страшный. Сильнее и страшнее, чем…
Она умолкла.
– Ты тоже веришь, что в лесу бродит чудовище?
– Я не верю, – еле слышно ответила она. – Я знаю.
Нойда отпустил ее:
– Что знаешь?
– Тот, кого ты привез на санях… наш кузнец… Подковы руками гнул, да и в колдовстве толк знал. Но ничего ему не помогло. Его смерть – это знак. Его нарочно на дороге бросили, нам в науку. Всякий, кто захочет отсюда уйти – погибнет. Мы здесь в ловушке, братец…
Нойда обнял ее и прижал к себе. Хилья вцепилась в него так крепко, словно хотела бы раствориться в нем, исчезнуть, стать невидимкой.
– Ты сможешь нас спасти? – прошептала она.
Надежда, которой прозвучала в ее голосе, болезненно отозвалась его в душе. Он не мог ей ничего обещать. И все же сказал, обнимая:
– Я за тем сюда и пришел.
– Пусть твои боги тебе помогут!
Нойда хотел задуть лучину, но Хилья остановила его:
– Не гаси! Пока огонек тлеет, нам будет спокойнее…
Она забралась под овчину, легла и потянула к себе нойду. Он опустился рядом и вскоре тепло наконец окутало его. Угрозы отступили, тревожные мысли на время забылись. Хилья, хоть и увидела его нынче в первый раз, так отчаянно льнула к нему, словно он был ее мужем, вернувшимся с войны. Нойде была хорошо знакома эта лихорадочная нежность и то, что за ней кроется – попросту говоря, страх не дожить до следующей ночи… Ладонь нойды, скользнув по ее бедру под рубашкой, поднялась выше и вдруг остановилась, нащупав старый шрам. Потом, наискось, другой…
– Что это? – прошептал он, – Откуда?
– Не обращай внимания, – отозвалась она, лаская его.
– Это же от клинка! А этот, звездой – от стрелы! На вас нападали?
– Дела давние, – с досадой проговорила она. – Не думай об этом сейчас…
Нойда приподнялся на локте, огляделся. Вокруг царила тьма, только с тихим треском догорала лучина. «Мы в доме, – подумал он. – Нежить не войдет в дом, если ее не пригласят…»
В этот миг он понял, что Хилья права, и чудище в самом деле есть. И он, пожалуй, даже догадывается, что оно такое.
– Нечего бояться, братец, – прошептала Хилья ему на ухо, словно читая мысли. – Поверь, сейчас нечего…
На улице ветер взвыл ветер. Дом тяжко вздохнул, словно больной старик. По полу засочился мертвенный холод.
Нойда, уступая ласкам Хильи, откинулся на спину и закрыл глаза.
Глава 3. Кузнецова дочка
Утро выдалось ветреным и ясным, будто нойда одним своим приходом разогнал нависшие над водским лесом тучи. Сам он, однако, понимал, что поиски только начинаются – а, скорее всего, и беды Кадая с сородичами. Первым делом нойда попросил Хилью показать, где живет сестра кузнеца, забравшая вчера сани с мертвецом. Но до ее дома они не дошли, встретились по пути – Койва сама спешила им навстречу с очень озабоченным видом.
– Доброго утра вам! – воскликнула она, бросив быстрый косой взгляд на Хилью. – А мне бы с чародеем поговорить. Дело есть неотложное…
– Об Искре тревожишься? – негромко спросила Хилья.
В ее белесо-голубых глазах вдруг что-то неуловимо изменилось, будто ледяной сполох полыхнул и тут же пропал.
– Как же не беспокоиться? – тонким голоском отозвалась сестра кузнеца. – Мы еще с листопада за нее, бедняжку, боялись…
– Поменьше бы хвостом вертела – и не было бы теперь причины бояться, – в тон ответила Хилья.
Взгляды женщин на миг скрестились, как ножи. Потом Хилья развернулась и направилась в обратную сторону. Койва выждала, когда невестка старейшины отойдет подальше, и подступила к нойде.
– Помоги, колдун, – начала она без обиняков. – Кузница брата стоит в лесу, где ручей в озеро впадает. Там двое подмастерьев и моя племянница, Искра. Прошу, сходи туда, погляди, там ли она? А если там… жива ли? Если нет, привези тело! Мы их вместе с отцом ныне на закате и сожжем. На всякий случай сразу сани возьми, они на дворе стоят…
– А вы сами-то с мужем что не идете?
Койва расхохоталась, будто нойда предложил что-то дикое и нелепое.
– Шутки у тебя, чародей! Куда нам против оборотня? А ты как-то невредимым сюда добрался – может и с ним справишься. Пошли, дам санки…
Нойда схватил женщину за руку, понуждая остановиться.
– Что знаешь про оборотня?
Койва на грубость не обиделась. Сперва оглядевшись по сторонам, быстро заговорила:
– Тут вишь какое дело – жить-то всем хочется. Люди говорят: кого помянешь, того и накличешь. Упырь в деревню пока не лезет… Ну а если полезет? Кто ему помешает?! Тут у нас такое творится, что сама Бабушка-Береза за триста лет не припомнит… Сам небось видел, что словенское селение у перевоза стоит пустое. Все бросили и ушли – а там был богатый, людный торг. Когда все только начиналось, у нас многие думали на волков… Дядя Кадай громче всех об этом кричал, убеждал всех не беспокоиться, дескать, скоро все прекратится. Мы его слушали, чего-то ждали, время теряли… А словене сразу пошли к волхвам. На той стороне у них святилище Велеса. Брат как раз ездил на торг, когда волхв приносил жертвы Лесному Батюшке. После той требы все словене ушли за реку невредимыми, никого чудовище не тронуло. А водь осталась тут – на погибель…
– Погоди-ка! – воскликнул нойда, прижимая руку ко лбу.
Он вспомнил знак на лбу волчьего черепа. Вспомнил, где видел его прежде, и что он означает.
«Велесовы вилы!»
Колючая снежинка, – а на самом деле скрещение четырех трезубцев, – была сильнейшим оберегом, защищающим от угроз одновременно из земного и призрачного миров. Это не оберег против волков – совсем наоборот! Жрецы Велеса призвали волков, чтобы те сторожили дорогу, пока люди перебирались на другой берег. А скотину словене, значит, сами в хлеву оставили – волкам в уплату…
Да, Койва рассказала важные вещи. Странно, что о них не упомянул Кадай. Обряд явно указывал, что волхвы защищали людей не от живых зверей, а от некоей твари из-за Кромки. Причем очень опасной – судя по тому, что посоветовали людям уйти за Стругу. Итак, оборотень…
– А у соседских родов что творится? – спросил нойда.
– Мы не знаем, – вздохнула Койва. – За околицу высунуться боимся. Мужчины в лес не ходят, силки не ставят…
– Кто-то видел этого оборотня?
Койва замахала руками в ужасе.
– Спаси меня, Бабушка-Береза! Если б я его видела – мы бы сейчас с тобой не разговаривали! Поймай его, колдун! Невозможно же – в таком страхе живем. А он будто кругами по лесу вокруг нашей деревни ходит… И круги-то все теснее и теснее… Всех собак в деревне унес…
– Погоди, – остановил ее нойда. – А Кадай сказал – волки?
Койва опять стрельнула вбок глазами.
– Не говори Кадаю, что разговаривал со мной. И что я тебе рассказала про словен, прошу, не пересказывай. Кадай очень злится, когда мы говорим, что надо хотя бы к жрецам Бабушки Березы за помощью послать… Сказал, никого не выпустит. А кто нос за околицу высунет – за тем следующим оборотень придет… Ну что, возьмешь сани?
– Нет пока. Куда идти?
– Пошли, покажу. Как выйдешь за ворота, иди направо. Там тропа через лес прямо к речке, недалеко…
Прежде чем отправиться к кузнице, нойда вернулся в дом старейшины. Бубен решил на сей раз оставить, чтобы освободить руки, но взял плеть и длинный железный нож с березовой рукоятью. Пока возился, надевая поверх обычного ремня шаманский пояс, в дверь заглянула Хилья.
– Помочь?
– Даже не прикасайся, – остерег он ее. – Нельзя!
Хилья послушно попятилась, но не ушла, продолжая наблюдать за его сборами.
– Эта Искра, кузнецова дочка, – сказала она наконец, – та еще ветрогонка. Все женихов перебирала, самого лучшего ей подавай… Парни ей не годны, так за чужих мужей принялась…
– Ты знаешь, – перебил ее нойда, – что у вас в избе нет домового?
Молодка вздрогнула.
– Нет…
Нойда указал на трещину в печке.
– Сбежал.
Хилья тяжело вздохнула и промолчала. Нойда покосился на нее, чувствуя, как внутри разгорается злость.
– Сказать, откуда у тебя шрамы? – внезапно спросил он. – Вспомни, Хилья, бывало с тобой такое: стоишь у печи, или скажем, на речке белье стираешь, и вдруг как ударит! Потом долго болит, и на этом месте проступает рубец…
– Откуда ты знаешь? – испуганно спросила женщина.
– Это сильные чары, своего рода договор, и тут нужна воля двоих, чтобы они сработали. Вместе поют заклинание; потом один уходит воевать, а другой получает все его раны. Тот, кто воюет, станов